Девочка со свечкой

Посреди кухни так и стоит мусорное ведро с осколками вазы. В углу — веник и совок. Захожу в проходную комнату и рывком сдергиваю с трельяжа простынь. Прямо в ботинках иду дальше. Дверь в Настину комнату закрыта. Тяну дверь на себя. Вижу примятую постель и сразу вспоминаю о Косте. Внутри ворочается злость, чувство несправедливости и затяжное разочарование. Не снимая куртки, ложусь на кровать и смотрю в потолок. За стенкой снова пьяный дебош.

В углу стопкой стоят Свечкины картины: готовые работы и сырые наброски. Поворачиваюсь на бок, телефон выскальзывает из кармана куртки и падает за кровать. Тянусь за ним в щель между стеной и кроватью, вожу рукой по полу и плинтусу, но не могу его найти. Приходится слезть и заглянуть под кровать.

Господи, сколько же я здесь не прибирала. Под кроватью лежат клочья пыли. Достаю телефон и вижу в самом углу Настин старый планшет в розовом чехле. Достаю его и отряхиваю от пыли. Сильно устаревшая модель. Кажется, Настя покупала его с первых накоплений. Я раньше не видела его в квартире. Она пользовалась телефоном, макбуком и графическим планшетом.

Нажимаю на боковую кнопку. Он включен, и даже еще тридцать процентов заряда осталось. Странно. На заставке стоят «Водяные лилии» Моне — одна из Настиных любимых картин. На экране минимум иконок, ни одного мессенджера. Мое внимание привлекает желтый значок почты. Кликаю на него, ожидая требования ввести логин и пароль, но приложение сразу пропускает меня к письмам. Ничего особенного. Пролистываю несколько рекламных рассылок, приглашение из галереи на какой-то ивент. Выхватываю глазами письмо со странным адресом, похоже на одноразовый. Датируется десятым сентября, три года назад. Облизываю губы и тычу в него пальцем.

Одна строчка: «Это последнее предупреждение, заюша. Зачем нам ссориться?»

Перечитываю его несколько раз. Внутри все холодеет. Марк прав, Насти больше нет. Лесопосадка вкупе с угрозами дают плохой результат. Если бы Настя и скрылась, то обязательно бы спустя время вышла со мной на связь. Она бы не бросила меня мучаться в неведении.

А что, если она была вынуждена не давать о себе знать? Вспоминаю рассказ Смирнова, что кто-то ей угрожал и даже преследовал.

Мне становится не по себе. Отключаю планшет и прячу его между картин. Вроде не видно. Быстро забираю с кухни мусорный пакет и завязываю его узлом. Пакет из-под кефира уже начал вонять. Еще раз проверяю под курткой конверт. Выключаю в коридоре свет и замыкаю дверь. Бегом спускаюсь по лестнице и выскакиваю из подъезда. Чувствую себя в присутствии гипотетических людей гораздо спокойнее. Здороваюсь с соседкой с первого этажа и иду к мусорным бакам. С размаха закидываю пакет в бак и чувствую на себе чужой взгляд. Вдоль позвоночника проходит дрожь. Медленно поворачиваюсь и осматриваю двор — все, как всегда. Дома, деревья, ряд припаркованных машин, случайные прохожие. Веду плечами. Очень хочется бежать без оглядки, но призываю себя к спокойствию. Решаю не идти к арке, а срезать через гаражи. Так будет быстрее: пять минут и я — на многолюдной остановке.

В спокойном темпе иду по узкой дорожке между домом и воротами гаражей. Тревога нарастает. Внутренний голос кричит об опасности. Я не выдерживаю: поворачиваю направо и срываюсь на бег. Интуиция меня не подвела — кто-то бежит за мной, а я, дура, оказала ему услугу, решив срезать. Здесь нет ни одного человека: ни алкоголиков, ни подростков, промышляющих тем, что запрещают родители. Кто-то за моей спиной сильнее меня и бегает явно лучше. Я бегала последний раз у Антошки на веселых стартах, а до этого… не помню когда. Поворачиваться, чтобы проверить свои домыслы, мне совсем не хочется. Сердце подскакивает к горлу. Вылетаю на проезжую часть и едва не попадаю под машину. Ударяюсь ладонями о капот.

— Идиотина тупая. — Орет мне вслед испуганный водитель.

