Свет воспылает

– Хватит! – рявкнул пухлый. – Я сказал: пять! Значит, должно быть пять по пять! Всего двадцать пять монет, белобрысая! Либо оставляй что-то в заклад! Деньги появятся, вернёшься, поменяемся!..

– Я СКАЗАЛА – ЧЕТЫРЕ, – прорезался у Сирлинорэ нечеловеческий рёв.

Некоторые попятились. Один из картёжников свалился со стула и спрятался под столом, другой высыпал из руки карты. Пухлый оглядел окружающих. Сирлия заметила, как он сам дал слабину. Кажется, один из ценнейших её навыков высшие силы не забрали.

– Уходите… – прошептал начальник. – Вы свободны, дамы… Мохр, садите в лодку, везите на берег. Высаживайте в порту.

Покрытый шрамами проморгался, но вышел, свистнув остальным идти следом. Путешественницы, убрав грамоту, за ними.

– Рада, что у меня осталось хотя бы убеждение, – шепнула Сирлинорэ по дороге через вырытые проходы. – Но даже его лучше использовать только в крайних случаях.

– Ты и меня напугала, – Майра прижалась к наставнице. – Я позабыла, что некоторые ангелы умеют говорить высоким, потусторонним голосом.

– Дар голоса дан нам для убеждения, – сказала она. – Те, кому наказано заниматься обрядами и письмом, обладают мягким, обволакивающим птичьим пением. Но у тех, кто воюет, голоса напоминают раскалённую, шипящую сталь, что звенит во время ударов кузнечного молота по наковальне.

– Как поэтично… – заметила молодая. – Надеюсь, не часто придётся слышать подобное. Как будто у тебя связки нескольких десятков людей. Ха, интересно. У тебя добрый, но в то же время жуткий голос.

– Жаль, что не всегда помогал мне на церковной службе…

– Тётушка, надеюсь, дальше у нас не будет таких приключений? Десять золотых, осталось всего двадцать?

– В моей сумке ещё есть, – кивнула Сирлия на котомки за спиной. – Нам хватит на месяц жизни в таверне, не говоря о счёте в местном банке. Но меня интересует уединение. То, что я задумала, требует сосредоточенности и отсутствия любопытных глаз. Речь в первую очередь о шпионах, конечно.

– Ох, какова же моя роль в твоих грандиозных планах? – остановившись, спросила воспитанница.

– Ты для меня словно приёмная дочь, Майра, – Легкокрылая сбросила поклажу с плеча, подошла к спутнице и погладила её лицо. – Скоро мне предстоит посадить на плечо дьяволёнка, страшное существо, которое питается эмоциями и тяготами людей. И не только людей. Мне, боевому ангелу в прошлом, требуется свой ангелочек, который будет витать над другим моим плечом. И удерживать мою… порывистость. Ты готова?

Девушка утёрла слёзы, но кивнула. Они обнялись. Их путь на чужом материке, наполненном опасностями, только начинался.

***

Таверна ломилась от постояльцев. Сирлия едва не выронила кружку из-за двух пробежавших по её сапогам котов. Хотя физически она оставалась ангелом, сверхсуществом, но всё больше в ней просыпались человеческие рефлексы. Майра косым взглядом замечала изменения в её поведении, но не комментировала.

Собственное покоцанное блюдце с курятиной и овощами наставница пододвинула к девушке. Та вопросительно подняла лицо от своей тарелки, прожевала и сказала:

– Я помню, ангелы не нуждаются ни в еде, ни в воде, ни в иных потребностях живых. Но ведь хотя бы для окружающих нужно показать, что ты здесь после долгой дороги?

– Плевать на них, мы здесь не задержимся, – ответила вишнёвоглазая. – Тебе нужно больше сил. Я сама восстановлюсь со временем.

Какое-то время Майра ела молча. Сирлинорэ изредка поддерживала элем и просила служанку-тавернщицу долить.

– Так что же ты задумала, матушка? Ох, прости, забыла, ведь конспирация нам уже ни к чему… – девушка стукнула себя ломтиком сыра и покрутила капюшоном. – Мы полтора месяца в пути, сейчас самый разгар лета. А ты говорила, что хотела бы вернуться домой к следующему году. Тебе нужно успеть на обряд Посвящения имени.

– Конклав юридически говорит верно, по фактам, – проговорила та. – Но между строк лидеров нашей церкви и веры витает послание, произнесённое определённым слогом, тайным шифром. Если я не вернусь до своего второго дня рождения, то могу не возвращаться больше. Они знают, что я предана им и порядку в королевстве. Для меня церковная служба – это всё или ничего. Без своего призвания меня ожидает только забвение. Пустота. Ни один ангел не умирает по своей воле.

