Страница 19 из 89
«27-го мая, — пишет архим. Амвросий, — папа пригласил к себе греков и через переводчика обратился к ним с увещанием. Он говорил им ο своем рвении достичь унии, ο том рвении, которое вначале проявляли также и греки; затем он стал порицать их за то, что они, противно уговору, отказываются вести новые дискуссии и принять исповедание веры латинян, без уточнения своего собственного исповедания. Если будет заключена уния, помощь западных государей Византии не заставит себя ждать. Закончил папа свою речь призывом к грекам заключить унию. На речь папы ответил Исидор Киевский: "То, что сказал папа — справедливо. Но и греки не оставались бездейственными, и дело такой важности требует значительного времени"»[437].
Наконец наступило время, когда Исидор вместе с Виссарионом и митрополитами Мефодием Лакедемонским и Дорофеем Митиленским явились к императору и заявили, что «если он не хочет соединения, то они соединятся и без него»[438]. Раньше императору самому приходилось «подталкивать членов Собора к унии»[439], теперь же роли сменились: названные лица сами давили на императора. Они понимали, что осуществить унию таким способом им не удастся, поэтому Виссарион с Исидором пошли на хитрость: на заседании 28 мая было принято решение о признании подлинности западных патристических текстов, которыми пользовались католики, и решено принять их в таком виде, в каком их имеют сами католики[440]. Понятно, что в таком случае предполагалось принятие и латинского учения, что и случилось впоследствии.
На заседании 30 мая выступали император и патриарх. Патриарх Иосиф II заявил, «…что он готов принять унию и согласиться на принятие догмата, что Св. Дух исходит от Отца и Сына, но что "Filioque" никоим образом не должно вносить в православный Символ веры, и следует настоять, чтобы Ватикан не требовал никаких изменений в богослужениях и обрядах Православной Церкви»[441]. Уния должна быть принята, но не ради интересов Церкви, а ради интересов государства. Слова императора звучали в том же духе. Но здесь выступил Исидор, который, видимо, решил ускорить процесс, и сказал следующие слова: «Мы должны принять учение западных святых: Дух имеет бытие от Сына, и Отец и Сын — единое начало Святого Духа. Это я мыслю, это я исповедую, и это я объявляю пред Богом и Вами»[442]. На это выступление Исидора свт. Марк Эфесский, Антоний Гераклейский, Досифей Монемвасийский и Софроний Анхиальский выразили решительный протест, говоря, что они никогда не поверят тому, что Сын является Виновником Св. Духа[443]. В сложившейся ситуации император решил провести голосование в пользу римского учения, и оказалось, что из 27 лиц греческого духовенства 10 подали свой голос в пользу Филиокве, а 17 — против него[444]. Патриарх и император, видя, что сторонники унии в меньшинстве, решили надавить на несогласных и увещаниями склонить их к унии[445]. Исидор также участвовал в этом. Он, как сообщает Сиропул, устроил богатое угощение для одних епископов и здесь «выманил у них согласие»[446]. Он же, как горячий сторонник соединения, рекомендовал даже применить к противникам унии самое крайнее средство: отлучить непокорных от союза с Церковью[447].
Исидор, Висссарион и их единомышленники были уже практически всецело на стороне латинян. Как свидетельствует Сильвестр Сиропул, оба митрополита сказали, что «право апелляции принадлежит папе, и он должен исправлять, если патриарх или император сделает что-то недолжное, и латиняне хотят, чтобы и об этом было сказано в определении»[448]. Император знал, кто подстрекал к этому латинян, потому на одном из обсуждений сказал: «Если бы латиняне не имели разъяснений со стороны наших, то они бы не говорили об этом и не требовали такого»[449].
Атмосфера Собора весьма напоминала массовый психоз. Не было ни одного человека, который смог бы трезво оценить ситуацию. Одному лишь свт. Марку Эфесскому удавалось сохранять ровное состояние духа. Император, чтобы как-то снять это напряжение, решил обратиться к папе с вопросом: что тот обещает, если уния будет заключена?[450] С этой целью он 1 июня отправляет Исидора к понтифику[451]. Киевский митрополит привел с собой от папы трех кардиналов, которые именем Евгения IV «уверяли императора в той помощи, которую обязывается ему оказать Римский первосвятитель». Папа обещал: 1) за свой счет возвратить греков на родину; 2) содержать на своем иждивении 300 воинов в Константинополе и две галеры в море у города; 3) в случае особой нужды готов прислать императору снаряженные 20 галер на полгода или 10 на год; 4) если откроется нужда, то позаботиться о приглашении европейских государей с сухопутными войсками на помощь Византийской империи[452].
