Последняя подопечная

Эта система управления сохранилась до последних дней испанского господства на Марианских островах, т. е. почти до конца XIX столетия.

II

Испанская колонизация островов Микронезии, особенно в первый период, оказала губительное воздействие на жизнь их населения. Замечательный русский мореплаватель О. Е. Коцебу, посетивший Марианские острова в начале XIX в., с грустью замечал в своих записках: «Достойно сожаления, что испанцы при захвате этого архипелага и насильственном насаждении здесь католичества истребили все коренное население»{27}.

Это действительно так и было. Отец Санвиторес, в 1669 г. совершая поездку по Марианским островам, подсчитал, что население архипелага составляло около 100 тыс. человек. К концу XVII в. количество аборигенов Марианских островов не превышало нескольких тысяч. Пытаясь исправить положение, испанцы стали завозить туда жителей из других районов (главным образом с Филиппин и из Мексики), которые, смешиваясь с коренными обитателями, образовали, в сущности, новую народность. Представить себе внешность, характер, правы и обычаи аборигенов Марианских островов можно, лишь обращаясь к описаниям тех европейских мореплавателей, которые посещали архипелаг на протяжении XVI–XVII вв.

Спутник Магеллана — Антонио Пигафетта, ставший летописцем его плавания, так описывал жителей Гуама: «Каждый из этих туземцев живет согласно своей воле, так как у них нет властелина. Ходят они нагие, некоторые носят бороду и черные волосы, опускающиеся до пояса. Они носят подобно албанцам небольшие шляпы из пальмовых листьев. Они такого же роста, как и мы, и хорошо сложены. Они ничему не поклоняются. Цвет их кожи смуглый, хотя родятся они белыми. Зубы их окрашены в красный и черный цвета, они считают это признаком самой большой красоты. Женщины ходят голые, только срамная часть у них покрыта узкой полоской тонкой, как бумага, коры, растущей между древесиной и корою пальмы. Они миловидны и изящно сложены, цвет кожи у них светлее, чем у мужчин. Черные волосы их распущены и падают до земли. Женщины не занимаются полевыми работами, а проводят время за плетением циновок, корзин и изготовлением других хозяйственных предметов из пальмовых листьев. Пищу их составляют кокосовые орехи, бататы, фиги величиной в одну пядь, сахарный тростник и летающие рыбы, помимо другого съестного. Они мажут тело и волосы кокосовым и кунжутным маслом. Дома их построены из дерева, крышей служат жерди, на которых лежат листья фигового дерева длиною в две пяди; имеются полы и окна. Комнаты и постели убраны очень красивыми пальмовыми циновками. Спят они на пальмовых тюфяках, очень мягких и нежных. Иного вида вооружения, кроме копья с насаженной на его конце рыбьей костью, у них не имеется… Они бороздят море на своих лодчонках, что служит развлечением как мужчин, так и женщин. Они напоминают собой физолеры (небольшие быстроходные лодки на веслах. — К. М.), но они уже, некоторые окрашены в белый или красный цвет. Напротив паруса лежит заостренное в конце бревно; к нему накрест прикреплены жерди, опускающиеся в воду, чтобы уравновесить лодку. Парус изготовляется из сшитых вместе пальмовых листьев… Рулем служит лопасть, похожая на лопатку булочника, с куском дерева на конце. Корма служит также и носом; в общем, они напоминают дельфинов, которые перескакивают с волны на волну. «Воры» (островитяне. — К. М.), судя по знакам, которые они делали, были в полной уверенности, что, кроме них, на свете иных людей нет!»{28}.

Заселение Марианских островов, как считают, шло из Юго-Восточной Азии через Филиппины и Каролинские острова. На многие столетия связь между людьми, осевшими на Марианских островах, и внешним миром была прервана. Не удивительно, что аборигены Гуама считали себя единственными жителями земли.

