Страница 92 из 100
* * *
Когда он из него вышел, то увидел себя на чистой постели и готов был уже подумать, что находится, слава Богу, у себя дома, но, услышав за дверью песнь о великой победе, свершившейся с его участием, понял, что ошибался, поскольку у него дома такие песни не пелись. Дверь отворилась, и вошел сначала сантехник, в черном бархате, и на лице его уж точно не было иной печати, кроме печати беззаботной оживленности, а за ним вбежал единорог, скакнувший сразу с ногами в постель, чтобы взбодрить ослабшего друга, а за ними с улыбкой вошла владычица и, став у дверного столба, глядела на встречу боевых товарищей. «Мы одолели!» — кричал единорог. «И в страхе бежали проклятые Сайрокрылы, — сказал сантехник, и на лице его Генподрядчик увидел вернувшееся удовольствие от своих шуток. — Так что поднимайся, ужинать пойдем».
Наши победили, но потери были велики. Одеваясь в праздничное, Генподрядчик узнавал подробности. Великан, убитый Ясновидом, когда тот сражался в авангарде, был Хнут, порочный сын Хариберта, вследствие чего наступление было морально расстроено в самом начале битвы; сам Ясновид был найден сильно израненным, но живым под грудой трупов, и меч его снова был сломан, однако кузнецы обещали, что до свадьбы откуют. Торн, потерявший девять десятых своего воинства убитыми и деморализованными и сам тяжело раненный при отступлении, рассудил за благо заключить с Прелестой мир на 50 лет и уже начал вносить обильные контрибуции. Множество легенд уже рассказывалось об этой битве. Был во вражеском стане витязь, умевший в бою менять пол; эта способность досталась ему от дедушки (или бабушки) по материнской линии, рыбы мероу, относительно которой капитан Кусто в своей интересной и хорошо иллюстрированной книге «Сюрпризы моря» замечает, что эта разновидность каменного окуня, наряду с морскими карасями, обладает привилегией менять пол в течение жизни, что в старости составляет живейшую часть ее воспоминаний. В боевых условиях эта способность давала большие выгоды, если правильно ее поставить. Именно, когда ратник, переведя дыхание, видел на поле брани, среди хрипящих трупов и вздыбленных конских тел, маленькую девочку в желтых сандаликах, двояковыпуклых очках и с вялой ромашкой в руке, спотыкливо бредущую к нему с пронзительным распевом: «Дядя милиционер, а я заблуди-илась», он, конечно, брал ее под свое покровительство и, оглядываясь, выбирал дорогу, которой безопаснее было бы вывести это синюшное создание в тыл действующих войсковых соединений. Тем временем у него за спиной девочка уверенно превращалась в здорового детину с палицей в руках, которой он ударял отвлекшегося врага по макитре до тех пор, пока тот навсегда закаивался защищать маленьких девочек. Эту особенность, однако, сумели своевременно распознать, и ее обладателя за неспортивное поведение забросали черепахами с режущей кромкой, причем от каждого удара он рефлекторно менял пол, что, в общем, скрасило эту монументально-сумрачную битву. Был еще один, неуязвимый для мечей и копий, но его тоже убили, просто это заняло больше времени. Много памятного было совершено и сказано в этой битве, и те, кому привелось уцелеть в ней, могли с чистой совестью повторить то, что сказано было некогда о другом сражении, ничуть не менее славном:
Мы горсть, счастливцев горсть, мы связка братьев.
Устроен был пир в тронном зале, и когда бойцы, бледные, израненные, но с выраженьем торжества, начали стекаться под высокие своды, вперед толпы вышел певец и сказал:
— Слушайте песнь о делах, никогда не слышанных, — Песнь о Неуклонном Генподрядчике и Столе Указов!
Сколько ни шло их, едва ли сотый
Вспять невредимо сможет вернуться, —
Вепрем стоял у Стола Генподрядчик,
Черным реял Сантехник смерчем.
День мечей, тарчей треск,
Филинов пир, волчья тризна —
Пенять ли зверью на радушье героев,
Багряную щедро пенивших брагу.
