Страница 39 из 52
— Послушай, — она дотронулась до Ийкиного плеча, — послушай, как дышит, как гудит… Все это само по себе… Мы тут не нужны.
Ийка вздернула нос:
— Мы тут, и весь разговор!
Она бесстрашно облокотилась на перила балкона, и Лике захотелось оттащить ее от пропасти, как неразумного ребенка.
Они постояли еще немного, глядя на миллионную россыпь огней, поежились и вернулись в удобную ограниченность комнаты.
Лика сжала ладонями виски.
— Я не знаю, как дальше… Я не знаю!
— Очень просто, — ответила Ийка. — Меняйся!
— Чем?
Ийка фыркнула.
— Можно мужьями, это, говорят, самое удобное. Можно — квартирами, тоже неплохо. Могу устроить, есть вариант.
— Только, пожалуйста, без мужа.
Ийка хихикнула.
— Потом найдешь! Звонить?
— Подожди! — испугалась Лика. — Надо же сказать!
— Что сказать? Кому?
— Что я ушла… Мужу.
Ийка выпучила глаза:
— Он что — не знает?..
Лика кивнула. Ийку опять повело. Сидела в кресле и тряслась, как трактор.
Зазвонил телефон. Ийка сняла трубку.
— Да. Здравствуй. У меня. Позвать? Ладно. Скажу. Будь!
Бросила трубку и посмотрела недовольно:
— Какой-то тип просил тебе передать: спокойной ночи.
— Спасибо…
Ийка взвилась:
— Твой Садчиков такой же ненормальный, как ты! У лягушек больше темперамента, чем у вас!
Лика устало прикрыла глаза.
— Вероятно, мы обуглились прежде, чем нашли друг друга.
— Ага, все-таки нашли! — придралась Ийка.
— Не знаю, — качнула головой Лика. — Это что-то другое. Это совпадение. Наши часы показывают одно время.
— Перестань морочить мне голову! — крикнула Ийка.
Лика перестала морочить голову, придвинула телефон и набрала свой домашний номер.
— Это я… Да, я приехала в субботу. Я заходила, но ты не заметил. Да, возможно, была интересная передача. Я хочу разменять квартиру. Не обменять, а разменять. На две. Я хочу жить одна. Нет, но я хочу жить одна. Если тебе не трудно, выключи телевизор… Никого у меня нет, но я хочу жить одна!.. Какие деньги? Ты рехнулся?.. Хорошо, я отдам тебе эти деньги. Но я буду жить одна… Одна!!!
Кинула трубку, бешено смотрела на телефон.
— Что за деньги? — изумленно спросила Ийка.
— На дачу, — равнодушно ответила Лика.
— Ну и на дачу, ну и что?
— Сказал, что я нарочно взяла. Потому что решила уйти. Чтобы оставить его без гроша.
Ийка поерзала в кресле, пробормотала:
— Плюнь… Обознался, с кем не бывает…
— Поеду и продам!
— Плюнь!
— Да я копейки из этих паршивых…
— Плюнь, говорю!
Лика перевела, наконец, дух и замолчала. Но тут же вскочила:
— Я хочу одна! Чтобы никого! Без телевизора! Обить стены ватными одеялами! И потолок!..
— А пол? — заинтересовалась Ийка.
— Ковры! В три слоя!
— А где достанешь?. — спросила Ийка.
— Одна! Боже мой, я буду одна!..
Садчиков подошел к ней в больничном коридоре. Возможно, ждал специально. Был желтый, злой, руки в карманах белого халата.
— А если я люблю вас? — сказал он.
Она пожала плечами, не остановилась.
Всю неделю они с Ийкой бегали, будто сдавали нормы ГТО. Лика плелась в хвосте. Ийка лидировала. У Ийки был опыт. Она знала и как расходятся, и как меняют. И потому, оставляя Лику в коридорах уважаемых учреждений (например, домоуправления), вступала в контакт с начальством лично (например, с секретаршей). То, что мужчины сдавались с первого Ийкиного захода, Лику не удивляло, но что и женщины порхали с Ийкиными (Ликиными) бумажками, как весенние бабочки, было непостижимо.
— Ты что — гипнотизируешь их?
— Больше! Я их хвалю!
— Кого хвалишь? — изумилась Лика.
