Измена. Развод. Смерть

Глава двадцать седьмая

— Скорую, срочно вызывай скорую!!!! — ору я на Катю, а та бледнеет и начинает завывать. — Катя, что с тобой?

— Ой, живот, живот, больно, — кричит Катя, оседая на пол.

— Катя развяжи мне руки и дай телефон, — ору я.

Ситуация патовая, у меня связаны руки и ноги, рядом умирает от обильного кровотечения Ната, и Катя вот-вот может потерять ребенка.

— Катя, очнись!

Но Катя ничего не понимает, она обхватила свой живот руками и раскачивается из стороны в сторону, тихо подвывая.

Мне ничего не осталось. В экстремальной ситуации надо действовать.

В один миг мой мозг выдает правильное решение.

Я переворачиваюсь и начинаю ползти к Нате. Из ее бока торчит нож. Если я его выдерну, то боюсь, что это может привести к еще большей кровопотере, Нату уже будет не спасти. Но нож воткнут не до конца, часть лезвия ножа осталось над телом, этим можно воспользоваться и перерезать веревку. Она простая, тонкая, бельевая, но и острой части совсем немного. Страшно прикасаться к ножу. Чуть надавливаю, тут же увеличивается кровотечение.

Не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы хоть чуть-чуть надрезать веревку. На последнем миллиметре та рвется.

Наконец, я освобождаю руки и ноги. Перемазанными кровью руками, роюсь в вещах, пытаясь найти телефон. Время уходит безвозвратно. Оно словно вода, утекает сквозь пальцы, а с ним утекает жизнь Наты.

Под Натой лужа крови увеличивается, и по ее количеству становится понятно, что потери крови критичные, счет идет уже на минуты. Вдобавок, к своему ужасу, вижу, что по ногам Кати тоже бежит кровь. Господи, только не это. Могла ведь эта дуреха доносить ребенка, получила бы от меня часть денег, жила бы дальше, ни в чём не нуждалась, но алчность обоих привела к трагедии. И сейчас жизнь этих алчных девок висит на волоске.

— Спаси меня! — орет Катя дурниной. — У меня схватки начались. Спаси ребенка!

— Катя, скажи адрес этого дома, — рычу на нее, только так можно попытаться достучаться до девушки. Но та завывает, обхватила живот руками и раскачивается из стороны в сторону, сейчас Катя напоминает игрушку неваляшку. Толку от нее никакого.

Наконец, телефон нашёлся. Я звоню, пытаясь включить свои мозги, которые тоже поплыли, надо точно рассказать оператору, что здесь случилось.

— Катя, какой здесь адрес? — трясу девушку.

— Рябиновая вроде, десять, — та смотрит с ужасом на свои ноги, по которым уже уверенно струится кровь.

— Девушка, у нас одно ножевое в печень, сильное кровотечение, и у другой девушки угроза выкидыша, беременности двадцать недель, — кричу я в телефон. — Скорая нужна срочно. Что?

Оператор меня спокойным голосом спрашивает о возрасте пациенток, еще о чем-то, а у меня страх, я не успею им помочь. Сквозь панику внутри меня не понимаю, о чем меня спрашивает девушка-оператор. От пережитого ужаса, меня начинает трясти, зуб на зуб не попадает, трясет так, что больной с Паркинсоном мне может только позавидовать. Оператор на том конце что-то втолковывает мне, но слова до меня долетают, как через много слоев ваты.

Наконец я понимаю, что пытается мне втолковать оператор. Я должна держать с ней связь, скорые уже выехали.

Остается ждать. В комнате находится ужасно, смотреть, как медленно умирает Ната, и на бьющуюся в судорогах Катю, словно умирать вместе с ними. Меня накрывает и поглощает бездна отчаянья. В воздухе повис тяжелый запах крови. Даже во рту чувствуется ее металлический привкус.

Не выдерживаю и выхожу на воздух. Струсила, да я струсила. Не смогла слышать скулеж Кати, предсмертные хрипы Наты. Струсила и сбежала.

На улице тихо. Пусто. Даже если бы я начала кричать, то меня действительно никто бы не услышал, потому что кругом одни покосившиеся заборы, заброшенные участки. Ближайший дом в ста метрах от нас. На грязной грунтовой дороге возятся куры, разгребают землю крючковатыми лапами, кудахчут, у них своя бурная жизнь.

