Страница 34 из 52
— Потому что мне нужно на субботу, — сказала Лика.
— А почему сразу не сказали? Теперь прямо не знаю… — Черненькая нахмурилась и снова набрала номер. — Иван Иваныча… Иван Иваныч? Это Рая из трансагентства. Нужно не в четверг, а в субботу. Я говорю — «колхиду» на субботу нужно. Сруб из леса, сруб… Может, и для дачи, сейчас спрошу… Для дачи?
— Для дачи, — сказала Лика.
— Говорят, для дачи. Где? Сейчас спрошу… Где?
— На Тихом.
— Говорят, на Тихом… Ладно, скажу. Иван Иваныч говорит, что зря на Тихом, там не клюет.
— Мне не надо, чтобы клевало, — вкрадчиво пояснила Лика, — мне надо, чтобы перевезли…
Потом она заполняла бланк, который тоже интересовался, куда, откуда и с какой целью, потом платила деньги и при этом думала, что платит не понятно за что, потому что оплата ничего, собственно, не гарантирует, до субботы еще три дня, и какое к тому времени будет настроение у Иван Иваныча, никому не известно, и вообще зачем эта допрашивающая анкета, какого криминала опасается трансагентство, и помешали ли хоть одному жулику все эти вопросы. Потом она спросила у девушек, где в их городе можно купить материалы на полы, на крышу — словом, что нужно для дома. Девушки сказали, что все это в стройучастке, и даже подробно растолковали, как в стройучасток пройти: сначала автобусом, а можно пешком, и еще километра два в сторону.
«Прекрасно», — подумала Лика и отправилась пешком и в сторону.
В сторону от главной шли улочки горбатые и кривые, повторяющие очертания лысой горы, на которую они и взбирались, Улочки были без тротуаров и без зелени, с выщербленной ногами и машинами слоистой галькой, с крохотными огородиками за сплошными дощатыми заборами. Эти огородики казались чудом на обнаженно-каменистой почве, даже представить было трудно, скольких усилий они стоили людям, обитающим в маленьких, аккуратных домах, если вся гора не могла произвести собственными силами ни одного куста.
Лысых гор было несколько, четыре или пять, все вокруг медеплавильного завода, из труб которого полтора столетия валил едкий дым. Но людям дым был вроде как нипочем, они застроили эти склоны и развели вокруг своих жилищ малиновые садики, а вид из окон украсили длинными стрелами мальв, и разноцветные мальвы на фоне бревенчатых аспидно-черных стен смотрелись великолепно.
Стройучасток — большой двор с лесопилкой, кузницей, складами, столярным цехом и конторой — был заметным в городе предприятием, во всяком случае, в глазах его начальника, человека с космической шевелюрой и замечательным именем Рубин, который, увидев в заявлении Лики слово «участок», энергично зачеркнул его, крупно написал «управление» и толкнул заявление назад. Лика вышла из его кабинета и попросила у робкой секретарши новый лист бумаги, а переписав заявление, дала его секретарше на проверку. Секретарша прочитала и покачала головой.
— Опять не так? — изумилась Лика. — Может, вместо управления нужно написать главк? Или министерство?
Секретарша застенчиво улыбнулась:
— Пройдите к мастеру, он объяснит.
Мастер находился в соседней комнате и произносил речь примерно следующего содержания:
— Сколько раз говорить, тудыть твою! Что за народ, растудыть твою! Уйду к чертям, перетудыть твою!
Речь с интересом слушали двое парней в спецовках.
— А мне тоже не кошмарно надо, — загадочно произнесла одна спецовка.
— И даже более того, — подтвердила другая.
— А расперетудыть твою? — осведомился мастер.
Парни величественно удалились, а мастер вздохнул и обреченно взял протянутое заявление.
— Ах ты, боже мой! — сморщился мастер, словно у него дернуло зуб. — Не так все! Не так! Зачем пишешь — на постройку? Мы ремонтируем!
— Значит, у вас нельзя?
— Да почему нельзя, ах, боже мой! Можно, все можно! Оплатишь накладные расходы девятнадцать процентов…
— Пятую часть? — изумилась Лика. Мастер скорбно на нее смотрел. — Хотя если ваши рабочие приедут и сделают все, что нужно…
— Ах, боже мой, как они приедут? На чем? Двадцать километров, ах, боже мой! Ты дашь им автобус?
