Страница 61 из 129
Преторианцы не медлили. Придворные тоже бросились кто куда. Инос не сомневалась: погоня за Рэпом пользы не принесет.
«Если Рэп стал колдуном, бегают они попусту», — решила она.
— Инос!!!
Кэйд таращилась на племянницу в немом восторге. Инос ответила искренним изумлением.
— Твои щеки, дорогая моя! — всплеснула руками тетушка.
Инос ощупала ошметки белил и румян на своих щеках и подбородке, но под расплывшейся косметикой была нежная бархатистая кожа. Только сейчас Иносолан поняла, что не чувствует привычной боли.
2
День, казалось, продолжался целую вечность.
Прежде чем вернуться во дворец, Итбен отправил туда тех, кого он избрал своими жертвами. Первой в этом списке была Инос. Ее усадили в карету, которая подпрыгивала на каждом камушке, основательно встряхивая пассажиров. Инос сопровождали трое легионеров, неразговорчивых, суровых служак, так что все вопросы оставались без ответа.
Слава о красоте Опалового дворца гремела на весь мир, но так как Инос ввели с черного хода, ничего знаменательного она не увидела. Проводив ее в комнату с глухими стенами и сдав с рук на руки мощным теткам, легионеры удалились.
Безусловно, злить императоров или их наместников — затея опасная, Инос отлично это сознавала и с трепетом ожидала допроса. Но, поразмыслив немного, она обнаружила, что гнев регента не смущает ее. Даже перспектива оказаться с поджаренными пятками не могла бы испортить ей этот счастливый день. Поскольку Рэп был жив и здоров, остальное не имело никакого значения. Пусть Азак сам хлопочет и об избавлении от проклятия, и о сохранении Алакарны, и об этой идиотской войне... Инос не собиралась сопровождать его обратно в Зарк. Пусть султан, если захочет, весь остаток жизни целыми днями гоняется за козами, а ночи напролет плодит сыновей — и ей будет безразлично, если, уезжая, он забудет попрощаться с бывшей женой.
Великолепно, что Кэйд умудрилась спастись, но главным все же было то, что Рэп жив и любит ее.
«Он исцелил мои ожоги. Он будет моим защитником на Божьем Суде. Рэп — колдун! Я убедилась, что Рэп способен творить чудеса, и никогда больше не буду сомневаться в нем снова; ни в нем, ни в силе его любви», — мечтала Инос.
На девушку старательно нагнетали страх: и мрачная стража, и долгое уединение должны были до смерти напугать ее, но регент зря трудился. Час или около того, пока Инос не повезли на допрос к самому Итбену, она предавалась сладким грезам.
Настроение у регента было прескверное. Полдюжины секретарей записывало задаваемые Иносолан вопросы и ее ответы. Ее заставляли снова и снова возвращаться к тому, что уже было рассказано, и она повторяла опять и опять все то же самое, ничего не утаивая и не скрывая. Инос говорила и говорила, а Итбен кружил, кружил и кружил по комнате, как зверь, пойманный в клетку. Властитель либо не подумал, либо специально не предложил ей сесть, так что к концу допроса девушка невероятно устала. Регент умело допрашивал свою жертву. Утаить что-либо от такого пройдохи или обмануть его вряд ли было бы возможно, но Инос и не стремилась ловчить. Она не собиралась ничего скрывать. «Любит ли она этого юношу Рэпа?» — «Да». — «Он исцелил ее шрамы?» — «А кто же еще?» — «Хочет ли она вернуться в Алакарну?» — «Ни в коем случае». — «Намерена ли она вернуть себе корону Краснегара?» — «Да, если это будет на благо народу Краснегара, иначе — нет». — «Где сейчас находится Рэп?» — «Ни малейшего представления». — «Появится ли он завтра в полдень, чтобы биться с Калкором?» — «Конечно! Раз Рэп дал слово, он сдержит его. Рэп всегда был надежен».
Измучив Инос допросом, Итбен отослал ее, потребовав следующей вызвать Кэйд.
Инос вернули в ту же самую угрюмую комнатушку, и вслед за ней вошли трое из прежней шестерки секретарей. Допрос начался снова. Выискивая противоречия в показаниях, усердные работники канцелярии прогнали ее раза три по всем перипетиям ее истории.
Зимние дни коротки, и уже спустились сумерки, когда посланник регента избавил Инос от ее мучителей. Наконец-то она смогла вымыться, а главное — избавиться от остатков косметики на лице.