— Ты же в рифму обещал, — прошептал сантехник, подобный черному смерчу, в ухо неуклонному Генподрядчику.
— Ну, что поделаешь, если у них такая песенная традиция, — тихо отвечал Генподрядчик. — Мы же здесь все-таки не для реформы стихосложения. В другой раз, может быть.
— Из этого, — сказал сантехник, — я должен сделать вывод, что обещанного неба в алмазах тоже не будет.
— Честно сказать, Вась, — не знаю. Я же не аспирант Федор, чтобы все знать.
— Я всегда говорил, что нашу страну погубят смежники. Мое такое мнение.
— На это у людей нет ответа, — сказал Генподрядчик.
А когда отзвучала песня, вышел Эдгар, еле держась, но с речью, которую он никому не доверил, раз уж ему довелось уцелеть, и речь действительно была хороша; а потом владычица, повернувшись к троим героям, глубоко поклонилась им и сказала:
— Ваши имена навеки останутся в пучине морской. Не говорю о том, чтобы воздать вам по заслугам, — но есть ли у вас желания, которые я в силах выполнить?
— Ну, давай, — сказал сантехник единорогу.
Тот покраснел и, приблизившись к владычице, нашептал ей на ухо.
— Если такова ваша воля, — сказала она с удивленьем, — я не смею этому препятствовать.
Эдгар отвез его на юг, в виноградные посадки, и единорог отыскал женщину с родинкой на губе и изумрудными глазами. «Рош, — сказал он ей. — Рош, бер». Ее глаза вспыхнули, ветви сомкнулись у него на затылке. Он обнял ее, привычным движеньем скользнув ладонью по талии, и одна виноградная кисть за другой вывешивалась и тяжелела яхонтовым цветом на его радостно брызнувшем листвою роге. Эдгар отвернулся.
— Ну что же, — сказала владычица Генподрядчику. — Враг побежден. Глава написана. Все, для чего вы оказались в этом мире, свершилось. Но, может, на свадьбу останетесь?
— Извините, не могу, — сказал он. — Всей душой, но не могу. Я и так тут уже задержался. Рад был познакомиться, — сказал он Ясновиду. — Удачи, и правьте по возможности разумно.
— У меня был один знакомый, подрабатывавший технической редактурой, — сказал сантехник, обращаясь к рампе. — Так он тоже своим коллегам давал этот совет. И знаете, что самое интересное, — никто не слушал.
Генподрядчик, прощально махнув всем рукой, закрыл за собою дверь с надписью «Неожиданный выход», и больше его здесь никогда не видели.
— Ну, а вам? — спросила владычица, обращая чудный взор к сантехнику.
— Тебе, Василий? — сказал за нею Ясновид. — Ты осчастливил меня, из бездны отчаянья ты возвел меня… да что там говорить! Что можем мы подарить тебе?
Сантехник пошевелился.
— Мне-то, — сказал он.
Глава двенадцатая,
никем не написанная, но просто случившаяся
Следует особо отметить, что одиннадцатая глава, написанная автором (далее А), во всех подробностях совпадает с главой, написанной Средним сантехником (далее СС). Исключение составляют лишь три фразы:
1. «Сам не знаю, кто я на этом чумном пиру» (СС) — «Сам не знаю, кто я на этом дымном пиру» (А).
2. «Владычица с улыбкой наблюдала за его руссоистским поведением» (СС) — «Владычица с улыбкой, с какою смотрит мать на удавшегося ребенка, наблюдала за его натуральным поведением» (А).
3. «— Gazofilacia eruditionis profundissimae, — сказал Эдгар. — Вполне в его стиле» (СС) — «— Reservaculum doctrinae profundissimae, — сказал Эдгар. — Вполне в его стиле» (А).
В настоящем издании за основу публикации принята одиннадцатая глава Среднего сантехника, как вследствие ее художественных достоинств, так и потому, что она была дописана на сорок пять минут раньше, непосредственно перед тем, как он сказал: «Мне-то». Разночтения приводятся по версии А.