Страница 209 из 217
— Консорт, за которого королева выскочила замуж, — ответил он вслух. — Статусом и привилегиями уже повыше, и дети, часто, официальные наследники. Но фактической власти — немного, разве что если должность какую занимает. Реальной же власти… ночная кукушка всегда много чего в уши своей половинке накукует.
— Моя… ночная кукушка пока что… накукует мне в уши полезнейшие вещи, — улыбнулась Онеказа. — Значит, чтобы ты стал моим принцем-консортом, мне нужно выйти за тебя замуж?
— Так. Стоп. Стоп-стоп-стоп, — он машинально поймал ее ладонь, лежащую на его колене. Женщина с улыбкой высвободилась и переложила его руку на свою коленку, продолжив скользить кончиками пальцев по его бедру. Гламфеллен даже не заметил этого. — Ты же не хотела. Боялась, и все такое. И потом, у Хуана сплошь и рядом свободные отношения. Ты порылась в моих мозгах на тему семьи поосновательнее? — его тон не был обвинительным, скорее недоверчивым. Он давно уже привык, что его женщина ну вот совсем не уважает приватность внутренней стороны его черепушки, и даже находил в этом некую пикантность. Можно было обмениваться с ней всяким где угодно, когда угодно, и о чем угодно. Но он совсем не ожидал, что Онеказа заговорит о браке, причем не как о чужеземном курьезе или пережитке древности, а о чем-то, что может случиться с ними.
— Нет, — светло и спокойно улыбнулась королева, — просто я провела с тобой достаточно времени, чтобы понять — ты никогда не захочешь от меня ничего, что причинит мне вред, или даже неудобство.Так что вряд ли это «замужество» — такая уж неприятная вещь. А раз так, почему бы и не попробовать?
— Так, — Кьелл поднялся, а потом опустился на одно колено перед удивленно смотрящей на него женщиной, и торжественно произнес:
— Онеказа, любовь моя, радость моя, счастье мое, ты выйдешь за меня?
— Эм, хорошо? — с непонимающей улыбкой ответила женщина. — Это опять какой-то ритуал?
— Самый лучший, — горячо заверил ее Кьелл. — Так, кольца, где взять кольца, — он суматошно охлопал свои карманы, в которых сроду ничего не держал. — О, нашел! — он выхватил из руки Онеказы давно забытую рюмку, щедро заливая себя вином, поспешно зажег на пальцах едва видимый клинок Божественного Меча Шести Меридианов, и в два легких движения срезал с рюмки два керамических ободка, меньший из которых торопливо ткнул Онеказе в ладонь. Та только тихо смеялась, наблюдая за этой катавасией.
— Теперь мы должны надеть их друг на друга, на безымянный палец. Черт, это же на свадьбе… неважно, давай!
Женщина, все так же хихикая, пристроила на его пальце чересчур большой фарфоровый ободок. Он аккуратно проделал то же самое с ее пальчиком. Потом он обнял ее и страстно поцеловал.
— Теперь мы обручены — связаны чуть прочнее, чем обычные любовники, — сказал он, сжимая ее в объятиях. — Эти кольца… гм, да, ну и кольца. Наверное, если бы я почаще читал твои мысли, я бы не был настолько неготов. В общем, кольца — обручальные, они, как бы, наше обещание пожениться. Открыто их нося, мы говорим всем — у нас уже почти что есть наша вторая половинка, не приставайте к нам, а то он или она побьет вам лицо… Хм. Или что-то в этом роде. Извини, это у меня от волнения, — он счастливо и немного обескураженно улыбнулся.
— Я понимаю, — она погладила его волосы. — И правда, а почему ты так мало читаешь мои мысли? Я очень редко чувствую твое ментальное присутствие. И еще, поцелуй тоже часть ритуала?
— Поцелуй — нет, мне просто захотелось, — он засмеялся. — А что до мыслей… Привычка, наверное. Когда ты все еще была далекой и недоступной королевой на троне, в которую я был влюблен, не особо надеясь на взаимность, я побаивался — вдруг чего нелестного там найду, или тебе не понравится, что я вот так вот запросто лезу тебе в голову. Некоторые разумные болезненно реагируют. Одна девчонка, еще в Белом Безмолвии, таких колотушек мне выдала…
— Может быть, пойти войной на гламфеллен? — с преувеличенной серьезностью заявила Онеказа. — Как завоюем их, найду твою обидчицу, повелю выдать ей плетей… Потом казню, конечно, — она состроила максимально напыщенную физиономию, но не удержала ее долго — рассмеялась.
