Страница 31 из 54
Значительное влияние на судьбы испанского наследия в Латинской Америке оказала европейская иммиграция конца XIX — начала XX в. Она привела к слому тех форм метисной культуры (например, социально-этнического комплекса гаучо), которые сложились в XIX в. в Аргентине и Уругвае, и способствовала в результате резкого усиления воздействия представителей других западно- и восточноевропейских культур некоторому уменьшению «веса» иберийского элемента в тех странах и регионах (помимо названных, здесь следует назвать юг Бразилии, а также Чили), которые оказались в наибольшей мере затронуты новым «великим переселением» народов из Старого в Новый Свет на рубеже веков. Однако, несмотря на это, названный элемент явно продолжал играть ведущую роль в процессах культурного синтеза даже в «переселенческих» странах. Убедительным подтверждением этого явилось сохранение испаноамериканской основы целостности формировавшихся национальных культур Аргентины, Уругвая, Чили{132}.
Такому развитию событий в немалой степени способствовало то обстоятельство, что очень значительная часть иммигрантов из Европы в испаноязычные страны (по общему правилу, они делили с итальянцами первое-второе места по численности среди общей массы переселенцев из Старого Света) были выходцами из Испании. Это была вторая «историческая встреча» «матери-родины» с ее уже повзрослевшими детьми. Следует отметить, что наплыв переселенцев из Испании привел к резкому усложнению облика испанского элемента в Латинской Америке как с точки зрения культурно-этнической (многие новые выходцы с Пиренейского полуострова были представителями национальных меньшинств Испании, особенно много было басков), так и (что особенно важно) с точки зрения социальной. Иммиграция способствовала усилению наметившейся в XIX в. тенденции к расширению многообразия социальных типов, объединенных общими чертами испанской культуры.
Наряду с преобладавшими ранее латифундистами и традиционными купцами испанского происхождения в конце рассматриваемого периода значительный вес приобретают (главным образом в «переселенческих» странах) мелкие и средние буржуа — выходцы с Пиренейского полуострова. Испанские трудящиеся, представители пролетариата, переселившиеся за океан, способствуют возникновению и развитию рабочего движения, принимают самое активное участие в классовых боях. И, несмотря на незрелость первых форм пролетарского движения, в немалой степени обусловленную большим влиянием в среде трудовой испанской иммиграции идей анархизма и анархо-синдикализма, сам факт появления рабочих организаций имел огромное положительное значение, а деятельность их создателей, в том числе и испанцев, способствовала обогащению политической культуры стран Латинской Америки.
Все эти социальные и этнические процессы находят сложное и неоднозначное отражение в общественном сознании. Сохранение основ оставшейся от колониального периода социально-экономической структуры предполагало и соответствующее идеологическое оформление. Учитывая тот факт, что в данный период в противоречивом единстве испанской культуры в Америке преобладала реакционная сторона, представляется вполне закономерным, что знаменем реакционных сил региона в XIX в. стал испанистский традиционализм. Эта идеология была теснейшим образом связана с аналогичным по своему социальному содержанию направлением в испанской общественной мысли.
Традиционализм испанского образца стал знаменем таких реакционных клерикальных режимов, как режимы Росаса в Аргентине и Гарсия Морено в Эквадоре. С особой ясностью сущность подобного традиционализма отразили представители консервативных сил Аргентины — диктатор Росас и ого идейные оруженосцы, прежде всего П. де Анхелис{133}. Позднее, в последней трети XIX — начале XX в., виднейшим идеологом этого направления стал М. А. Каро в Колумбии.
Содержание идеологии консервативных сил сводилось к утверждению необходимости сохранения без каких-либо существенных изменений социальных порядков колониального периода и тех традиций, которые обеспечивали осуществление принципов «порядка и иерархии» в обществе.
Весьма характерно прозвище, которым наградили консерваторов в странах Латинской Америки — «годы» (тот же термин, которым обозначали испанцев и в колониальный период, и после завоевания независимости).
Испанизм реакционеров вызвал ответную реакцию со стороны прогрессивных сил. Значительная их часть считала, что именно сохранение испанского наследия является источником всех бед Латинской Америки. Соответственно делался вывод о необходимости его полного искоренения. Знамя радикального антииспанизма подняли такие видные мыслители и общественные деятели Аргентины, как Э. Эчеверрия, X. Б. Альберди, Д. Ф. Сармьенто. На аналогичных позициях стоял и X. В. Ластаррия в Чили. Это были самые выдающиеся представители данного течения. Их деятельность имела общеконтинентальный резонанс. Свои мысли они выражали четко и образно. Так, по словам Э. Эчеверрии, «современное американское поколение несет в своей крови привычки и тенденции прошлого поколения… Освободилось его тело, но не его разум. Можно было бы сказать, что революционная Америка, уже освободившаяся от когтей испанского льва, еще находится под влиянием его чар и могущества.
Независимая Америка еще несет на себе признаки подчинения — остатки имперской одежды той нации, которая была ее госпожой, и украшает себя ее ливреей, изъеденной молью. Это чудовищно!.. Революционная Америка, до сих пор завернутая в пеленки той, которая была ее мачехой!.. Испания больше не угнетает нас, но ее традиции тяготеют над нами». Эчеверрия ставит задачу полного освобождения от этих традиций{134}.
Антииспанизм идеологов прогрессивного буржуазно-демократического направления не был принадлежностью лишь узкого слоя интеллигенции. Он был также и отражением широко распространившихся в массах антииспанских настроений. Характерен в этом плане один из лозунгов периода так называемой Федеральной войны (1859–1863) в Венесуэле: «Долой годов!»
Антииспанские настроения в регионе подогревались и неоднократными попытками бывшей метрополии восстановить свое колониальное господство (1-я Тихоокеанская война 1864–1866 гг., участие Испании совместно с Англией и Францией в агрессии против Мексики в 1861–1862 гг. и др.). Новый бурный всплеск таких настроений был связан с Войнами за независимость Кубы в 1868–1878 и в 1895–1898 гг., в ходе которых негативные стороны испанского характера и испанского начала в жизни региона проявились с особой силой.
В подобных условиях в сознании очень значительной части латиноамериканцев в XIX в. испанское наследие целиком отождествлялось с преобладающей реакционной стороной испанского феномена. Чтобы разглядеть за ретроградными «завалами» иную Испанию, требовались политическая прозорливость и немалая сила духа.
Все представители прогрессивного лагеря резко осуждали наследие испанского колониального господства. В то же время ряд видных латиноамериканских мыслителей сознавали социальную противоречивость испанского элемента. Это относится и к некоторым из тех, кого нередко рассматривают как односторонних антииспанистов — в соответствии с тем стереотипом, который был навязан их идейными противниками и современными националистами испанистского толка. В качестве наиболее яркого примера здесь можно привести Д. Ф. Сармьенто. Ярый противник «варварства», неразрывной и определяющей стороной которого он действительно считал испанское колониальное наследие, Сармьенто в то же время выделял отличные по своему социальному содержанию испанские традиции. В частности, он высоко оценивал роль традиций муниципального самоуправления, кабильдо. Учитывая сказанное, следует вместе с тем согласиться, что для Сармьенто была характерна определенная недооценка потенциальных возможностей иной, демократической и прогрессивной Испании{135}.
Пожалуй, наиболее взвешенная и правильная оценка противоречивой роли испанского начала в жизни региона содержится в трудах А. Бельо, единомышленника Боливара и продолжателя намеченной им линии на четкое различение «двух Испаний» при одновременном признании огромной значимости испанского элемента в становлении латиноамериканских наций{136}.