Страница 4 из 48
Важным этапом на пути к проведению в жизнь Декрета об отделении церкви от государства был Декрет о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния, принятый 18(31) декабря 1917 г.{17} Этот Декрет провозгласил обязательной лишь гражданскую форму регистрации брака. Церковный брак объявлялся частным делом брачащихся. Соответственно действительным объявлялось только гражданское расторжение брака. Этим был открыт путь к секуляризации семейно-бытовых норм, установлений, традиций, были отменены принудительность и юридическая сила церковных обрядов, сопровождавших основные вехи жизненного пути человека. Каждый гражданин становился свободным перед отправлением тех или иных религиозных актов, имевших прежде статус юридического закона. Открывался путь к подлинной секуляризации свободного времени человека, и — что особенно важно — к безрелигиозному воспитанию подрастающего поколения.
Декрет ликвидировал также шариатские нормы семейного права мусульман, что имело поистине революционное значение для народов Советского Востока.
Законы об отмене калыма, запрещении многоженства, о повышении брачного возраста, против принудительной выдачи женщин замуж стоят в одном ряду с важнейшими декларациями Советской власти, направленными на уничтожение социального и национального гнета. Прогрессивный характер этих мероприятий, их социальная значимость сказались, например, в том, что в Казахстане в течение двух десятилетий день отмены калыма отмечался как революционный праздник.
Отделение церкви от государства и последовавший вслед за тем переход на гражданскую метрикацию стали важнейшими условиями, подготовившими почву для полного освобождения семьи из-под опеки религиозных организаций. Социально значимым было и то, что с введением «красной», т. е. гражданской, метрикации и празднеств так называемого «Красного календаря» было положено начало новой советской обрядности, со временем прочно вошедшей в нашу жизнь.
Красная метрикация
В речи на I Всероссийском съезде работниц В. И. Ленин подчеркнул, что советское законодательство впервые в истории вычеркнуло все, что делало женщин бесправными. Но если в городах и фабрично-заводских местностях закон о гражданском браке был принят населением, то в деревне еще преобладал церковный брак{18}. Даже в такой губернии, как Петроградская, в 1919 г. в «постном» месяце марте в отделе записей актов гражданского состояния не было зарегистрировано ни одного брака, так как в это время, по церковным установлениям, венчания не разрешались.
Предстояла огромная и сложная работа по преобразованию старых отношений, старого быта, всей жизни. Россия до Октябрьской революции была страной с преобладавшим сельскохозяйственным производством и преимущественно крестьянским населением. В 1920-е годы в крестьянской среде еще бытовали традиционные взгляды на жизнь, на способы ведения сельского хозяйства, на старые обычаи, обряды, празднества. Были устойчивыми традиционная общественная психология и вся старая семейная обрядность, в частности — обряды крещения, венчания, похороны по церковному чину, сохранялись суеверия, сопровождавшие эти обряды.
Вплоть до сплошной коллективизации социалистический сектор занимал в сельском хозяйстве незначительную долю. Культурная революция только начинала охватывать крестьянские массы. Были сложными в жизни крестьян и бытовые отношения, в которых переплелось старое и новое. И, может быть, одним из наиболее важных участков культурно-массовой работы была борьба с патриархальными и религиозными семейными обрядами, праздниками, порядками.
Живучесть религиозной обрядности в 20-е годы коренилась в раздробленности мелкотоварных крестьянских хозяйств, каждое из которых жило обособленной хозяйственной жизнью, способствовавшей сохранению традиционного стиля мышления и традиционного образа жизни.
Тем не менее гражданская обрядность все-таки пробивала себе дорогу. Уже не были диковинкой свадьбы без венчания или, как тогда говорили, «по-красному». Вместо крещения новорожденных впервые стали проводиться «красные крестины» и «октябрины».
Среди религиозно-бытовых обрядов церковное венчание в первую очередь вытеснялось гражданским «красным» обрядом. Для того времени разрыв с церковным венчанием означал неизмеримо большее, чем отказ от условного обряда: за этим стояла ломка внутрисемейных экономических порядков, отказ от опеки со стороны стариков и от патриархальных традиций, признание за женщиной равноправного положения в семье и обществе.