— Кого — это не мое дело. Я хвалю что. Кофточку, помаду, бусы. Спрашиваю, где достали такую прелесть. Через секунду мне улыбаются, через пять посвящают в семейные тайны, назавтра встречают как позарез необходимого человека. Деталь: назавтра приходят в новой кофточке и новых бусах, а я бледнею от восторга. Что? Не веришь, что я могу бледнеть? Пожалуйста!
Ийка оскорбленно выпрямилась и начала бледнеть.
— Не надо, а? Как ты упражнялась в хатха-йоге, я помню прекрасно. Брякнулась без сознания, разбив себе нос.
Подобное утверждение Ийка оспорила как безответственное и нелояльное, и, взмахнув бумагами, многочисленными, как дипломатические ноты не доверяющих друг другу стран, умчалась на приступ следующего кабинета.
Жила Лика у Ийки. Вначале заикнулась было насчет проявительной, но против этого восстал даже муж Васька, произнеся энергичную речь из междометий и суффиксов. Речь Лику убедила.
Настроение было нетерпеливое, как на вокзале. Лика поверила, что вот-вот у нее начнется другая жизнь, не такая, как прежде, от утра до утра, с остановившимся в однообразии временем, а настоящая, наполненная особым смыслом и от этого энергично-радостная и для всех приятная. Лика напишет еще одну статью, а может, и две, или даже несколько, а может, сделает это вместе с Садчиковым, даже лучше если вместе. И заставит Садчикова закончить диссертацию, и у них будут отношения друзей, более интересные, чем отношения любовников, их свяжет не изменчивость и неуловимость чувственных настроений, быстро и легко заводящая в тупик, а игра ума и уважение равных — широкая улица, у которой нет конца. Они будут читать, делиться впечатлениями, ходить на выставки и концерты, регулярно наезжать на Тихое, чтобы отдыхать и возрождаться, потому что сколько бы ни ругала она город, она не могла без него существовать. Они научатся понимать и через это понимание войдут в общий поток духа и станут с о п р и ч а с т н ы. Это и будет счастьем.
Но вызывало недоумение, что столь отрадная гармония, для которой не требовалось ничего сложного, ничего сверх нормы, а может, требовалось даже меньше нормы, то есть меньше того, как казалось Лике, что захотели бы и потребовали другие, — гармония эта никак не наступала.
Во-первых, обмен, даже при Ийкином самозабвенном участии, оказался не столь уж приятной формальностью. По поводу него все заседалось, собиралось, решалось, а также не собиралось и не решалось, что было даже более существенно. Лика никак не могла взять в толк, почему столько инстанций должны тратить свое время на участие в решенном для нее вопросе и что от этого высокого участия меняется. Все равно вместо хорошей трехкомнатной квартиры Лика получает хорошую двухкомнатную и хорошую однокомнатную квартиру, а то, что Лика выложила в придачу еще и тысячу рублей (аварийно достала Ийка), тысячи все равно не вернет, да и знать об этой тысяче никто не будет, а подумать, так взяли с нее даже по-божески, и не столько выложишь, как припрет. На Ликин взгляд, всю эту канительную обменную процедуру можно было закончить в десять минут, выписав вместо одних ордеров другие, только и всего.
Лика за последнее время не раз уже натыкалась на такие никчемные, как ей казалось, сложности, и жизнь представлялась ей чем-то вроде корабля, днище которого облепили мелкие ракушки (читала где-то о таком), и корабль под их тяжестью вот-вот пойдет на дно. Впрочем, она тут же предполагала, что определенно чего-то в жизни не понимает, и в такие минуты особенно хотела поскорее от всего избавиться и поскорее запереться в своей однокомнатной квартире (двухкомнатную мужу — рыцарский жест презирающей женщины, легко принятый разучившимся презирать мужчиной).
Во-вторых, муж. Он надоедал звонками. Он требовал объяснений. Происходящее казалось ему легко исправимым недоразумением. Он согласен сделать телевизор с наушниками. И даже будет стучаться, входя в Ликину комнату. (Но согласитесь — это же чушь, стучаться к жене!)
Лика к телефону не подходила, объяснялась с мужем Ийка. Даже геройски пошла на личное с ним свидание. Разговор произошел в коридоре, до комнаты было некогда дойти.
— У нее любовник? Она из-за любовника сбесилась?
— Любовника нет. Она просто так сбесилась.