Приведенное нами выше описание внешнего вида жителей Гуама, видимо, вполне соответствовало действительности, поскольку оно, в общем, не отличается от других описаний, сделанных европейцами в первые десятилетия после испанской колонизации острова. Приведем, например, слова Санвитореса: «У жителей Марианских островов цвет кожи несколько светлее, чем у филиппинцев, они выше ростом, дороднее и сильнее европейцев, приятны внешне, с привлекательными лицами. Они настолько тучны, что кажутся распухшими. Они остаются в добром здравии до преклонного возраста и очень часто живут до девяноста или ста лет…»{29}

В первых сообщениях европейцев об аборигенах Марианских островов подчеркивались большая физическая сила последних и их атлетическое сложение. Так, в одном из них говорилось, что туземцы огромного роста и очень сильны: «один из них, стоя на земле и схватив за ноги двух рослых испанцев, мог приподнять их на один фут (фут равен примерно 30 см. — К. М.) так легко, как если бы они были детьми»{30}. Пользуясь пращой, островитяне бросали камень с такой силой, что он глубоко проникал в ствол дерева.

Европейцев поражало умение туземцев великолепно плавать. Однажды к испанскому моряку, который с мечом в руке стоял на вахте, незаметно подплыл абориген, «выхватил у него меч и поплыл обратно. Когда моряк закричал, несколько солдат приготовились стрелять в туземца из аркебуз, как только тот вынырнет из воды. Заметив это, островитянин показался на поверхности, махая руками и давая понять, что у него ничего пет. Это заставило солдат воздержаться от стрельбы. После нескольких минут отдыха туземец снова нырнул и плыл под водой, пока не оказался вне досягаемости аркебуз. Уверенный в своей безопасности, он взял меч, который был спрятан между ног, и стал делать им выпады, посмеиваясь над теми, кого так легко обманул»{31}. Аборигены плавали так превосходно, что могли поймать рыбу руками.

Согласно ранним описаниям европейцев, древние жители островов были веселы и дружелюбны, обладали редким упорством и храбростью. Францисканский миссионер, который в 1596 г. жил на Марианских островах, писал о том, что аборигены сговорчивые люди, они «угощали его и его спутников и оказывали им большое уважение»{32}. Когда того требовали обстоятельства, островитяне становились серьезными, но чаще пребывали в состоянии беспечности и довольства, рассказывая истории, забавляясь, танцуя, состязаясь в силе и ловкости. Они получали большое наслаждение от шуток и розыгрышей. Как уже говорилось, Ф. Магеллан посчитал аборигенов Марианских островов весьма склонными к воровству. Но он ошибся. «Наши люди, — пишет современный гуамский ученый И. Гуерреро, — в древние времена жили племенами… Каждое племя само себя обеспечивало всем необходимым для жизни… Распределение товаров производилось на основе системы обмена. Обмен осуществлялся как между племенами, так и внутри племени между его членами… Система обмена дожила в сократившемся объеме до второй мировой войны. Некоторые ее элементы сохранились и поныне. Магеллан назвал Гуам островом Воров по совершенному недоразумению. Магеллан взял воду, продукты питания и другие вещи у наших людей, а наши люди взяли то, в чем они нуждались, с кораблей Магеллана. Магеллан назвал это воровством, а наши люди восприняли это как обмен»{33}.

Священник Ф. Гарсиа отмечал, что, «хотя островитян называют ворами из-за нескольких стянутых кусков железа с нашего корабля, они не заслуживают этого прозвища. Они оставляют открытыми свои дома, и очень редко из них что-нибудь пропадает»{34}.

В ранних сообщениях европейцев об островитянах говорилось, что аборигены-мужчины не носили никакой одежды, «даже лоскутка на срамных местах», а женщины или обвязывали вокруг талии шнур, «к которому привешивали немного травы или листьев деревьев»{35}, или прикрывались небольшими передниками, сделанными из пальмовых листьев. Во время рыбной ловли мужчины иногда надевали маленькие шляпы конической формы и зеленые козырьки из листьев, защищавшие от резкого света, изредка обувались в сандалии из пальмовых листьев. В праздники женщины вплетали в волосы венки из цветов, на шею вешали ожерелья из панциря черепахи или красных ракушек, которые ценились очень высоко, а к поясу привязывали нитки с маленькими кокосовыми орехами, которые красиво смотрелись поверх юбки из травы или листьев. Единственным украшением мужчин была тщательно сделанная трость. Об этом сообщил отец Гарсиа: «Неженатые мужчины… имели обыкновение ходить с палкой, называвшейся тунас, увитой причудливым орнаментом и раскрашенной корнями растения, называемого монгу: к рукояти палки они прикрепляли три узкие ленты с тяжелой бахромой, вырезанные из мягкой коры дерева»{36}.