Сто тысяч миль

— Повзрослею? Я уже! Давно! И это всё не игра, ясно? Я хорошо дерусь и в прекрасной форме, а ещё я безумно устала от этих наставлений! Мне не нужно разрешение, я просто ставлю в известность. Ясно вам? Понятно? Отлично! — смерив нас яростным взглядом, Тави кивнула напоследок и унеслась прочь.

— Темпераментом вся в отца, — вздохнула матушка, неодобрительно цокнув. — А все мы знаем, куда он его завёл. В могилу. Давно знала. Военный Совет — проклятое племя.

— И не говори, — согласился я.

— Ты — вообще отдельный разговор, — она сурово глянула на меня. — Мало кто доставляет матерям столько головной боли, как вы двое мне! Чем вам не угодил другой миллион профессий? А? Почему именно эта?

— Кто уже успел расстроить тебя с утра? — спросил я, не понимая этого внезапного напора.

— Ты постоянно рискуешь жизнью. И ты ценен для Клана в среднем больше, чем остальные. Сам знаешь почему. Потому что у меня есть внучка! Как думаешь, что именно в этом всём расстраивает меня больше всего? Ты не только мой сын, у тебя есть долг перед обществом!

— Не только этот долг. Много других тоже, — напомнил я, спиной приваливаясь к стене и скрещивая руки на груди. — Ещё есть долг защищать всех наших людей. Не уходи от темы. Что случилось?

— Сплетни. Слухи. Злые языки случились. Не знаю, что думают у вас в Военном Совете, но среди нашего Совета украдкой поговаривают, что ты всерьёз нацелился на место Густуса. Слишком уж у тебя инициативный подход к вопросу. И ты даже не представляешь, насколько сильно мне это не нравится. Густус плохо закончил. Как и большинство его предшественников.

— Думаю, мы с тобой оба прекрасно знаем, откуда идут беспочвенные домыслы. От Аньи. Она давно уже меня обхаживала. Только на кой ей всё это?

— Разумеется, затем, чтобы слухи стали правдой. Тем более твоё желание всех спасти с наименьшими потерями как раз вписывается в портрет всеобщего героя.

— У нас больше сотни командиров, и вряд ли хоть кто-то из них не хочет всех спасти. Чем я такой особенный?

— Неужели совсем никаких идей? — она глянула на меня, приподняв брови, и ждала хоть каких-то предположений. Но я пожал плечами, не желая выдвигать гипотезы. — Своей дружбой с Небесными, конечно. Ты рискуешь собой и помогаешь им, как только можешь. Они доверяют тебе, а та Небесная девочка… Это видно далеко не всем, но, надеюсь, ты понимаешь, что эту твою слабость можно использовать? Анья сможет влиять на любые решения, и для этого будет прекрасный инструмент.

— Но зачем так сложно? Почему бы сразу не продвинуть кого-то послушного?

— Тот, кто будет безропотно подчиняться, будет либо слишком туп, либо слишком хитёр. По очевидным причинам оба варианта нашу главу не устраивают. Да и ваш Совет далеко не сборище идиотов, неужели они согласятся на бесхребетного тупицу?

Не зная, как на это реагировать, я взъерошил пятернёй волосы на затылке. На сколько же шагов вперёд всё просчитывала Анья, одновременно намереваясь возвысить меня и тут же сделать своим должником и марионеткой? Меня никогда всерьёз не волновали разграничения полномочий Советов, потому что последние шесть лет я жил охотой и путешествиями по землям Кланов, редко задерживаясь дома дольше полугода. А матушка была в Совете вдвое дольше, чем я — в пустошах. И мыслила совсем иными категориями.

— Поэтому я хотела сказать, что тебе стоит перестать так впрягаться за Небесных. Это слишком заметно, Беллами. Хватит дружить с ними больше, чем того требуют интересы нашего Клана. Я ничего не имею против них лично, но всё это чревато куда более серьёзными последствиями.

А что было не чревато последствиями, хотелось спросить мне. Сидеть, ничего не делать и просто ждать — тоже было. Но на эту софистику совсем не осталось времени, нужно было столько ещё проверить. Потому я кратко спросил:

— Ты знаешь, что Анья задумала насчёт них?