Другим новым советским обрядом явились «красные крестины». «Красные крестины», «красные октябрины» и «звездочки» («звездины») — это обрядовое творчество поколения революции, искавшего выражения своему обновленному Октябрем мироощущению и не желавшего отмечать рождение ребенка старым обрядом, который веками ставил на человеке клеймо «раба божьего».
Незатейливы были первые «красные крестины». Часто это событие отмечалось полушутливым, но не лишенным торжественности «осмотром» малыша. В торжестве принимали участие товарищи по работе, советские и партийные работники, которые вручали родителям особое «постановление» о включении новорожденного в число граждан Страны Советов. Среди первых восприемников был и всероссийский староста Михаил Иванович Калинин (рис. 1). А на Украине одним из зачинателей нового гражданского обряда «звездины» стал легендарный герой гражданской войны Г. И. Котовский.
Гражданских крестин в 20-е годы было на селе не так много. И почти о каждом из них как событии неординарном, событии большой важности, рассказывалось в местной печати.
Периодика тех лет, сообщавшая о новых «красных» обрядах, донесла до нас дух революционного романтизма, новизны и необычности происходящего. Так было, например, в Фофановской вол. Ряжского у. 5 апреля 1924 г. Здесь на октябрины, устроенные волостной ячейкой РКП (б) для новорожденной в семье беспартийного крестьянина из с. Нагорного Василия Елизаровича Почикалова, собралось много крестьян из окрестных деревень. Выступили «крестные кум и кума», ответственные работники из уездного женотдела и комитета РКП (б). Новорожденную торжественно зачислили в отряд пионеров и ячейку РКСМ. Ряжская газета «Советская деревня», сообщая об этих октябринах, отмечала «сдвиг беспартийных масс в сторону нового быта», значение «пролетарского воспитания и раскрепощения женщин».
Уже к 1925 г. влияние церкви на население существенно упало. Особенно это касалось районов больших промышленных центров. Так, в Ленинграде в сохранившихся к тому времени крупных приходах (Андреевский и Казанский соборы, Вознесенская, Благовещенская и другие церкви) с 1923 по 1925 г. число крещений сократилось на 20–25 %, а венчаний — на 60 %, исчисляясь в некоторых церквах единицами за год. Охлаждение к церковной обрядности стало заметно и в деревне. Например, благочинный Череповецкой епархии в своем отчете церковному руководству сообщал, что «почти по всем приходам округа, где больше, где меньше появляются так называемые красные свадьбы, красные крестины и погребения»{19}.
Значение этих фактов было огромно. Для начала 20-х годов отказ от церковного обряда был своего рода революцией в области социальных нравов, в области общественной психологии и семейного быта.
Самосознание человека как гражданина нового общества дало толчок и возникшему среди рабочих обычаю отмечать дни рождения, а не именины и называть новорожденных не по церковным святцам, а новыми именами. В этом почине— пристальное и любовное внимание к человеку как члену гражданского общества. И это тоже была победа над религиозным мировоззрением.
Рис. 1. М. И. Калинин на красных октябринах. 1923 г.
Новые имена символизировали идеи революции (Октябрина, Искра), вождей пролетариата (Энгелина; Нинель — Ленин, если читать имя вождя с последней буквы; Владлен — сокращенное: Владимир Ленин), социально-культурные преобразования (Рэм — первые буквы слов: революция, электрификация, мир). В республиках Средней Азии возникло новое имя Худжума, что значит «Наступление». «Худжум!» в середине 20-х годов был лозунгом самоотверженной борьбы женщин Советского Востока за социальное равенство и раскрепощение. Тяга к новым именам была довольно широкой. Газета «Безбожник» 22 февраля 1925 г. сообщала, что, например, в Одесском загсе в течение 1924 г. 60 % из всех зарегистрированных детей были записаны «с новыми революционными именами».