Страница 2 из 18
Двое привратников послушались. Сирлия с трудом устояла на босых ногах, ухватив спадающий ремень, который держал разорванную на спине рубаху.
– Твоя нечеловеческая сила постепенно будет возвращаться к тебе, – продолжил столь же бесполый, как заседатель, длинноволосый безымянный лик слева. – По крупицам, следуя добротелям, ты вернёшь остальное. Тогда явишься сюда вновь. Если при посещении Верного Приюта3 за твоей душой вновь сокроется тьма, участь твоя не сохранится ни на строках пергаментов, ни в разумах смертных.
Сидящие вокруг крутили головами. Сирлинорэ не понимала: их удивляла кара за довольно обыденное превышение ею своих полномочий или выдержка молчаливой воительницы. Наконец она нашла в себе силы и спросила:
– Время, великий Конклав?
– Чем быстрее, тем лучше, – ответивший голос справа казался более женственным. – Ты почувствуешь сама.
Сирлия поклонилась, привратники вновь подскочили и удержали от падения. Выволокли её из зала заседаний обессилившую, оборванную, окровавленную. Но несломленную.
***
Она пришла в себя в тёмной комнатушке, не помня, как попала сюда. По маленькому резному окошку с крестами поняла, что находится в келье. Найдя силы, поднялась, выглянула наружу: там суетились люди в рясах, утро только наряжало округу в разноцветные тёплые тона поздней весны. Слева от окошка Сирлия увидела высокую увенчанную колоколом башенку, что стояла между двух больших корпусов. «Монастырь, – подумала она. – Меня вернули домой».
Последние сто лет молодая по меркам остальных ангелов дева являлась помимо основной своей церковно-военной службы настоятельницей монастыря Грахойло. Строго говоря, настоятельница для неё – должность символическая. Служила она советницей и наставницей для старшего апостолиара4 монастыря отца Нэльраса. Осматривая обстановку снаружи, опальная церковная служащая думала о произошедших событиях, вспоминала слова привратника. Никто так и не выступил в её защиту, включая Нэльраса. Подброшенного к воротам Грахойло сироту Сирлинорэ воспитывала до тех пор, пока он не вступил в должность хранителя одного из крупнейших монастырей при столице королевства.
Легкокрылая нашла несколько свечей, зажгла. Судя по захламлённости, келья служила обиталищем для провинившихся из числа своих, потому помещением пользовались редко. В сердцах Сирлия поблагодарила тех, кто распоряжались её жизнью в момент бессознательного состояния, за то, что не поместили в сырую темницу под главным корпусом. Значит, она оставалась своей.
Протерев пыльное зеркало в человеческий рост, дева разделась, повернулась спиной и увидела в отражении на месте крыльев два отростка чуть ниже лопаток. Выглядели они, словно прижжённые Вечным Светом культи, наподобие отпиленных и обгорелых рогов. Мученица хотела прочитать молитву, но не нашла в себе силы. Вера её во Всеотца и илтатрий пошатнулась.
Облачившись в домотканые одежды и сандалии не по размеру, Сирлинорэ покинула келью и попыталась вспомнить путь до дома настоятеля. Бродившие по спальному корпусу послушники не кланялись, видя осуждённую, а провожали осторожными взглядами, умолкая и упираясь лбами в пол.
В центральном дворе всё повторилось: едва завидев её, слуги и редкие монахи сторонились деву-воительницу. Все разговоры превращались в шёпот, а те, кто, казалось, только что бездельничал, с усилием налегали на работу, будь то чистка конских стойл, ковка инвентаря, копание грядок и многое другое. Разыскав знакомого юнца, Сирлия подошла к нему и, схватив за плечи, воскликнула:
– Рилий, что с вами всеми? Я невиновна! Меня оболгали! Клянусь Вечным Светом!
Он задрожал и истерично что-то пробормотал, приспустив капюшон рясы.
– Где эконом, келарь, хоть кто-нибудь? – начала она допрос послушника. – Не молчи!
Юноша не вырывался, но зачитал про себя молитву, сомкнув ладони вместе. Сирлии показалось, что её изгоняют.
Она отпустила его, направилась к зажатому между колокольной башней и стеной монастыря настоятельскому корпусу о трёх этажах. Внутри прошла мимо построившихся у алтаря послушников, которым зачитывал наставления седовласый незнакомый монах:
– Помните! Братия нашего ордена святого Илкариотта обязана слушать не только законы Всевышнего и небесных хранительниц, но и диктуемые настоятелем нормы! Беспрекословное подчинение и верная служба монастырю в противовес странствиям последователей ордена отступника Дэльбранта – основа нашего братства!