Делаю вздох полной грудью. Свежий воздух вытесняет из моих легких затхлый воздух помещения, вытесняет запах смерти.

Звук сирен я слышу задолго до того, как в поле моего зрения появляются машины. Стою возле ворот дома и оглядываюсь по сторонам.

Со стороны это страшное зрелище, потому как мои руки в крови по локоть, волосы чуть ли не дыбом стоят, грязное и сильно помятое платье, на щеках дорожки от слез.

Машины тормозят возле забора, от туда выходят люди в форменной медицинской одежде.

— Где пострадавшие? — и я молча показываю на дом, который так и стоит с распахнутой дверью, сам больше похожий на умирающего гигантского зверя.

Приехавшие бригады заходят в дом. А дальше я стою в углу и смотрю на мельтешение людей, вижу, как грузят на носилки Нату. В дверях сталкиваются и покрикивают друг на друга.

— Головой вперед неси…

И за пределы моей видимости уплывает фигурка Наты и ее бледное личико, оно уже почти восковое, как у покойника.

Мимо проходят фельдшер и врач, уводя Катю. Та всхлипывает и хватается за живот. Ее ноги в тонких подтеках крови, лицо заплаканное и осунувшиеся.

На несколько минут становится тихо, только в воздухе кружатся пыль. Смотрю на комнату. В ней две лужи крови. Большая лужа с четкими очертаниями тела Наты, и маленькая, в которой отпечатались полупопия Кати. Кровь натекла и скопилась как раз возле ее ягодиц, оставив после себя весьма интересную по очертанию лужицу. В воздухе по прежнему витает запах смерти.

А в следующее мгновение врывается в мое сознание Богдан, вой сирен полицейских машин. Люди, меня кто-то ощупывает, меня трясут, спрашивают. Я ничего не слышу, только вижу, как двигаются губы.

А потом наступает тьма.

Пришла в себя в больнице.

Меня поместили в отдельную палату. Что это больница поняла сразу, и это было хорошо, потому что боялась тронуться умом после всего, что пережила.

Возле койки сидит Вера, проникновенно смотрит своими серыми глазами, улыбается.

— Вер, привет, — шепчу я. — У меня совсем пропал голос и очень сильно дерет горло.

Пытаюсь пошевелиться.

— Тсссс, не шевелись, а то иглы вены проткнут, — шепчет Вера.

Действительно, в обе мои руки воткнуты иглы и капает раствор.

— Чего так много раствора вливаете, — удивляюсь я.

— У меня для тебя три хороших новости, — улыбается Вера, ее глаза начинают светиться.

— Давай с самой хорошей, — улыбаюсь ей в ответ.

— Ты беременна!

— Да, ладно! Ты пошутила, — усмехаюсь я.

— Нет, когда тебя привезли, первое что сделали, взяли кровь на анализ, у тебя высокий уровень ХГЧ.

— Вера, этого не может быть, мы с Богданом спали один раз и то в начале цикла.

— Васька, мужик оказался таким термоядерным, что ты от одной его клетки забеременеть смогла, — ржет Верка. — Наверное его головастики сидели в засаде, ждали твою яйцеклетку.

— Вер, это ужасно, я столько пережила, что не знаю, что там может родиться.

— Вторая хорошая новость, эта дрянь тебя вырубила эфиром, тератогенное воздействие у него на беременность минимальное, хуже бы было, если бы она применила наркотики.

— Все равно, есть вероятность, что мои приключения могут нанести вред плоду?

— Я буду следить за твоей беременностью, я включила тебя в свою выборку к диссертации, так что это третья для тебя хорошая новость, — улыбается Вера.

— А у меня для тебя пока нет хороших новостей, — в палату широким шагом заходит Рашид. — Твоя подруга Наталья тебя валит.

— Привет, Рашид. Какая подруга? — удивленно говорю я.

— Наталью вашу прооперировали, влили почти два литра крови. Ей повезло, попала к хирургу, который раньше в госпитале в Афгане работал, через него куча раненых прошло. Руки золотые твою Наталья оперировали, хоть и лет ему уже семьдесят, а до сих пор скальпель держать не разучился. Сегодня она пришла в себя. Допрашивать ее никто не разрешил, только опрос снять. А в результате опроса она пояснила, что это ты ее ударила в живот ножом, так как у вас были непреодолимые разногласия. По поводу Екатерины ничего пояснить не может.