Страница 61 из 129
Вещун потомил с ответом. Потом так же тихо сказал:
—
Войдем в нору — дам полное утверждение…
—
Что ты душу мне застишь? — вдруг взорвался князь.
—
Дам полное утверждение… — продолжил так же тихо старец. — Одно точно скажу и скажу сейчас — во всей Сиберии от древних времен и посейчас нет столь могутного народа и воев, кои могли бы насыпать такой силы и величия курган. Таковые были токмо у Борга. Осознал мою мысль, княже?
Не дожидая ответа, старец сгинул в темноте.
Артем Владимирыч выдохнул распиравший его воздух. А с ним и страх. Тело медленно, под перемигивание звезд наливалось радостью и жаждой обхватить руками великое и темное пространство, что вдруг раздвинулось перед князем в полном необъятии…
«На радость последнего рода!» — Прошептал князь в необъемное небо. — Спасибо, Великий боже!
Глава 21
Завидев во тьме шагающего князя, к нему от костра поднялись есаул забайкальцев и два джунгарина, только что подъехавшие в лагерь.
Тихо, но внятно есаул сообщил, что в предгорьях они наткнулись на аул кочевников из дальних потомков племени Кыр Кыз, шертников китайского володетеля провинции Куинг-Дао — джуань-шигуаня{17} Дань-Тинь-Линя.
Аул поспешно свертывался, угонял скот — баранов, верблюдов и лошадей — в горы.
—
Они узнали, кто пришел, — путая от поспешности китайские и монгольские слова, встрял молодой джунгарин. И добавил, что ножом пытанный им аульный аксакал своей кровью подтвердил, что большой курган охраняют злые духи, и никто к нему из местных скотоводов не подходит. Давно стоит курган, сколь давно — аксакал не упомнит.
—
Как назвал аксакал большой курган? — спросил Артем Владимирыч, заранее, впрочем, зная ответ.
—
Нигирек, — зло ответил второй молодой нукер.
—
Нет у него названия по всей местности, — тоже хмуро, не глядя на князя, перевел есаул Олейников. — Нету!
—
Попали крепко, — сказал разведчикам князь. Он понимал злость в говоре джунгарских воинов.
То, у чего названия нет, по наказу предков надо обходить стороной. Беда будет. Смерть.
***
Веня Коновал и Сидор Бесштанный, спасенные от потери голов немаканом, призретым самой русской Императрицей, теперь старались новому хозяину потакать. А вдруг, решили они, иноземец разласкается и проедут они мимо Императрицы прямо в Европу?
—
Там, сказывают, кабаки прямо на улицах. Подходишь — пьешь. Нет денег — верят в долг… — мечтательно говорил Веня.
—
Иди ты! — материл соучастника Сидор, а сам ему верил. Ведь охота к выпивке — не баловство, а зарасть. Ее лечить надо… опять же, выпивкой…
Еще днем, в суете устройства табора да при неожиданном молении князя, на что кинулись смотреть солдаты всем отрядом, Веня Коновал приметил, из какой повозки по приказу князя Егер торопливо вынул склянку водочного штофа. Потребного для лечения старого подлого кощия.
Теперя, когда умаявшиеся за день люди еще не выставили сторожей, а голодно жрали у костров кашу, Веня Коновал и Сидор Бесштанный со стороны темени подкрались к той, Князевой, повозке и, надрезав веревки, держащие крышку пятиведерной бочки, ту крышку скинули.
В бочке оказалось зерно.
Сидор разочарованно помянул княжью матерь.
Однако Веня Коновал такие схроны разумел. Пошарив рукой в зерне, он достал один за другим три скляных штофа, с притертыми пробками. В зерно их поклали сохранности для и, конечно, подальше от жаждущих глаз.
Пока Сидор увязывал вервие на бочке в обрат и должным образом, Веня скинул солдатскую рубаху и в нее уложил уворованное добро.
С тем уворованным добром он и натолкнулся на Полоччио, вышедшего по малой нужде из вагенбурга.
—
Покажи мне, — приказал Полоччио, указывая на толсто брякнувший от испугу рубашный сверток в руках Вени Коновала.
