Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 89



В 1415–1416 гг. император Мануил II с целью организации реконструкции или строительства оборонительной стены Гексамилион[197] через Коринфский перешеек (Истм) посещает Пелопоннес[198]. Прибыл он сюда в Великую Пятницу, 29 марта 1415 г. и высадился в 11 км от Коринфа, в Кенхрее[199]. В процессе строительства стены возникла оппозиция проекту императора в лице морейских архонтов, не понимавших, какие большие преимущества Гексамилион мог бы принести в первую очередь им[200]. После окончания строительства стены либо незадолго до завершения (источники свидетельствуют по-разному), восстание вспыхнуло открыто, но было подавлено императором 15 июля 1415 г. в битве при Мантинее[201]; впрочем, вероятно, это был лишь один эпизод этого восстания, о котором известно не так много. Дело, видимо, обстояло следующим образом: по прибытии своем в Пелопоннес император обложил жителей налогом, чтобы извлечь средства, необходимые для постройки оборонительной преграды — Гексамилиона. Естественно, в этих условиях появились недовольные санкциями правительства.

После 1417 г. и вплоть до конца 1420-х годов об Исидоре ничего неизвестно. Вполне вероятно, что он продолжал помогать митрополиту Кириллу исправлять его обязанности на Монемвасийской кафедре, жил в монастыре и исполнял там различные послушания, в том числе и по переписке рукописей, часто посещал Мистру, где, вероятно, общался с Георгием Гемистом Плифоном[202].

В старой научной литературе можно встретить утверждение, что Исидор был некоторое время, до поставления в митрополиты Киевские, митрополитом в Монемвасии. Это мнение следует признать ошибочным, потому как оно не имеет основания в источниках. Установлено, что в это время в Монемвасии были митрополитами Акакий (1397–1412/13), Кирилл (ок. 1412/13–1429) и Досифей[203].

В сентябре 1427 г., спустя 2 года после смерти императора Мануила II, в Морею по делам приехал вместе с женой новый император Иоанн VIII Палеолог, которого в поездке до Коринфа к Гексамилиону сопровождали митрополит Монемвасийский Кирилл и иеромонах Исидор, а после они отправились в Константинополь[204]. Цель визита в столицу состояла в том, чтобы разрешить давний спор между Монемвасией и Коринфом о принадлежности Майнской и Земенской епархий. По-видимому, эти епархии первоначально принадлежали Коринфу, но при патриархе Исидоре (1347–1350) были отданы в юрисдикцию Монемвасийского митрополита. В 1397 г. Патриарший Синод вывел Майну из подчинения Монемвасии и передал Коринфу[205]. Ситуация обострилась в 1418–1419 гг., когда в Майну был рукоположен новый епископ. 7 лет он вел себя настолько вызывающе, что обратил против себя духовенство и мирян, а те, в свою очередь, стали жаловаться на него патриарху и императору. В сложившейся ситуации митрополит Монемвасийский Кирилл обратился к патриарху с жалобой, но безрезультатно: вместо этого ему самому же и попало. Поэтому митрополит вынужден был поехать в Константинополь, чтобы лично объяснить проблему патриарху и предоставить письменное объяснение этого вопроса[206]. Это, вероятно, случилось в 1425–1426 г.[207] По этому поводу Исидор по поручению митрополита составил прошение, в которое включил разные свидетельства из истории города, касающиеся этой проблемы[208]. После решения вопроса епископ Майнский попытался привести в действие синодальное решение 1397 г. и перейти в юрисдикцию Коринфского митрополита. В этой ситуации Исидор составил еще одно прошение, в котором с большим количеством цитат и свидетельств доказывал принадлежность Майны юрисдикции Монемвасийского митрополита. Видимо, это прошение и повезли Исидор с митрополитом в Константинополь в конце 1427 г.[209] — начале 1428 гг. Как сообщает Х. Каллигас, отправить прошения-петиции было недостаточно, для решения этого болезненного вопроса нужно было еще лично приехать к патриарху. Вероятно, в дело вмешался император, с которым Исидор и митрополит Кирилл могли этот вопрос детально обсудить по дороге в Коринф и Константинополь, и проблема была решена в пользу Монемвасийской митрополии[210]. Относительно времени отбытия в столицу Империи в источниках информация лишь косвенная. В кодексе Vat. gr. 1879, fol. 158, в котором содержатся черновики прошений, есть небольшая записка[211], составленная Исидором, в которой он перечислил свои вещи, оставленные в маленьком сундуке в некоем тайнике или хранилище под названием «καταφύγιον», что может быть отождествлено как с несохранившимся до наших дней фортом Καταφύγγι, находившимся недалеко от монастыря Контостефанос, в котором жил Исидор, так и просто с неким тайником[212]. В этой записке Исидором указано время, когда он спрятал свои вещи: это было 5 апреля и, видимо, 1428 г. Скорее всего, примерно в это время митрополит Кирилл с Исидором и отправились в Константинополь вместе с императором Иоанном VIII Палеологом и императрицей.