Я залетаю в какую-то кофейню и сгибаюсь пополам. Хриплю и кашляю. Меня тошнит от страха. Ноги подкашиваются. Подхожу к окну и осторожно выглядываю из-за парня, уткнувшегося за столиком в ноутбук. Никого. А что я ожидала там увидеть, киллера в кожаном пальто? Или черта лысого?

— Девушка!

— Ой, простите. — Одергиваю руку с его плеча, в которое я напряженно вцепилась.

Заказываю черный кофе и устало плюхаюсь на стул. Проверяю, перевел ли мне деньги за последний перевод заказчик, и решаю ехать к Марку на такси. День был слишком «богат» на события.

Из кофейни я выхожу только когда на телефон приходит оповещение, что водитель прибыл. Сверяю его номера с номерами в приложении. Здороваюсь с пожилым мужчиной и сажусь на заднее сидение. Смотрю в окно и замечаю за собой, что радуюсь возвращению в квартиру Марка.

24

Когда я подъезжаю к дому, на улице смеркается. Зажигаются первые фонари. Озираюсь по сторонам, но ничего подозрительного не вижу. На площадке гуляет несколько человек с детьми и пара собачников. Я уже почти успокоилась. Поднимаю голову — в квартире Марка горит свет. Странное, давно забытое ощущение дома, как будто есть место, где меня ждут.

Захожу в чистый подъезд, ставший привычным, и приветливо киваю консьержу. Да, человек быстро привыкает в хорошему. Поднимаюсь на нужный этаж и звоню в квартиру. Когда Марк дома, я не решаюсь открывать дверь своим ключом. Мне кажется это неправильным. Федорцов быстро открывает дверь, как будто ждал моего появления. У него под ногами вертится Фунтик. Марк босой, в черном, хлопковом комплекте, похожем на пижаму. Волосы влажные. Из квартиры доносится приятный запах еды. Так уютно, что хочется зажмуриться, чтобы запечатлеть этот момент в памяти.

— Привет, — здороваюсь я и переступаю порог.

Совершенно не знаю, как теперь вести себя с ним. Изменение наших взаимоотношений может все усложнить.

— Привет. — Он тянется ко мне и целует в щеку, как будто это наш привычный, вечерний ритуал после десяти лет брака. Так странно. — Ты где была?

— К себе ездила.

— Зачем?

— Нужно было кое-что забрать. — О погоне решаю промолчать, иначе Марк меня вообще перестанет выпускать, а я, сидя в четырех стенах, вообще с ума сойду.

— Да, видно, рано я ребят отпустил. За тобой глаз да глаз нужен. Раздевайся, ужинать будем. — Он уходит на кухню, Фунтик, виляя задом, бежит за ним.

Снимаю куртку, снова проверяю конверт, и иду мыть руки. Смотрю на себя в зеркало: волосы стоят торчком, губы обветрились, под глазами круги. Снимаю резинку с волос, приглаживаю волосы и заново собираю их в низкий хвост. Умываюсь теплой водой и долго держу под струей руки. Я даже не заметила, как замерзла. Очень хочется полежать и погреться в ванной, но я вытираю руки и иду на кухню.

На столе стоят красивые, большие тарелки, лежат приборы, салфетки. И даже — тонкая, белая свеча в хрустальном подсвечнике.

— Садись, все готово. — Он сбрызгивает рукколу оливковым маслом.

— Я думала, ты только в ресторанах питаешься.

— Тебя послушать, так я вообще не человек. — Смотрит на меня Марк через плечо.

Раньше я действительно так думала.

Сажусь за стол. Как же хорошо, что сегодня я смогу спать спокойно, не переживая о своей безопасности. Марк ставит передо мной тарелку с горячей пастой. Встает за спиной, наклоняется и, заключив меня в импровизированное кольцо из рук, натирает сверху пармезан. Я замираю и прислушиваюсь к себе — это так странно. Сюрреалистичная картинка. Он него пахнет лосьоном после бритья. Слегка поворачиваю голову и почти упираюсь носом в его висок. Марк улыбается и делает вид, что не чувствует на себе моего взгляда.

— Спасибо, достаточно.

— Выпьешь что-нибудь?

— Нет, спасибо. Это… — беру вилку в руки и неопределенно размахиваю ей в воздухе, — походит на свидание из мультика «Леди и бродяга».

«Только вот бродяга в данном контексте — это я», — думаю про себя. В голове проносятся едкие слова Лидии Владимировны. Не думала, что меня зацепит настолько сильно.

Он садится напротив меня, щелкает зажигалкой и макает фитиль во вспыхнувшее, голубоватое пламя.