— Не дам, — вздохнула Лика.
— Так я тоже не дам, — сказал мастер. — Ах, боже мой, хотя бы потому, что у меня его нет!
— Но девятнадцать процентов…
— Ну, так пиши заявление! О поступлении на работу!
— Но я…
— Я что, требую у тебя паспорт? Трудовую книжку? Ах, боже мой! Пиши, что устраиваешься плотником! Ты, конечно, баба, но у нас равенство. Через полмесяца получаешь зарплату — эти самые, перетудыть твою, девятнадцать процентов, поняла?..
Полной уверенности, что она поняла, у нее не было, даже закралось сомнение, не потешается ли мастер в свое удовольствие. Однако же заявление о ремонте еще не построенного дома и второе заявление с просьбой принять ее на работу в качестве плотника она написала. Мастер прочитал и остался доволен, а ей стало как-то не по себе, будто ей уже всучили топор и послали перекрывать крышу в каком-нибудь домике, где под окнами растут мальвы.
— Теперь завтра, — сказал мастер.
— Что — завтра? — не поняла Лика.
— Ах, боже мой, завтра приходи! — сказал мастер, кося в сторону.
— Да? А вы, может быть, пришлете за мной автобус?..
Мастер вздохнул тяжко и начал заполнять бланк под копирку в трех экземплярах. Писал с трудом, даже мучительно, будто выполнял тяжелую и ненавистную работу, и лицо его от писания искренне мучилось, и Лика тоже стала мучиться вместе с ним и уже не меньше хотела, чтобы эта писанина скорее кончилась, чтобы не страдал человек на ее глазах так долго.
Потом Лика поняла, что для мастера это были весьма ответственные и вполне творческие часы, потому что нужно было Ликину потребность в строительном материале выразить соответствующей потребностью в стройучастковой работе, попробуйте-ка это сами, если, например, Лике нужна тысяча штук кирпича, а по строительному управлению этот кирпич проходит то как кладка печи, то как кладка стены дома, то как кладка стены сарая, а сарай, понятно, это совсем другое, чем дом, а то еще может быть и кладка ограды, и у каждой кладки свои нормы материалов и свои расценки, да еще выражается все это не в штуках, а в кубометрах, и нужно изловчиться так, чтобы не пострадал интерес строительного управления, где мастер получает зарплату и прогрессивку, и при всем при том не совсем уж до нитки обобрать заказчика, потому что от этого заказчика, по сути дела, все и зависит… Ах, боже мой, да перетудыть твою!!
— Теперь все? — спросила Лика.
— К экономисту, — расслабленно проговорил мастер.
От экономиста ее послали в бухгалтерию.
В бухгалтерии заказ проверил средний бухгалтер и подписал не проверяя старший.
— В кассу!
В кассе Лика дрожащими пальцами отсчитала деньги, получила квитанцию и ринулась вон.
А там уже солнце клонилось к западу.
Странное было состояние. Похоже на сон, сместивший обычные понятия, сон, в котором события сорвались с шампура обязательной логики, когда, вроде бы естественно действуя, сознаешь нелепость образующихся построений. Или это была какая-то незатруднительная болезнь, наделившая ее долгим удивлением перед совершенно обычными явлениями, удивлением, которого, казалось ей, лишены остальные люди. Никто, видимо, не находил необычным мастера стройучастка, или лесничего, или, например, Садчикова, образующего дачный кооператив, да и сама она изумлялась этому только здесь, в тишине и одиночестве, только в эту минуту, а завтра, наверно, перестанет удивляться и будет сама совершать что-то не слишком нужное и не слишком умное. Но сейчас она отчетливо видела, что живет странно, и другие живут странно, а надо бы жить иначе, она ясно чувствовала, что надо иначе, она даже почти знала, как надо, и знание этой другой жизни было рядом — руку протянуть, сделать шаг, и тогда все окажется и умно, и честно, и достойно. А так, как жила она и как жили другие рядом с ней, было недостойно. То есть ничего особенно плохого или явно бесчестного они, понятно, не совершали, но не совершали и определенного хорошего, и главная вина всех и ее в первую очередь была в том, что они жили бессознательно, текучим, податливым потоком, ничему не сопротивляясь и ничего особенно не любя.