Страница 75 из 129
Думая так, Артем Владимирыч все же не пропустил повода проверить своих наблюдателей. Двадцать пять солдат, специально отряженных Егером за четвертину фунта табаку каждому, кто ближе, кто дальше, сидели в кустах и возле дерев вокруг вагенбургов. Как бы чинили амуницию, чистили ружья.
За старшего среди верных надсмотрщиков князь поставил бойкого полубатальонного — вятского Ванятку. Тот, случись чего, башку откусит, но медной пуговицы из кургана этим немаканам спрятать не даст!
Ванятка, будто слыша думы князя, приподнялся из травы, упокойно махнул Артему Владимирычу рукой: мол, все в порядке.
Конечно, все в порядке, а как иначе? Воровство добычи и потайное укрывательство ее начнется много позже. При конце пути. Так было всегда. Но и ныне нельзя спускать глаз с чреватого на козни ученого посланника.
Помавая в левой руке вазой, князь медленно ехал в лагерь обозников, со тщанием оглядывая солдатскую работу. На низком холмике свежела земля от вырытой общей могилы, и монах Олекса уже отпевал трех умерших от ран солдат. Джунгары сидели кружком вокруг Акмурзы, слушали тихий говор вождя и правили лезвия сабель. Пушкари уложили стволы орудий в особые гнезда на повозках и возились теперь с лафетами. На тот случай, если кто нападет при движении отряда, быстро орудие сбросить и пальнуть. Спросить же: «Кто тама?» можно будет и опосля пушечного боя.
Десятские от пехотных рядовых, довольные тем, что оттаборились возле чистой воды, разводили костры.
В узкой протоке ругались добровольцы, вызвавшиеся рыбачить. Князь подманил ближнего к себе рыбаря, толстого десятника. Тот подскочил, содрал солдатскую бескозырку и гаркнул:
—
Уху ждем, Ваше высокоблагородие!
—
Иди, братец, передай от меня тем волжским рыбарям, что здесь — Сибирь, законы здесь даже у рыбы иные. Вон, видишь широкий плес?
Вот пусть идут туда, а не челюпкаются у берега, ловя ершей. И передай: без сигов и осетров чтобы не возвращались! Выпорю!
Десятский, радый, что князь, несмотря на людские потери и как бы бегство войска, радостен и доволен, погнал из протоки на дальний речной плес четыре десятка солдат.
Скоро два невода, длиной в полверсты каждый, забурлили в мотнях от рывков огромных рыбин.
***
Вещун и Баальник, уложив на широкую телегу свежей травы, накрывшись широким клеенчатым пологом, лежали и тихо беседовали.
Князь отпустил своего киргизца попастись, не вынув удила. Подошел к замолчавшим старикам и поставил перед Вещуном кувшин. Тот немедля сел и бессловесно уставился на золотую гривну на шее князя.
Кувшин же равнодушно повертел в руках Баальник, сказал:
—
Да, такие сосуды в курганах находили. Возле Челябы и вниз по Уралу — Каменному поясу. Дивный сосуд. Бьешь им об камень — не разобьешь!
А Вещун наконец вымолвил:
—
Догадывался я, чей холм вечного упокоения мы порушили, да вот только теперь вижу, что познал правду. Это был — Борг! Младший сын Ас-Сур-Банипала, прозванием Лонгвар.
Баальник, поняв, что разговор дивного кувшина не касается, положил его на травную подстилку, тихо спустил ноги с телеги и отошел к рыбарям.
—
Отстегни шейное кольцо, княже. Посмотрю — есть ли письмена внутри кольца великого воина.
Артем Владимирыч послушно развел мягкие концы гривны. Золотая витая проволока толщиной в большой палец его руки оказалась у Вещуна. Тот повернул гривну к солнцу, долго высматривал знаки. Не нашедши, развязал свою кожаную кису и вынул из деревянной коробки круглое, обовыпуклое хрустальное око. Поднес его к внутренней стороне гривны и тут же шепнул:
—
Есть. Есть письмена и письмена — наши! Смотри, княже!
Князь с сомнением взял в левую руку увеличивающий суть хрусталь, поднес ко гривне, и хрустальное око чуть было не выпало у него из пальцев! Так резко увеличилось видение глазом через хрусталь!
