Кто вы, юкагиры

Почтение юкагиров к предкам проявлялось и в передаче их имен живым. При этом иногда человек получал даже сразу два имени: первое — одного предка, а второе — другого. Например, отец Н. И. Спиридонова Иван Егорович Спиридонов (он же Чокорон-эчиэ) носил юкагирское имя Атыляхан Иполун. Атиляха — звали одного его предка, Иполло (Иполун) — другого. Читатель помнит эти имена по фольклорному повествованию о крещении юкагиров.

Между прочим, имя Атиляха происходит от якутского слова тюлях—«волосатый», «мохнатый». Иохельсон, записавший от И. Е. Спиридонова несколько фольклорных текстов, сообщает, что Иван Егорович был «единственным юкагиром» из всех виденных им, который имел «довольно большую бороду». Вероятно, был бородат и давний его предок, носивший такое же прозвище (или имя).

Благодаря традиции давать потомкам имена предков укреплялась связь настоящего с прошлым и будущим, утверждалась преемственность, и жизнь каждого человека становилась как бы звеном в необозримо долгой цепи существования народа.

В похоронном обряде юкагиров многое напоминает нам о тунгусах, но есть и определенные, я бы даже сказал принципиальные, различия. Во-первых, юкагиры не боялись мертвых. Во-вторых, они ориентировали покойников глазами на юг, тогда как тунгусы — на восток. И те и другие считали, что покойный должен видеть солнце, и однако же юкагир видит солнце на юге, а тунгус — на востоке… Почему мертвый должен видеть солнце? Юкагиры отвечают очень просто: «Потому что солнце — бог…»

Есть и еще одна, свойственная только юкагирам, особенность: они «стыдились» смотреть на лицо умершего, подобно тому как «стыдились» смотреть на «лицо» убитого лося…

Отголоски традиционных представлений о предках и вообще о загробной жизни сохраняются и у нынешних юкагиров.

На кладбище возле Ойотунга я видел рядом с могилами продырявленные чайники, тазы, миски, сломанные нарты, сложенные в кучки предметы одежды. На могильных крестах висели оленьи седла. Все эти вещи, по воззрениям юкагиров (как и тунгусов), должны были служить покойникам на том свете. Вещи слегка портили для того, чтобы отличить их от вещей, принадлежащих живым.

*

Культ предков нашел своеобразное воплощение в юкагирском шаманстве.

Верхнеколымские юкагиры называют шамана алма, а алазейские — волмэн. В обоих случаях слово образовано от глагола со значением «делать». Шаман — это «деятель»… Шаманы древних юкагиров были очень влиятельными людьми, они фактически направляли всю их жизнь.

Одна из зловещих черт юкагирского шаманства — принесение в жертву людей и животных. Рядовыми жертвами юкагирских шаманов являлись собаки. Об этом упоминается во многих фольклорных рассказах. В одном говорится, что шаман своевременно принес в жертву собаку и тем самым оградил свой дом от нападения ламутов.

К человеческим жертвоприношениям юкагиры прибегали в особо серьезных случаях. Выбор, как правило, падал на девушек. В юкагирской сказке о «каменной девке» говорится о том, что некий старичок-шаман во время камлания бросил в воду свою старшую дочь. Девушка, «по течению плывя, шаманкой сделалась» и, «шаманя, дала» каменной девке (духу скалы) свою младшую сестру — т. е. тоже, видимо, бросила ее в воду. «Каменная девка» забрала ее к себе в гору…

Следует подчеркнуть, что тунгусы, с которыми у юкагиров очень много общего, ограничивались принесением в жертву домашних оленей — обычно на похоронах. О принесении тунгусами в жертву людей по приказу шамана мне не приходилось слышать или читать. Это, несомненно, указывает на то, что юкагирские предки имели иную, более архаическую, культуру, нежели предки тунгусов.

В древности юкагирское шаманство носило так называемый семейный характер: шаманы имелись почти в каждой семье. Профессиональных шаманов, подобных тунгусским, юкагиры не знали.