«Любопытно, я выиграла это сражение или Итбен его проиграл?» — размышляла Инос, ополаскивая лицо.
Слуга проводил ее в великолепную гостиную. Кэйд в компании Эйгейз уже сидела там, блаженствуя у трещавшего в камине огня, и прихлебывала зеленый чай из изысканных чашек тончайшего фарфора, лакомясь то ли вафельками, то ли тартинками. Откусывая крохотные кусочки, Кэйд предложила:
— Ломтик лимона, дорогая? Тебе обязательно нужно что-нибудь съесть. Попробуй огурцы... А впрочем, уж не волшебные ли они, в это-то время года?
— Импорт из Питмота, полагаю, — откликнулась Эйгейз, — а может быть, и местные, но наверняка свежевыращенные.
Инос рухнула в мягкое, удобное кресло и, в недоверии уставившись на собеседниц, переводила взгляд с одной на другую. Весьма некстати вспомнились усердные секретари.
«Рэп! — в отчаянии позвала Инос. — Приди и спаси меня от этих маньяков!»
— Ну поешь что-нибудь, дорогая, — уговаривала ее Кэйд. — Ночь длинна, а впереди у нас много дел.
Инос взяла чашку и отхлебнула горячего чаю.
— Расскажи мне, — попросила она.
— Хранители! — просияла Кэйд. — Его величество регент решил воззвать к Четверке. Мы тоже будем присутствовать. Дорогая, мы приглашены в Круглый зал Эмина! Как это волнующе, не правда ли?
— И так необычно! — воскликнула Эйгейз. — При вызове Четверки крайне редко допускаются посторонние. Вам оказана великая честь.
— Нам нужно привести в порядок одежду, — суетилась Кэйд. — Уж скоро за нами придут.
«Честь? Волнующе? — В отчаянии Инос осушила чашку. — Рэп! Быстрее!»
3
Взявшись за руки, Кэйд и Инос шли через темноту Круглого зала Эмина.
Большой зал в Алакарне был конечно же крупнее, но и Круглый зал оказался достаточно большим, чтобы заставить оробеть. Неизвестно, довелось ли легендарному Эмину видеть этот величественный зал, но то, что он был старше летописей, это бесспорно. Считалось, что построили его с помощью волшебства: только чары могли сохранять его первозданное великолепие с незапамятных, канувших в туман забвения времен Империи до нынешних дней. Зал пропитался запахом древности. Он полнился странным многоголосым эхом и неясным шепотом. Где-то над головой терялся в тишине знаменитый купол с устремленными в небеса каменными ребрами и прозрачными, как горный хрусталь, окнами. Однако в такую ночь, как эта, — дождливую и туманную — даже сквозь самые лучшие окна не удалось бы разглядеть ничего, кроме мрака.
В центральной части зала возвышались гигантские — в два человеческих роста каждый — канделябры, словно лес золотых деревьев с огненными цветами и хрустальными плодами.
«Какая же армия слуг понадобилась и сколько же времени они потратили, чтобы зажечь эти мириады огоньков», — подумала Инос.
Все же каждое дерево-колонна освещала свой собственный кусочек пола, вокруг которого господствовала тьма, — из-за гигантских размеров Круглый зал невозможно было осветить полностью. Темнота, едва разогнанная свечами, затаилась у стен и в вышине, невредимая и уверенная в себе: неподвижные, пустые скамьи вдоль стен для сенаторов и горожан едва просматривались, а купол полностью скрывался в таинственной черноте.
«Что же за драму на столь величественной сцене собрался разыграть Итбен? — спрашивала себя Инос. — В любом случае это будет нечто жуткое».
Когда Инос с Кэйд вошли в зал, там уже жались к свету человек шесть — одни в мундирах легионеров, другие в белоснежных тогах. Прочие приглашенные не замедлили появиться. Почти следом за Инос и Кэйд вошли двое сенаторов в красных тогах, в дверях показался консул в белой тоге с пурпурной каймой. Присоединяясь к группкам, вновь прибывшие вливали свой шепоток в общий говор. Инос изумилась, заметив, что в Хабе у всех вельмож, независимо от их возраста и должности, офицерская выправка. Возможно, здесь были те, кто слушал ее рассказ в доме Ипоксага, но она их не узнавала, зато ловила на себе взгляды некоторых из присутствующих.