В лесу

У второй группы тоже закончились занятия. Из коридора доносились голоса родителей, топот детских ног, болтовня.

– Вы и Джессику учили? – спросила Кэсси. – Она тоже сдавала экзамены в Королевское балетное училище?

На начальном этапе расследования, если у вас нет очевидного подозреваемого, единственная верная стратегия – выяснить как можно больше о жизни жертвы и надеяться, что где-то звякнет тревожный звоночек. И я не сомневался, что Кэсси права и нам надо побольше узнать о Девлинах. К тому же Симоне Кэмерон хочется поговорить. Такое часто случается – люди отчаянно цепляются за возможность с кем-то поделиться, потому что когда умолкнут, мы уйдем и оставим их наедине со случившимся. Мы слушаем, киваем, сочувствуем – и записываем все до последнего слова.

– Я занималась со всеми тремя сестрами, в разное время, конечно, – ответила Симона. – Когда Джессика была помладше, у нее имелись способности и она старалась. Но с возрастом появилась патологическая застенчивость, и индивидуальные занятия превратились для нее в муку. Я сказала ее родителям, что лучше избавить девочку от таких страданий.

– А Розалинд? – спросила Кэсси.

– У Розалинд имелся некоторый талант, но ей недоставало прилежания, и она хотела немедленных успехов. Через несколько месяцев она бросила и, кажется, стала учиться игре на скрипке. Мол, так родители решили, хотя, по-моему, ей просто надоело. С детьми такое часто бывает, если они не достигают успехов немедленно и осознают, сколько им предстоит работы, то пугаются и бросают. Но, сказать по правде, ни одной Королевское балетное училище в любом случае не светило.

– А Кэти? – Касси слегка подалась вперед.

Симона долго смотрела на нее.

– Кэти работала… сериио-озно. – Так вот откуда в ее словах такая четкость – похоже, где-то внутри в ее произношении пряталась нотка французскости.

– Серьезно, – повторил я.

– Не просто серьезно, – сказала Кэсси. Ее мать была наполовину француженкой, и детство Кэсси прошло у бабушки с дедушкой в Провансе. По ее словам, говорить по-французски уже разучилась, но на слух все понимает. – Не просто серьезно, а профессионально.

Симона склонила голову:

– Да. Ей даже тяжелая работа нравилась, не только результаты, а именно труд. Настоящие таланты в танцах встречаются редко, а стремление превратить это в дело всей жизни встречается и того реже. А уж одновременно и то и другое… – Она снова прикрыла глаза. – Иногда Кэти просилась прийти сюда вечером, когда один из залов пустует, и порепетировать.

Вот и сейчас близился вечер. Крики мальчишек на скейтах казались далекими и размытыми. Я представил Кэти Девлин в этом зале, в одиночестве. Вот она с отстраненной сосредоточенностью смотрит в зеркало, вот медленно кружится и наклоняется, взмахивает ногой в пуантах, фонари рисуют на полу оранжевые прямоугольники, в стареньком магнитофоне хрипят “Гносиенны” Сати.

Симона и сама, похоже, относилась к работе серьезно. Как она, интересно, вообще оказалась тут, в Стиллоргане, над видеосалоном, где воняет жиром из соседней закусочной и где ей приходится учить балету девочек, чьи матери полагают, будто это полезно для осанки, или хотят сфотографировать дочку в балетной пачке? До меня вдруг дошло, как много значила для нее Кэти Девлин.

– А как мистер и миссис Девлин относились к занятиям Кэти? – спросила Кэсси.

– Они очень поддерживали ее, – без раздумий ответила Симона. – У меня как гора с плеч свалилась, когда я это поняла. Далеко не любые родители готовы отправить ребенка в этом возрасте в училище, и большинство по вполне понятным причинам не жаждут, чтобы дети становились профессиональными танцорами. А вот мистер Девлин, напротив, поощрял желание Кэти поехать. Он был очень привязан к ней. Меня восхищало, что отец так желает дочери счастья, что ради этого даже согласен расстаться с ней.

– А ее мать? – спросила Кэсси. – Она тоже была привязана к Кэти?

Симона слегка дернула плечом.