— Я бы предупредила тебя, если бы знала. Но знаю одно. Наш народ вряд ли сразу примет их за своих так легко, как ты. Так что при случае у неё будет их поддержка. Далеко не всем нравится привилегированное положение матерей. Есть много обиженных, считающих это дискриминацией. Сам знаешь, «Второй Рассвет» тоже не на пустом месте появился. И чтобы эти настроения в нашем городе не стали чем-то большим под давлением Коалиции, внимание Анья явно сместит на чужаков. Заявит, что они требуют привилегий или что они опасны или… Да что угодно. Неважно.

— Но ведь они не станут требовать для себя никаких особых условий. И они уже помогли куда больше, чем принесли вреда, — нахмурился я.

— Возможно, но, думаешь, кому-то есть дело до правды? Слово матерей против слова чужаков — каковы твои ставки? Тем более, все думают, что Небесные тут же нас бросят, как только у них появится другое безопасное местечко. Такие слухи я тоже слышала. Так что подумай обо всём этом на досуге. А в перерывах между своими планами хотя бы раз навести Эхо. Это будет куда больше, чем я могу мечтать.

— Но я же позавчера… — начал я в своё оправдание, но от сурового взгляда сдался: — Хорошо.

Если проведать дочку я заходил каждый раз, как у меня появлялось немного времени, то к своей уже бывшей девушке я заглядывал намного реже. Не хотел в очередной раз придумывать отговорку, почему ей всё ещё нужно было жить где-то вне моего дома, когда я вернулся. И почему мы вообще перестали общаться. В ответ на резонный вопрос о том, что со мной происходило, я просто не смог ответить искренне. Её опекал теперь Совет матерей и Анья лично, и они бы не медлили доставить мне проблем и за это. За то, что расстроил не просто девушку, а будущую мать. Я не желал позволять кому угодно лезть в свою жизнь. Да и с недавних пор вообще свихнулся и не хотел видеть в своём доме решительно никого, кроме одной проблемной барышни, с которой мне по всем разумным причинам не следовало даже дружить. Так говорила матушка. К её вящему сожалению, это была далеко не первая её просьба, которую я собирался проигнорировать.

Финальное заседание Военного Совета перед отъездом прошло даже слишком быстро и спокойно. После ежедневных ожесточённых споров, которые я застал по возвращении из Полиса, сегодня было совсем тихо. Отряды, отвечающие за внутреннюю безопасность, теперь возглавила Индра, заняв место предателя Пенна. Она отчиталась об очередных арестах приверженцев «Второго Рассвета». Всех, кого можно было заподозрить даже в малейших связях с ними, мы решили временно изолировать от общества с позволения Совета матерей. Границы города оставались закрытыми для всех во избежание возможных провокаций извне, все торговые обмены проводились за стенами, в пустошах. По вопросам мобилизации тоже уже все было определено. На нашу рискованную миссию выделили полдюжины отрядов — много, но не настолько, чтобы даже потеря всех оказалась фатальной для обороны города. Давно решились и споры о том, кто именно достоин рискнуть собой ради уничтожения тайного убежища врага. Так что все разошлись ещё до того момента, как обычное заседание начинало напоминать не балаган, а организованное собрание.

Уткнувшись взглядом в карту, я рассматривал деревянные фигурки, расставленные на стратегически важных точках. Уже скорее озадаченный, чем злой, я не понимал, как с наименьшими потерями разыграть эту огромную шахматную партию. Паранойя нашего командира сыграла с нами злую шутку. Он держал все сведения при себе, опасаясь шпионов или паники. Практика показала, что не зря. Предатель и правда притаился под носом и подло ударил в спину, когда мы ожидали меньше всего. Но наше положение теперь это никак не упрощало. Мы проводили дни и ночи за чтением писем и бумаг, которые прежде не дозволялось видеть никому, будто собирая хитроумную головоломку.

И по всем этим документам триумф секты фанатиков на собрании Коалиции постепенно обретал смысл. Вряд ли его можно было предсказать по разрозненным фактам хоть с какой-то приемлемой точностью. Но сейчас, если оглядываться назад, все они соединялись в одну цельную картину. С усмешкой я смотрел на торчащие посреди карты фигурки в виде домиков. Кланы западного берега, первые полностью склонившиеся перед новой Коалицией. Смешно, но «Второй Рассвет» купил их уже много зим назад после нашествия саранчи, засухи и пожаров. Чудовищный голод из-за неурожая — и вот поборники светлого будущего тут как тут. Рассказывают про общее благо, великодушно помогая ближнему. Выменивая зерно на разумы и души.