До прихода тунгусов юкагирские шаманы камлали без бубнов. «На реке Шаманкиной тогда жил шаман по имени Кожэдэн, — рассказывал мне Е. И. Шадрин. — У него не было барабана, и он лечил своих людей тем, что убивал собаку и оплетал ее кишками урасу, в которой жил. Из-за него и река стала называться Шаманкиной…»

Яйцевидный бубен, обтянутый кожей двухлетнего оленя, колотушка из креня, обшитая камусом[48], шапка с бахромой из ремешков, спускающихся до груди, — все эти атрибуты профессионального шаманства юкагиры заимствовали у тунгусов.

Возле поселка Ойотунг мне показали могилу юкагирской шаманки. Над могилой возвышался крест, но раньше над ней стояла тренога из шестов. На вершине треноги были укреплены три деревянные птички: утка, сова и еще одна, не известная мне. Птички — символы тунгусских шаманов, которые во время камлания воображают себя летящими утками, совами, воронами и другими птицами.

Духами-помощниками юкагирских шаманов, как и тунгусских, служили мамонт, медведь, лось, волк, лисица, орел, ворон, кукушка, гагара. Самыми сильными юкагиры считали духов мамонта и медведя, в особенности первого. Дух мамонта — холхут айби — использовали наиболее «лютые шаманы», но даже они не всегда решались прибегать к столь страшному средству…

Как известно, шаманы отдельных родов, особенно «сильные», нередко враждовали друг с другом и вели символические поединки, напуская друг на друга своих духов-помощников. Но этого, по-видимому, было недостаточно для анадырских шаманов, которые, по сообщению Афанасия Дьячкова, кидали друг в друга продолговатыми небольшими камнями. Дьячков пишет, что шаманы соблюдали очередность в бросании камней: получивший контузию шаман несколько часов лежал бездыханным, но потом поднимался, и тогда наступала его очередь бросать камень…

Мрачной особенностью юкагирского шаманства, связанной с культом предков, являлось посмертное расчленение тела шамана его кровными родственниками.

Это производило сильное впечатление на всех, кто соприкасался с юкагирами. Датский купец Избрандт Идес, путь которого из России в Китай проходил далеко в стороне от Якутии, упоминал о ее жителях юкагирах, видимо, исключительно ради этой колоритной детали.

В справке, составленной в Якутске в первой половине XVIII в., говорилось, что юкагиры кости шаманов «упрашивают по своей шерте (вере. — В. Т.) бисерами и одекуем[49], и звериными лоскутками и, положа в мешок, возят с собою в юртах и берут на промыслы»{114}.

Череп шамана наследовал его сын. «…Череп, как бога, почитали, — рассказывал коркодонский юкагир Николай Самсонов В. И. Иохельсону, — Для него деревянного человека делали (т. е. куклу. — В. Т.). Череп его там приставляли. Для него одежду делали… Ту одежду вышивали… Для его лица одежду делали, места для глаз белые делали, рот ему тоже делали. Сверх того вышитого кафтана его одевали кафтан из шкур пыжиков. Сверху этого дым-лепыми ровдугами заворачивали. После этого сажали, в переднем углу сажали. Хорошее что когда едят, в огне жгут, перед ним это держат. Таким образом кормили. Этого как бога имели»{115}.

По-юкагирски этот «бог» назывался хойл. При перекочевках его несли в деревянном футляре. К нему обращались за советом во всех важных случаях жизни. Ответ узнавали но тому, насколько легко или тяжело его было поднять: если легко — значит, хойл дал «добро», если тяжело — значит, не одобрял. Если казалось, что поднять и не легко и не тяжело, «бога» откладывали в сторону и решали сами, что делать…

Глава 8

СОСТАВНАЯ СЕМЬЯ ВМЕСТО РОДА

МАТЕРНИТЕТ И ПАТЕРНИТЕТ

В юкагирском фольклоре всегда сначала упоминается мать, а потом отец. В образе матери (эмэй) древние юкагиры олицетворяли солнце, огонь, воду, землю, лес и очаг.