Страница 66 из 76
— Везде, куда бы я ни пошла, меня преследует блять "Старший Брат", — рычу я. — Кто, черт возьми, смотрит, и почему они не должны слышат, как ты рассказываешь мне, почему меня разлучили с моим братом-близнецом? Почему удовлетворение этих больных ублюдков важнее, чем рассказать мне, твоей так называемой дочери, почему ее прошлое оказалось таким дерьмовым?
Я встаю, в отчаянии расхаживая по небольшому пространству, мое сердце бешено колотится в груди, а гнев бежит по венам, пока я пытаюсь сохранять спокойствие.
— Мы не можем раскачивать лодку, Иден, — бормочет моя мама, беспомощно глядя на меня, и я останавливаюсь на полушаге, оборачиваясь, чтобы свирепо посмотреть на нее.
— Почему все, блядь, продолжают это повторять? — Я огрызаюсь, вспоминая, как Ксавье говорил это ранее. Выглядывая в окно сквозь слегка опущенные жалюзи, я вижу черную машину, взятую напрокат, точно там, где она была, когда я ее оставила, но могу только предположить, что он все еще сидит там. Терпеливо жду.
— Мне жаль, Иден. Мы вообще ничего этого не хотели. Но все вышло из под контроля, и мы сделали то, что считали правильным, чтобы обеспечить безопасность всех.
— Но сейчас любой, кто еще жив, не в безопасности, так что сейчас это кажется чертовски бессмысленным. Как будто вся серьезность ситуации в настоящее время ложится на мои плечи, а не на твои, как это должно было быть изначально, — говорю я ей, и она откидывает голову назад со вздохом на губах. Она даже не спорит со мной, что только расстраивает меня. Какой смысл Ксавье привозить меня сюда?
Она не дает мне ответа, потому что я чертовски права. Что бы мои родители ни думали, что они делают, чтобы защитить себя, это только сделало их проблемы моими. Даже Арчи. Почему это? Почему Арчи не ждет та же участь, что и меня?
Я провожу руками по волосам, мое тело покалывает от всех накопившихся эмоций, бушующих внутри меня.
— Что, черт возьми, случилось, что заставило Илану так себя вести? — Я размышляю про себя, но звук, с которым моя мать прочищает горло, дает мне понять, что она это услышала. — Я бы хотела, чтобы ты перестала защищать себя, притворяясь, что защищаешь меня. Ни один из этих секретов не защищает меня, они загоняют меня в угол и ставят в совершенно невыгодное положение.
Делая глубокий вдох, я прижимаю пальцы к вискам, желая ослабить давление, но она по-прежнему сидит и ничего не говорит. Совсем ничего. Это чертовски бесит. Оглядываясь на нее, я вижу, как слезы текут по ее лицу, но этого недостаточно.
— Ты мне ответишь? Скажи что-нибудь, хоть что-нибудь, только перестань хранить молчание. Неужели у тебя больше нет желания быть моей мамой теперь, когда я знаю…
— Нет, нет, конечно, нет. Ты всегда будешь моей дочерью, я буду любить тебя вечно, но ты не понимаешь, — умоляет она, поднимаясь на ноги и кладя руки мне на плечи.
От ее слов мое беспокойство немного успокаивается, но, как всегда, мы так и не продвинулись вперед. — Тогда дай мне что-нибудь, мама, пожалуйста, — умоляю я, мои руки обвиваются вокруг ее запястий, пока она смотрит мне в глаза.
— Иден, Илана, ну, она…
Входная дверь внезапно распахивается, с грохотом ударяясь о стену, и на открытом пространстве появляется мужчина. Он одет с ног до головы в черное, на лице солнцезащитные очки в тон, руки сложены на груди.
— Пора, — ворчит он, прерывая мою маму, и ее руки опускаются с моих плеч, а лицо бледнеет.
— Еще пять минут, — выпаливаю я, но он уже качает головой.
— Нет, сейчас. Рез будет здесь через минуту, и согласно правилу, к тому времени, как он вернется, ее уже не должно было быть.
Кто, черт возьми, этот парень? Я делаю шаг к нему, готовая высказать свое мнение, но Ксавье опережает меня.
— Следи за своим гребаным языком, — рычит он, протискиваясь плечом мимо мудака, пока ищет меня. Как только его взгляд падает на меня, пытаясь разобраться в ситуации, мое бешено колотящееся сердце немного успокаивается. — Нафас, мне жаль. Этот придурок прав, он просто не умеет вежливо излагать свои слова. — Он свирепо смотрит на парня, который никак не реагирует, и я чувствую, что тону.