Словно по злому року, что-то прозвонило за окнами. Колокольня, показалось Сирлии.

– Это очень жестоко. Конклав, получается, защитит тебя от того посольского сынка, – проговорила Майра, осушив кубок, – но ты должна подтвердить свою верность им. Не церкви или королевству, а именно Конклаву. За твои ниточки будут дёргать. Может, тётушка… Прости, тебе больно будет это слышать.

– Мы с тобой не найдём здесь никого, кому стоит доверять. Я стерплю.

– Может, лучше покинуть службу? – замешкавшись, спросила Майра. – Сохранять порядок, например, тут, на другом материке? Посмотри, они ведь безбожники, все эти гил амасцы! А я помню, что наша церковь тут далеко не в каждом вольном городе!

– И бросить Первый алтарь? Оставить нашу веру на растерзание церковным бюрократам и дворянам-содомитам? Ни за что, дитя.

– Тётушка, я не хотела оскорблять твоё призвание, ведь…

– Майра, прошу. Больше ни слова об этом. Мы вернёмся домой, когда я восстановлюсь, а ты наберёшься опыта. Надеюсь, тебя с моей помощью будет ждать повышение по церковной службе.

– За какие заслуги? – поинтересовалась девушка.

– Ты весьма начитана и сообразительна для своих двадцати двух. Знаешь основы духовного и физического исцеления, чувства эмпатии тебе не занимать. Со сколькими в аббатстве и в самом монастыре ты поссорилась за четыре года службы?

– Только с сестрой Бариа, но она ссорится со всеми подряд, помнишь, рассказывала.

– У тебя все признаки верного и сильного человека, надёжного спутника по жизни, и на службе. Такие нужны Вечному Свету, – Сирлия удивилась прыгнувшему на колени толстопузому рыжему коту, который жалобно потребовал ласки. – Надеюсь, наше путешествие поможет тебе окончательно определиться со своей стезёй. Учёная, летописец, чтец семинарии… ты можешь стать кем угодно.

– Ещё есть время выбрать, пока меня не переведут на хозяйство в библиотеку по возвращении. Интересную ты мне легенду выдумала, конечно. Настоятельница не хотела отпускать, но чуть не разревелась от твоих слов о моей семье и брате, которому после сражения требуется восстановление. Хотя она знает биографию каждой из своих подопечных. То, что у меня две младшие сестры, а братом природа не наградила, старушка Дарри тогда не вспомнила. Действительно, дар убеждения – один из ценнейших твоих навыков. И меня ты можешь заговорить, если захочешь.

– Тебя я заговорила один раз, когда ты в слезах прижалась к колену матери, – проговорила наставница. – А сёстры вцепились в тебя, не желая отдавать мне.

– Позабыла, в каком возрасте ты забрала меня?

– Девять лет.

– Ох, такое важное событие, и дата вылетела из головы, – хмыкнула юная монахиня. – Зато помню, какой улыбкой меня провожала матушка. Избавилась от лишнего рта, конечно. Ещё в малолетстве они с отцом ругали меня за излишнюю полноту…

– Ты так и не растолстела, – слегка улыбнулась Сирлинорэ. – Лёгкая полнота досталась тебе по наследству. Жаль, ты не помнишь деда.

– Ох, лучше бы вообще позабыть их всех…

Пушистый обитатель таверны не унимался: перевернулся на спину и жалобно заурчал, требуя почесать живот. От наглеца Сирлию спас его чёрно-белый собрат, который ловким прыжком сбил того с колен посетительницы и бросился исполнять просьбу о почёсе, обнажив коготки.

– Куда мы всё же держим путь? – спросила воспитанница. – К твоим знакомым?

– Я приплыла сюда ещё до твоего рождения. Те немногие люди, с кем мне довелось общаться здесь, уже умерли от старости. Нужно искать следы, и начать следует не только с таверн, но и с мудрецов. Возможно, нас проведут к знахарям. Жди здесь, у тавернщика убавилась очередь.

Сирлинорэ поднялась, подошла к двум хамоватого вида дичкам, требующим налить себе полные кружки пива. Тавернщик, высокий поджарый длиннонос, кивая лысому громиле за барной стойкой, вместо кружки начал натирать тесак. Забулдыги не унимались. Поджарый жестом подозвал Сирлию, но двоица не давала прохода. Легкокрылая обернулась: Майра наблюдала за ней. «Нет насилию», – закралось в голову.