— Не, если мы завоюем гламфеллен, все мои соотечественники переедут к нам, — покачал головой Кьелл. — Укайзо заполонят бледные эльфы. Будут бить священных китов Ондры, напиваться римсйодды и хулиганить, и вообще нарушать беспорядки где ни попадя. Теплый климат ударяет им в голову. Ты думаешь, чего я подшучиваю непрерывно над все и вся?
— Экера, теплый климат Дедфайра, а ранее Дирвуда, ударил тебе в голову? — приподняла брови Онеказа.
— А вот и нет! — вскричал Кьелл, — Я всегда был такой раздолбай! Ну может, в одной-двух прошлых жизнях я был трагическим героем. В одной так вообще, я был рыцарем печального образа, сложившим голову в попытке мести за даму сердца.
— И как, отомстил? — с непонятной интонацией произнесла Онеказа.
— Отомстил, — с неожиданной серьезностью ответил эльф. — Знаешь, я долго боялся за тебя. Тогда, после нападения Спатта Ругиа. Когда ты рассказала мне, как была испугана. Я не хотел выходить в море. Хотел в одиночку пойти на штурм и ВТК, и Медной Цитадели, на всякий случай. Поэтому и сорвался тогда, с теми Принчипи и огром — слишком уж долго боялся подобного. Очень не хотелось снова… мстить, — горько признался он, и вздохнув, продолжил. — Та женщина умерла ужасной, мучительной, и долгой смертью, из-за того, что один безумный выродок решил покуражиться. Я не смог исцелить ее раны — оказался слишком слаб. Я ненавижу быть слабым с тех пор.
— Тебя не было рядом, когда ее ранили? — понимающе спросила Онеказа, обнимая его.
— Нет, — гламфеллен задумчиво улыбнулся, — я и не знал ее. Ну, видел мельком один раз, но не испытал к ней никаких чувств. Она была просто солдатом вражеской армии. Но в тот момент, когда она умирала, а я не мог исцелить ее, она простила меня. Она простила мою подругу, что прервала мои отчаянные попытки исцеления из страха за меня, и не помогла мне из ревности. Я понял, что мог бы полюбить ее… я уже полюбил ее, но этого-то как раз и не понял. Не понял, что именно тогда вся моя жалость к этой женщине переплавилась в любовь. Она попросила меня вынести ее к солнцу, чтобы увидеть его в последний раз. Там, под закатными лучами, я смотрел в ее тускнеющие глаза, в которых не было ничего, кроме спокойной радости, и чувствовал что-то, чего не понимал. Потом я похоронил ее, отправился мстить, и умер вместе с ее врагом. Я знал, что иду на смерть — враг был на порядок сильнее, но я не мог по-другому, — беспомощно улыбнулся он.
— Значит, твоя любовь убила тебя? — глаза Онеказы были полны грусти.
— Выходит, что так, — Кьелл печально кивнул. — Скверная история для дня нашего обручения, а? Нам бы веселиться и праздновать…
— Нет, — женщина коснулась губами его щеки. — Это прекрасный подарок. Я узнала о тебе больше, чем за все эти месяцы просеивания твоих мыслей и памяти. Не вспоминай о своей даме сердца с болью и стыдом: это воспоминание — светлое. Пусть ваша любовь прожила всего миг, а ваши жизни вскоре оборвались, вы провели вместе то недолгое мгновение, и были счастливы. Это большее, чем есть у многих разумных.
— Онеказа, — мужчина посмотрел на нее со странным выражением на лице. — Я тебе говорил, что ты очень умна?
— Несколько раз, — женщина улыбнулась. — Экера, обычно ты поешь хвалебные оды моей красоте.
— Ты очень полно восприняла всю мою философию, все то, что сделало меня мной, — покачал головой он, — и с ее помощью, с помощью основы моего образа мыслей, показала мне один из худших моментов моих жизней так, что он стал источником радости и спокойствия. Ты пугающе умна и проницательна. — он продолжил, все с тем же странным выражением. — Ты знаешь, что многие мужчины боятся умных женщин? Особенно если сами менее умны?
— Ты просто не мог взглянуть на это воспоминание под нужным углом, — неожиданно серьезно сказала королева, — Оно для тебя слишком личное, и очень долго было болезненным.