window.pubfuturetag = window.pubfuturetag || [];window.pubfuturetag.push({unit: "65d7682db867e96901d83b6a", id: "pf-7840-1"})

К этому времени относится знаменитый панегирик Исидора, адресованный императору Иоанну VIII Палеологу[213]. Эта хвалебная речь была произнесена им, по-видимому, между весной и самым началом осени 1429 г. в Константинополе перед императором, о чем может свидетельствовать пространный пассаж о столице Империи в самом начале трактата[214]. По мнению О. Шмитта, отстаивание позиций своего митрополита было лишь поводом напомнить о себе и своем таланте панегириста[215]. Очевидно, эта попытка увенчалась успехом, поскольку уже спустя несколько лет провинциальный ученый монах станет стремительно продвигаться по иерархической лестнице. Но это будет позже. А пока же Исидор оставляет Константинополь в одиночку (митрополит Кирилл в столице умер), но прежде, чем вернуться на Пелопоннес, его корабль из-за шторма и страха нападения пиратов делает большой крюк и прибывает на Сицилию, в Сиракузы. Благодаря сохранившимся записям Исидора об этом путешествии можно точно определить хронологические рамки его поездки[216]. Из Константинополя он выехал 15 сентября 1429 года, в четверг, и в Сиракузах вынужден был остановиться 26 сентября из-за морского шторма[217]. Здесь он снял жилье у одного «двуязычного» сицилийца и, видимо, некоторое время находился на острове. Так или иначе, видимо, уже осенью того же, 1429 г. Исидор оказался на Пелопоннесе, а уже в следующем, 1430 году опять отправляется в Константинополь, о чем свидетельствует сохранившаяся запись-гороскоп от 13 апреля 1430 г., находящаяся ныне в одном из кодексов Ватиканской библиотеки[218]. «Эти записи, — пишет Дж. Джилл, — интересны не только потому, что они добавляют еще одну точную дату в биографии Исидора, но также и потому, что они иллюстрируют менее известную сторону его характера, показывающую, что он был большим эрудитом во всех видах изученных и полуизученных предметов»[219]. В том же, 1430 г. Исидор обращается с письмом[220] к императору Иоанну VIII Палеологу, в котором не стесняется в выражениях и, по замечанию Х. Каллигас, пишет василевсу с поражающей «фамильярностью»[221]. Несколько развязный тон письма можно объяснить, с одной стороны, довольно свободными отношениями в среде поздневизантийских интеллектуалов, при обмене письмами не стеснявших себя в выражениях. С другой стороны, если мы примем во внимание поддержанную ранее гипотезу Х. Каллигас о знатном происхождении Исидора, то придем к выводу, что будущий Киевский митрополит писал если не родственнику, то, как минимум, человеку, с которым был давно и близко знаком. В своем письме императору Исидор среди прочего хвалит его за сочетание политической деятельности с философией.

Примерно в то же время, а точнее — между августом 1430 и до весны 1431 г., когда турки напали на Гексамилион, Исидор пишет пространное письмо[222] некоей «самой любящей литературу» из деспин (φιλολογωτάτη δεσποινών), в котором объясняет старое пророчество дельфийского оракула относительно Истма — Коринфского перешейка. Х. Каллигас сделала предположение, что оно адресовано жене императора Иоанна VIII Марии Трапезундской и что оно могло быть продолжением их беседы с Исидором, развернувшейся во время ее приезда с супругом на Пелопоннес и потом продолженной в Константинополе[223]. Эти два текста, по замечанию Х. Каллигас, являются последним свидетельством активности Исидора на Пелопоннесе[224].