Девочка со свечкой

Иду в комнату, быстро натягиваю джинсы и бежевый кардиган. Застегиваю его на все пуговицы. Пальцы не слушаются, интуиция подсказывает, что ничем хорошим наш разговор не закончится. Когда я возвращаюсь в гостиную, Лидия Владимировна сидит посередине дивана, намеренно заняв все пространство: с одной стороны она положила сумочку, а с другой — чешет за ухом развалившегося на животе Фунтика. Я не хочу стоять перед ней по середине комнаты, как провинившаяся школьница, поэтому за неимением другой мебели просто сажусь на подоконник большого окна. Поясницу обдает холодом через стеклопакет.

Лидия Владимировна закидывает ногу на ногу и показательно — снисходительно рассматривает меня.

— Вот не пойму — или у моего сына нет вкуса, или его постоянно на благотворительность тянет: тащит в дом всякий сброд. Хочет сделать доброе дело — подал бы милостыню на улице и все. Зачем так усердствовать?

По лицу прокатывается неприятная вибрация и оседает где-то в районе солнечного сплетения. С трудом проглатываю ее оскорбление, пытаюсь абстрагироваться и сконцентрироваться на самой сути. Понять, что ей от меня надо.

— Вы мне что-то конкретное сказать хотите, или просто пришли к сыну покопаться в его отсутствие в его вещах? — подтягиваю одно колено к животу.

— Девочка, — она растягивает губы в улыбке, если бы кобра могла улыбаться, то это выглядело бы именно так. — Я пришла по делу, но раз ты решила пойти по стопам своей сестры, заняв место в постели моего сына, я решила сделать доброе дело и предупредить тебя: Марк не твой уровень, надорвешься. Тебе ничего не светит. Ты для него не более, чем напоминание о сестре.

Она попадает в цель, одним выстрелом, как профессиональный стрелок. Она беспощадно бьет меня по самому больному. Сует под нос то, от чего я так старательно отворачивалась. Мне очень хочется плакать, но такого удовольствия я ей не доставлю. Смотрю в пол и пытаюсь очень медленно выдыхать, потому что внутри так щемит, что больно дышать.

— Для меня всегда было загадкой — что он нашел в оборванке из провинции. Красивое личико, но не более. В его окружении было полно красавиц, не уступающих твоей сестре. Дочь заместителя мэра чего стоит. Мудрая не погодам, амбициозная, а внешность — греческая богиня.

— Вы тратите свое и мое время, чтобы сидеть здесь и оскорблять мою сестру. — Мой голос скрипит, как старый рояль. Мне хочется отвечать ей также цинично, показав всю глубину презрения, но я не она. Я не прожжённая стерва. Как у такой матери выросли такие дети? Как же она пережила появление Дельфина в «клане» Федорцовых?

Она физически давит на меня, заполнив пространство комнаты гнетущей энергетикой. По какой-то причине я представляю для нее угрозу, поэтому она ни на секунду не щадит мои чувства.

— Нет-нет, у Анастасии был вкус, и желание жить красиво тоже было. Она слишком сильно мечтала о легкой и беззаботной жизни. Только что она для этого сделала? Ни-че-го. — Произносит по слогам. — Вы же с ней, как паразиты.

— Чего?

— Что ты глаза выкатила, дорогая? — она откидывается на спинку дивана и вытягивает руки по сторонам. — Ты думаешь сама в свой ВУЗ поступила? Девочка из Зажопинска? С дипломом этого заведения людям потом все двери открыты. А гранты, дополнительные факультативы с носителями языка, повышенная стипендия, думаешь, это все просто так? Думаешь, ты такая талантливая? Да там конкурс сто человек на место? Раскрой глаза? — Она вытягивает руку вперед и щелкает пальцами.

— Это все Марк?

— Нет, добрый волшебник в голубом вертолете. Ты думаешь, картины твоей сестры стали бы такими популярными без проекции Марка? Ее мазня была бы похоронена среди кучи таких же художников, как она. Знаешь, сколько я таких видела? — Она бросает взгляд на золотые часики и смотрит на меня: хищные, бездушные, красивые глаза. — Я это все к чему? Ты — не ровня Марку. Не трать свое и его время. Ему нужна статусная, образованная девушка из хорошей семьи, а не ты, дворняжка безродная. Вы — Беловы — и так в его жизни натоптали.