В таком увеличении князь разглядел четкие буквы, словно тонким долотцом прорезанные в золоте. Но знаки понять не мог. Не знал. Вроде — похожа одна буква на русскую «С», другая — на «Л». Но мало ли похожих буквиц у разных народов!
—
Вижу письмена, — промолвил тихо князь, — да не разбираю.
—
Я тебе разберу, — заспешил старец, — тут написано: «Ас-Сур-Банипал Лонгвар, Сар земель Ер Ану, Сар земель Сувир, Сар земель Син».
Артем Владимирыч молчал. Он как-то туманно вспоминал сейчас сказки своего деда Ульвара. И в тех сказках — знакомые словеса: «Сар Сувир, Сар Син…»
—
Надо эту гривну завязать в холст да упрятать подалее, — сказал наконец князь. — Не мне она была надета, не мне носить. Правильно, старче?
Вещун только усмехнулся. Он подтянул правый рукав своей рясы, и на запясье его руки князь увидел тонкий золотой браслет, с приклепанным серебряным кругом по верху браслета. На круге четко выделялась восьмиконечная звезда.
—
Тебе бы, княже, дать прочесть, что написано на сем круге, означающем землю и наше право на нее. «Порядок и Подчинение, Жизнь и Смерть». Однако ты древние письмена не разочтешь, дед твой Ульвар недаром жалился, что ты от его учения бегаешь во двор хоромин — в лапту играть, — тихо шелестел голос Вещуна. — Но поверь старику, я имею могущество и право возложить на шею твою знак Божий — тую гривну, что означает — власть повелевать ты получил прямо из руки Божьей.
—
Не могу, — поднял голос Артем Владимирыч, — злато сие, что бы оно ни обещало володетелю его, снято с шеи мертвого! А я еще пока — среди живых!
Вещун молча прикрыл рукавом свой золотой браслет, стал смотреть в сторону.
От реки неслись веселые крики рыбарей, добивающих на песке огромных рыбин дубинами.
—
Нательный крест кажи, — вдруг сурово потребовал от князя Вещун.
Князь распустил шнурок рубахи, вынул крест литого золота, наследственную память деда.
Старик Вещун взял крест, перевернул распятого Спасителя ликом вниз. На оборот креста Вещун наложил свое хрустальное око.
—
Чел тебе дед Ульвар, словеса, что мелко начертаны на сем крыже?
Князь вспомнил. Дед отдал ему этот крест со смертного ложа и чтение тех словес его юный внук принял за бред.
—
Помнишь их, те словеса? — настырно требовал ответа старик Вещун.
—
Ас-Сур-Банипал… — неуверенно стал вспоминать князь.
—
… велие сурам бысть родом едина, — закончил старик. — Опамятовался? Нагни голову.
Князь нагнул голову.
На склоненную выю князя старик с браслетом Великого жреческого права суров захлестнул гривну, свел ее концы с ликами ярых леопардов и что-то пробормотал на непонятном языке. А уж потом, без всяких слов, накинул на шею и нательный крест.
Князь отвернулся от старика и пошел на голоса рыбаков. Шею жало холодное и тяготное золото. Артем Владимирыч обеими руками чуть разъял концы гривны, задышал гуще и ускорил шаг.
***
Рыбаки кинулись россыпью от князя, который вдруг вышел из-за кустов, достал саблю и с выхаркиванием непонятных слов мигом порубил на поленья десять полуторааршинных осетров, еще пытавшихся уплыть — по песку.
Сорвал травы, оттер саблю от рыбьей сукровицы, хрипло спросил:
—
День сегодня какой?
—
Ильин день, — донесся до него испуганный голос десятника.
Князь перекрестился на солнце и так же быстро, как и появился,
пропал в кустах.
Рыбаки опять собрались в кучу, посмотрели на рыбьи полена, покачали головами, перекрестились. Потом, с похабными прибаутками, положенными по рыбацкому обычаю, стали собирать в корзины улов, уже готовый для варева.
***
За осиновой тополиной рощей разномастно стучали топоры. Это первый полубатальон вятского Ванятки рубил, по указу князя, уже третью баню на берегу озера, которое при сходе вешней воды питали родники. Вода в том озере уже на метр от поверхности холодила пуще льда. Самое раздолье для банного дела!