Несколько дней спустя Исидор был послан одним из четырех делегатов и два раза обсуждал с Римским папой другие вероучительные вопросы, которые до сих пор не были обговорены. После смерти патриарха (10 июня), вместе с Виссарионом Никейским и Дорофеем Митиленским, он получил соболезнования Римского папы и снова обсуждал с ним неоговоренные проблемы. Для разбора учения о примате папы и Евхаристии были назначены общие заседания, которые были последними, но и здесь Восток вынужден был капитулировать перед Западом. Архим. Амвросий так пишет об этой дискуссии: «После речи Иоанна Рагузанского выступил с речью Иоанн де Торквемада по вопросу об освящении Свв. Даров. Император просил изъять из "Хартулы" выражение, что освящение Свв. Даров происходит исключительно произношением священником слов Спасителя. Но Торквемада возразил, говоря, что это выражение, будучи необходимым, не может быть изъятым. Исидор Киевский заявил: "Мы и сегодня имеем тот служебник святого Василия Великого и святого Иоанна Златоустого, который мы имели до Раскола, и никогда латиняне не ставили нам это в укор". Далее он присовокупил то суждение, которое кажется соответствующим и мысли св. Марка Эфесского, выраженной им в сочинении об освящении Свв. Даров: "Мы веруем, что слова Спасителя являются 'effectrix' (совершатель, освятитель) Божественных Даров; они являются, так сказать, семенем, которое, собственно говоря, есть 'effectrix' Плода; но как к семени должна быть присовокуплена и иная вещь, чтобы оно принесло плод, так и к словам освящения (евхаристическим словам Спасителя) должна быть присовокуплена последующая за сим молитва (эпиклезис), чтобы в действительности совершить Священный Плод"»[453]. По мнению Е. Мапелли, это учение вполне согласуется с учением свв. Николая Кавасилы, Симеона Солунского и Марка Эфесского[454].
Вопрос о примате Римского папы был препятствием, которое, казалось, заграждало путь к унии, и, как пишет Дж. Джилл, «было общее отчаяние». Исидор, Виссарион и митрополит Митиленский Дорофей, с немногими другими были назначены императором и папой для рассмотрения вопроса. Со стороны папы было сделано несколько уступок. В конце концов греки составили очень дипломатичную формулировку о примате папы: «Касательно главенства (ή άρχή) папы, мы признаем, что он наивысший архиерей и властитель (έπίτροπος), представитель и викарий Христа, пастырь и учитель всех христиан, что он направляет и управляет Церковью Божией, однако без нарушения привилегий и прав восточных патриархов»[455]. 27 июня Исидор и Дорофей отправились к папе и уговорили его принять эту формулировку и в день апостолов Петра и Павла, 29 июня, провозгласить всему миру о заключении унии.
Когда составляли соборное определение о соединении Церквей, митрополит Исидор и Виссарион предложили императору присоединить к соборному акту и отлучение на не принимающих этого соединения, имея в виду, вероятно, свт. Марка, не согласившегося подписать унию. Император на это не пошел[456].
Роль в заключении унии, которая выпала на долю Исидора Киевского, его близость к императору и папе, наконец, его авторитет среди греческого духовенства, — все это выдвигало его «... после смерти патриарха на первое место и делало его естественным кандидатом на патриарший престол Нового Рима»[457]. Как свидетельствует Сильвестр Сиропул, не чужд был притязаний на патриарший престол Константинополя и сам Исидор[458]. Но, благодаря «ловкой интриге», устроенной духовником и протосинкеллом Григорием (будущий Константинопольский патриарх Григорий III Мамма), этому не суждено было случиться. Григорий, по мнению А. Я. Шпакова, умел «повлиять на Иоанна» и мечтал «о патриаршем троне для себя». Это избрание Исидора патриархом не осуществилось, «так как известно, что, когда папа настаивал на избрании патриарха во Флоренции, то император, по совету того же Григория, который опасался, что в патриархи будет избран Исидор, отпустил в Венецию нескольких старших митрополитов, и после того объявил папе, что, за отсутствием епископов, нельзя сделать надлежащего избрания в патриархи»[459].