— Но, Ксавье, я…
— Иден, мне нужно, чтобы ты вспомнила, о чем мы договорились, прежде чем ты вышла из машины. Я знаю, ты ненавидишь это, и это заставляет меня ненавидеть это тоже, но я обещаю, что это правильный поступок, — спокойно говорит он, протягивая мне руку, и я просто смотрю на нее.
— Тебе пора идти, Иден, — бормочет мама, пытаясь подтолкнуть меня к Ксавье, и я в отчаянии прикусываю губу изнутри.
— Ксавьер, она как раз собиралась рассказать мне, что случилось с Иланой…
— Я не думаю, что она бы это сказала, Иден. Судя по тому, как этот парень летал вокруг дома, я могу только предположить, что она сказала что-то, что включило охрану, и теперь мы здесь. — Его голос мягкий, как будто он беспокоится о том, как я отреагирую.
Я перевожу взгляд на маму, но она не смотрит мне в глаза, опустив взгляд на свои ноги. Когда, черт возьми, моя мама стала такой слабой сукой? Они хотят, чтобы я ушла. Они все хотят. Так почему я стою здесь и готова бороться? Очевидно, она не хочет, чтобы я боролась за нее, и она тоже не выглядит готовой бороться за меня.
Прижав руки к бокам, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, а когда открываю их, обнаруживаю Ксавье, все еще протягивающего руку в мою сторону. Очень медленно я протягиваю свои дрожащие пальцы к его, и его рука крепко обхватывает мою, когда он притягивает меня ближе и целует в висок.
Стараясь не выглядеть так, будто меня придется вытаскивать из дома, я ставлю одну ногу перед другой и тащу Ксавьера к двери. Когда он открывает передо мной пассажирскую дверь, я слышу голос моей мамы. Оглядываясь через плечо, я замираю на месте, когда она смотрит на меня умоляющими глазами.
— С Днем Рождения, Иден.
Почему кажется, что ее слова слишком запоздали? Никаких объятий, никаких "Я люблю тебя". Если бы я не чувствовала себя такой оцепеневшей прямо сейчас, ее действия вывели бы меня из себя.
Отпуская руку Ксавье, я забираюсь на пассажирское сиденье, позволяя ему захлопнуть дверцу и пробежаться к водительскому сиденью. Когда он плюхается на сиденье рядом со мной, перед нами паркуется внедорожник, и я слышу, как Ксавье чертыхается себе под нос, но он не жмет на педаль газа и не мчится прочь, как я от него ожидаю. Вместо этого он пристально смотрит на меня.
Его карие глаза изучают мои, и кажется, что его руки дрожат, когда он продолжает смотреть на меня.
— Мне очень жаль, Иден. Я привел тебя сюда, чтобы заставить тебя улыбнуться, помочь тебе забыть обо всем дерьме и просто дать тебе время увидеть свою маму и заставить тебя улыбнуться в твой день рождения. Ты такая храбрая, такая сильная, и я не хочу, чтобы это сыграло какую-то роль в причинении тебе боли.
— Это не твоя вина, Ксавье. Давай просто уедем, — бормочу я, но он не двигается.
Я чувствую оцепенение, полное оцепенение. Мои эмоции отключаются, потому что я не хочу признавать, насколько мне больно. Лучше ничего не чувствовать, чем боль, причиняемую теми, кому должно быть не все равно. Поэтому я ничего не чувствую.
— Я сделаю все возможное, чтобы все исправить. Мы вернемся за ней, Иден. Я клянусь в этом. — Я не уверена, пытается ли он убедить меня или себя, но я слегка киваю ему, опустив взгляд на свои колени. Он приподнимает мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом, и делает глубокий вдох. — Я сделаю все, что потребуется, Иден, потому что я люблю тебя.
Он что?
Когда я падаю обратно на свое место, пальцы Ксавье соскальзывают с моего лица. Он пристально смотрит на меня, ожидая ответа, но что мне сказать на это, когда я знаю, что это неправда?
С тяжелым вздохом я поворачиваюсь к нему лицом. — Ксавье, ты меня не любишь. Любить кого-то означает отказаться от контроля, пойти на компромисс, а это просто не тот, кто ты есть, — тихо бормочу я, складывая руки на коленях, пока он таращится на меня.