– По-моему, не так сильно. Миссис Девлин… Я ее не понимаю. У нее всегда такой вид, будто собственные дочери ее смущают. Возможно, она просто не очень умна.

– В последние два месяца вы не замечали ничего странного? – спросил я. – Вас никто не донимал? Обычно балетные курсы, бассейны и скаутские отряды настоящий магнит для педофилов. Если кто-то подыскивал себе жертву, не исключено, что он пришел сюда и выбрал Кэти.

– Понимаю, о чем вы, но нет. Мы за подобным следим. Примерно лет десять назад какой-то тип залезал на ограду вон там, на холме, и в бинокль наблюдал за нашими занятиями. Мы заявили в полицию, но они ничего не предпринимали, пока он не попытался заманить маленькую девочку в машину. С тех пор мы сохраняем бдительность.

– Никто не проявлял к Кэти особого интереса?

Подумав, она покачала головой. Нет, никто. Ею многие восхищались, участвовали в сборах на обучение Кэти, но особенно никто не выделялся.

– Ее таланту завидовали?

Симона рассмеялась, смешок получился короткий и резкий, больше похожий на выдох.

– У нас тут родители не такие искушенные. Они хотят, чтобы их дочки просто немного потанцевали, ведь это миленько, а делать профессионалами их никто не собирается. Некоторые девочки ей завидовали, это точно. Но чтобы убивать? Нет.

Она вдруг показалась мне вымотанной. Ее изящная поза не изменилась, а вот в глазах поселилась усталость.

– Спасибо, что уделили нам время, – сказал я. – Если у нас возникнут еще вопросы, мы с вами свяжемся.

– Она мучилась? – коротко бросила Симона. На нас она не смотрела.

Она первая задала этот вопрос. Я начал было проговаривать обычный ничего не значащий ответ, о результатах вскрытия в том числе, но Кэсси сказала:

– На это ничто не указывает. Мы пока ни в чем не уверены, но на первый взгляд смерть наступила быстро.

Симона с усилием повернула голову и посмотрела Кэсси в глаза.

– Спасибо, – сказала она.

Провожать нас она не стала – насколько я понял, сомневалась, что у нее хватит сил. Закрыв дверь, я заглянул в круглое окошко и напоследок посмотрел на нее. Прямая и неподвижная, она сидела, сцепив руки на коленях, – сказочная королева в башне, оплакивающая принцессу, которую украла ведьма.

– “Я больше никогда не заболею”, – повторила Кэсси в машине, – и ведь не заболела. Как там Симона сказала? Сильная воля?

– Возможно.

Похоже, ей в это верилось слабо.

– А может, девочка симулировала болезнь, – предположил я, – тошноту и понос изобразить несложно. Может, она так старалась привлечь к себе внимание, а после того, как ее приняли в училище, ей это больше не требовалось. Теперь она и безо всякой болезни получала достаточно внимания – статьи в газетах, сбор денег и прочее… Курить хочется.

– Синдром Мюнхгаузена, только юного?

Кэсси повернулась, ухватила с заднего сиденья мою куртку и нашарила в кармане сигареты. Я курю красные “Мальборо”, у Кэсси любимых сигарет нет, но обычно она покупает легкие “Лаки Страйк” – лично я считаю их девчачьими. Она прикурила парочку и протянула одну сигарету мне.

– А медицинские карты ее сестер нам дадут посмотреть?

– Сомнительно, – ответил я. – Сестры живы, информация закрытая. Если получить разрешение от родителей…

Кэсси покачала головой.

– Почему ты так решила?

Она на несколько дюймов опустила стекло, и ветер сдул с ее лба кудряшки.

– Не знаю… Джессика, ее близняшка, – такая зайка. Может, она, конечно, просто переживает из-за Кэсси, но уж очень худенькая. На ней был свитер не по размеру большой, и все равно видно, что девочка меньше Кэти, а ведь и та не тяжеловес. И вторая сестра… С ней тоже что-то не так.

– Розалинд? – спросил я.

Видимо, голос у меня прозвучал странновато, потому что Кэсси покосилась на меня.

– Тебе она понравилась.

– Да, наверное, – признался я, сам не знаю, почему с вызовом. – Вроде милая девушка. И о Джессике так заботится. А тебе что, не понравилась?