Веня подчинился и, встав на колени, развернул рубаху на земле.
—
Порко мадонна миа! — выругался Полоччио. — Два штофа давай мне, один — себе! Часто так не делай, раб! Иди теперь куда шел.
Сеня Бесштанный, видевший все из темноты, со зла решил при случае иноземца угробить. В кургане, например, нечаянно завалить. Али его воровские дела раззвонить по лагерю, чтоб до князя дошли.
Потом они с Веней обсудили этот приговор, выпили в достаток на сон, перекрестились и улеглись под вагенбургом хозяина, не забыв привязать штоф с остатком водки к рессорным креплениям огромного «сундука на колесах». Места там, под мощными рессорами, бывалым глазом ученика каретного мастера определил Сидор, хватило бы мешок укрыть, не токмо штоф.
И захрапел.
За внешней линией куреня перекликались часовые, ходившие парами, с ружьями. На стволах ружей посверкивали под луной острые длинные штыки.
***
Весть же о том, что отряд ак-урус при пушках и при солдатах пришел на юго-восточный край Барабы и встал военным лагерем, от шертников — Кыр Кызов — прокатилась на быстрых конях по левому берегу Бай Кема до самого города Кянь-Кянь-Чжоу, к великому Дому Сан Янь Нур. И немедля та весть попала к джуань-шигуаню провинции.
Всего пять дней катилась важная весть к городу Кянь-Кянь Чжоу.
На шестой день джуань-шигуань, великий и многомудрый Дань-Тинь-Линь, наместник Императора Поднебесной, важную весть о приходе ак урус оформил через писцов на бумагу, послал бумагу в Дайду, в запретный город Императора Поднебесной. И тут же велел послать гонцов к разбойным, немирным кочевникам.
Собирать же немедля, для быстрой и малой войны солдат регулярной армии Императора, отпущенных наместником на сельские работы — на своих полях, Дань-Тинь-Линь почел стыдом и трусостью.
Мыслил наместник в своих пределах верно. Немирные кочевники — это подлые остатки древних родов — динлин да джурджени. Тем — что надо? Тем бишарам надо пограбить. Вырежут суур-манге, а заодно отойдут подальше от границ империи!
Наместник Императора, выполнив такое важное дневное дело, потянулся и три раза хлопнул в ладоши. Управитель домом вошел в залу босиком и получил повеление, чтобы чай принесла самая молодая рабыня, та, что с берегов далекой реки Янцзы.
Джуань-шигуань угощался этим персиком редко.
Так рекомендовал ему лекарь из монастыря Мяо, что зашивал порывы плоти у девушки после каждого ночного баловства наместника Императора Поднебесной. Искусно превращая молодую женщину тонкой шелковой нитью снова в девственницу.
К вечеру люди в княжеском обозе поняли, что больно нечистое место ими занято. И князь ходит с натянутой на лицо улыбкой, хотя на виду у всех своих людей и отслужил покаянный молебен.
А тут еще Егер — совсем озверел на учениях. Придумал строить из солдат каре — «живые крепости». Бегай до одышки, строй ему, жеребцу стоялому, коробки из людей!
Немчин же — подлый Ворон — раньше вертелся все молчком да молчком, а сегодня орет, не переставая. Часто пускает в ход шпагу в ножнах — заместо батога.
Люди, дождавшись ужина, никак не могли угомониться. То здесь, то там из-под телег вылетали злые шепотки.
Баальник, чуя недовольствие в лагере, скинул с себя рядно, чем укрывался, и пошел вдоль телег — искать Вещуна. Видимо — его время пристало.
Вещун и не ложился. При свечном огарыше чел с неровного куска кожи непонятные знаки, писанные желтой краской. Или — золотом. В кожаном мешке мешал травы, сушеные плоды.
Баальник тут же увел глаза в сторону.
—
Что, людины роиться начали? — встречь Баальнику спросил Вещун.
—
Пожалуй, человече, настала твоя пора, — хмуро согласился старый варнак. — А то ведь могут и в уход сорваться. Оченно сильно шибает от сего холма неприязненной силой. Будто в адово чрево заглядываешь.
17
Наместник Императора (кит.)