«Постоянная конкуренция между разными течениями единой веры, но для Конклава это не проблема. Проблема – излишнее применение силы отдельными последователями», – думала Сирлинорэ, шлёпая сандалиями по каменному полу настоятельского дома.
Из кабинета главы монастыря вышли двое послушников с кипами документов в руках. Наконец хотя бы они поклонились ей. Возможно, из-за испуга. Сирлия без стука вошла внутрь. Нэльрас работал за столом, окружали его неподвижными скалами ряды стеллажей с документами и церковными калмутами5. Сам настоятель старался гладко бриться, но голову и подбородок его украшала проседь между каштановых волосков.
– Мне уже доложили, что ты начала полошить обитателей Грахайло, – флегматично проговорил он, не отвлекаясь от записи. – Закрой дверь, садись.
– Кто дотащил меня до спального места? – спросила, оставшись у двери, она.
– Твои охранники, несколько ангелов-гончих из Приюта. Полагаю, посыльные Конклава. Садись, мне неудобно поднимать на тебя голову.
– Меня лишили всего, несмотря на былые заслуги. Даже ты не защитил меня, – Сирлия продолжила стоять на месте.
– Тебя лишили инструментов, но не главного оружия – трезвого рассудка. Надеюсь, не имея божественной силы, твой рассудок восстановится, и мы вновь будем общаться, как прежде.
– Нэльрас, любезный мой приёмный сын… – не выдержала осуждённая, подойдя к нему и опёршись ладонями на рабочий стол. – Тебе угрожали? Поэтому ты не выступил за меня?
Апостолиар поднял взгляд, невероятно серьёзный и строгий, словно священнослужитель был для неё приёмным отцом, а не она для него приёмной матерью.
– Никто не будет угрожать в пределах Предместий, – настоятель отложил перо в сторону и приспустил очки. – Мы не живём в пределах одного из одиннадцати герцогств, а находимся рядом с главным алтарём нашей веры. Это провинциалы, если выражаться по-имперски, могут угрожать своим церковным служителям, ибо те несут святое слово вдали от Первого алтаря6 и Верного Приюта. Ты должна понимать это лучше меня, ибо ты старше почти на триста лет.
– Тогда что произошло? – она продолжила стоять, впиваясь вишнёвым взглядом в тёмно-серые глаза апостолиара. – О своей последней миссии я рассказала только тебе. Ты же в наши дела никого не посвящаешь.
– Сядь, молю Всеотцом…
– Не упоминай его более при мне! – повысила голос Сирлинорэ. – Если бы он действительно защищал своих детей, тех, кому дарует силу, то знал бы о моих помыслах! Всю свою ангельскую жизнь я использовала силу только в крайних случаях!
– И, наконец, чаша Его терпения переполнилась, – спокойно сказал Нэльрас, упёршись в спинку кресла и скрестив руки на груди. – Законы написаны не для того, чтобы их преступали.
– В нашем королевстве работают далеко не все, – сквозь зубы процедила дева-ангел. – И тогда, когда закон попадает в тупик, сверху ему верёвку бросает справедливость. Она вытаскивает его из пучин отчаяния и страха. Страха, что мир конечен, и зло непоколебимо.
Настоятель отмолчался, прикрыв глаза. Сирлия подумала, вспомнила свои последние охоты и заявила:
– Значит, графский сынок нажаловался на меня. Предполагаю, если его отец вхож в королевский двор, а корона сейчас в хороших отношениях с церковью, то лучше избавиться от полезного и опытного воина-следопыта? Правильно, нам гораздо нужнее бесполезный юнец, который завтра или через десять лет погибнет в бессмысленном походе. Или захлебнётся вином, пока распутные девы будут услаждать его бытие.
3
древнего города-храма, где заседает Конклав. Также называется Эйресле.
4
настоятеля монастыря, церкви или семинарии. Высший духовный сан среди рядовых священнослужителей Вайндуола.
5
священными книгами или сборниками с молитвами или писаниями, а именно выдержками из апостольских чтений. Как правило, в королевстве такое название носит негативный или насмешливый оттенок, калмутами называют любую бесполезную многостраничную писанину.
6
от святыни, где, согласно официальной версии, родился Всеотец.