Как же сильно она ненавидела мою сестру. Она ведь не сделала ей ничего плохого. Чем заслужила такое презрение, думаю я, через головокружение и тошноту.

Она поднимается и идет на выход, оставив меня в комнате на полу. Разбитую и совершенно дезориентированную. В прихожей шуршит одежда, слышен стук набоек. Я, собрав всю волю в кулак, подскакиваю, несусь за ней в коридор.

— Знаете, почему вы так ненавидите нас? Потому что мы вечное напоминание вашей юности. Это вы тоже безродная дворняга. Где бы вы сейчас были, Лидия Владимировна, если бы не вышли замуж за Николая Павловича? У вас ведь тоже ничего не было, кроме красивого личика. — Выпаливаю на одном дыхании, сжав руки в кулаки. Сердце грохочет так, что вот-вот проломит ребра.

Настя говорила мне как-то раз, что Лидия Владимировна родом из Саратовской области из простой семьи, а все остальное — плод моего воображения.

Но мне чудом удается пробить ее несокрушимую броню. Тонкая шея стремительно краснеет в тон пальто. Она вздергивает подбородок, поправляет ремешок сумочки и выходит из квартиры. А я остаюсь с ядом и желчью, которые она насильно влила мне в душу.

23

Стыдно признаться, а я и правда очень гордилась собой. Верила, что моя подготовка и оплаченные Настей репетиторы дали вот такие замечательные результаты.

Мне нравилось мое произношение, я изучала много материалов, сидя в нашей малюсенькой, пыльной библиотеке, часами корпела над грамматикой в то время, как мои одноклассницы ездили с мальчиками на речку, зубрила новые слова. А как я была счастлива, когда со всего потока именно меня выбрали для тренировки в группу к известному американскому коучу. И что теперь? Все до банального просто. Мне тупо дали место по знакомству.

— Че, поздравляю, Инга. — Злюсь на свою наивность.

Уж, казалось бы, жизнь давно показала мне свою реальную сторону, а я все продолжаю верить в лучшее. Каждый раз меня постигает разочарование.

Вытираю щеки и иду одеваться. В голове все еще набатом звучит голос матери Марка: «Ты для него не более, чем напоминание о сестре».

Когда-то я слышала фразу, что обидеть может лишь то, что ты и так думаешь о себе в глубине души. То, во что сам веришь, а чужие слова — всего лишь необъективное подтверждение этих мыслей. Лидия Владимировна попала в цель, потому что в глубине души я и правда считаю, что с Марком меня связывает только одна единственная нить — моя сестра. Больше нет ничего общего. Мы — два разных мира. В моем — в сельском магазине при входе стелят картон, чтобы покупатели не разносили грязь по битой плитке, а в его — можно в любой момент полететь бизнес-классом в любую точку мира. Встретиться мы могли только в искаженной реальности.

Сажусь прямо на ковер и снова плачу, вокруг меня бегает и скулит испуганный Фунтик. Плачу долго и от всего сердца. На душе темно и пусто, как в старой кладовке. Беру пса на руки и глажу толстенькое, шелковистое тельце. Он затихает и успокаивается.

Смотрю в окно. Нужно торопиться: дни стали совсем короткие. Не успею оглянуться, как на улице стемнеет, а мне нужно еще успеть забрать конверт из почтового ящика. Жаль, что Антошку опять не застану.

За отсутствием пробок довольно быстро добираюсь до своего дома. Вхожу в подъезд и удивляюсь, как я смогла спокойно прожить здесь три года. Я как будто не замечала обшарпанных стен, постоянной темноты и вони в подъезде. Подхожу к своему почтовому ящику. Сердце резко ускоряет свой бег. Осматриваюсь. Достаю из рюкзака ключи, нахожу нужный и со скрипом открываю прямоугольную дверцу. Внутри только квитанция. Ощупываю стенки ящика и облегченно выдыхаю, почувствовав под пальцами гладкую бумагу. Отклеиваю скотч и аккуратно достаю конверт. Прячу его во внутренний карман куртки и замыкаю ящик. Снова смотрю по сторонам и зачем-то решаю заглянуть к себе в квартиру.

Отмыкаю дверь и опасливо захожу внутрь. Вид прихожей не вызывает ничего, кроме тоски. На полу у комода валяются сухоцветы. Когда все закончится — обязательно уеду. Доучусь и уеду, или переведусь. Страна большая — место для меня найдется. У меня оплачены еще два месяца квартплаты, за это время нужно определиться, как жить дальше.