Страница 30 из 52
Тезка послушно пошел за рубахой.
— Как сенцо-то, соленое? — спросили мужики.
Парень не ответил. Чего тут отвечать.
— Ну, ладно, — сказали мужики. — Считай, что зачет ты нам сдал. Да, дела… Так вроде бы и парень ничего, силенкой бог не обидел.
Глаза у парня прояснились, и он решился, наконец, взглянуть на мужиков. Те смотрели без подвоха, вполне открыто. «Ничего себе морды», — подумал парень и ощутил к «мордам» что-то вроде симпатии.
— Прогулял работу-то? — спросили его.
— Мне в ночь, — ответил парень.
— Где робишь?
— В шахте.
— Ну? — приятно удивились мужики. — Мы тоже. Обратно, значит, тезки.
— Либо по домам, мужики? — сказал Петя. — Твой мотоцикл, тезка, вон за тем бугром.
— Либо и правда, пора, — сказали, докуривая, мужики. — Весь день проваландались.
— Эко, один раз на рыбалку не пошли, — сказал Петя.
Но мужики не больно и огорчились, что проваландались. Собрали свои шмотки и неторопливо зашагали к тропе. А проходя мимо свежего стожка, бросили окурки в сено.
Только Петя, показалось Лике, бросил мимо.
Парень сначала ничего не понял. И даже когда увидел дым, тоже ничего не понял, а смотрел в спины удаляющимся мужикам, ожидая, что они вернутся и от этого никакого дыма не будет. Но они уходили, а сено горело, горел его непривычный, соленый труд, от которого под конец даже пришло удовольствие. Да если бы и не было удовольствия, все равно это был его труд, ценность, им созданная, и чтобы эта ценность вдруг уничтожилась, было так же несправедливо, как если бы стал уничтожаться он сам.
Парень кинулся к сену, топтал чернеющие места, но бесцветный огонь, как язва, въедался глубже. Парень содрал с себя рубаху, стегал ею сочащиеся дымом боковины стожка, но занималось с другой стороны, и он, бегая вокруг, не успевал угнаться за всеми огнями, И поняв, что не осилит, схватил верхушку стожка, чтобы хоть клок кинуть в сторону, но из середины вырвалось пламя, и он разжал руки. Жар огня оттолкнул его на шаг, на другой, попятил к кусту, под которым он недавно спал. Там парень сел, потом лег ничком на землю.
Мужики ушли, а Петя вернулся, чтобы, как он сказал, не допустить пала.
Он видел лежащего вниз лицом парня, но подошел к нему не сразу, а сначала проверил, не взялся ли огонь за траву и прошлогодний палый лист, притоптал кое-где. Лике казалось, что он ищет себе дело, чтобы не смотреть на парня, что на душе у него нехорошо, нечисто, хотя он вполне добровольно принимал во всем участие. Спина его непривычно сутулилась, розовые волосы поникли, он выглядел маленьким и виноватым.
Он сел рядом с парнем и посидел молча. А когда парень чуть шевельнулся, проговорил:
— Давай домой, тезка… Давай домой, сынок.
Парень не отозвался.
— Зря это мы, конечно, — сказал Петя.
Вздохнул и сказал еще:
— Ты, значит, прости, тезка.
Посидел еще, но больше не говорил. Потому что говорить было нечего. Потом встал и пошел к землянке.
И не вышел, когда Лика позвала его ужинать.
На следующее утро Лика снова отправилась в лесничество. И удивилась, найдя всегда запертую дверь с надписью «Лесничий» приоткрытой. А войдя, удивилась еще больше, обнаружив за столом молодого человека, должно быть, недавнего студента, круглолицего и полноватого. Впрочем, в лице его было что-то и не очень молодое, даже старое, даже совсем дряблое. Ощущение это исходило, скорее всего, от тусклых, сонных глаз. А когда лесничий заговорил, то и голос у него оказался тусклый и старый.
— Некогда мне сегодня, — сказал лесничий, посмотрев на протянутую Ликой бумагу и по какой-то причине ничего, как показалось Лике, из нее не восприняв. Потом взглянул в окно на свои в утренней дымке объекты с озерами, тетеревами и зайцами, вздохнул и добавил: — Завтра.
— Нет уж! — возразила Лика весьма решительно.
Лесничий остановил на ней тусклый, засыпающий взгляд.
— Завтра, — сказал лесничий просительно.
— Сегодня, — не согласилась Лика.
— Некогда сегодня, — трудно сказал лесничий.
— А мне завтра некогда, — сердито ответила Лика.
Лесничий опустил голову и подумал. Подумав, сказал вежливо:
— Не морочь ты мне голову.
— Это ты не морочь мне голову! — воскликнула Лика.
— Так ведь начальство тут я, — кротко сказал лесничий. И не сказал, а вроде пожаловался.
— А я, может, тоже, — сказала Лика.
— Что тоже? — спросил лесничий.
— А начальство! Из народного контроля, дорогуша! Полчаса с бабой говоришь, а даже сесть не предложил, голубчик! И скажи-ка, где ты был три дня подряд, миленький?
За открытым окном хохотнули. Скучающая на скамейке пожарная команда слушала разговор.
Видимо, длинная Ликина речь убедила лесничего, и он, с отчаянием взглянув на председателеву резолюцию, взялся за телефон.
— Але, кордон! Кордон, кордон!
Кордон не торопился отвечать.
— Ну, сама пойдешь, — мучаясь, сказал лесничий. — Скажешь леснику, чего тебе надо. Лекся — он сделает.
— Да нет, хороший мой, давай лучше на бумаге напиши, — сказала Лика, нимало не сдвигаясь с места.
— На бумаге? — поморщился лесничий. Вздохнул тяжело и опять поднатужился: — Кордон, кордон! Ага… Здорово, Лекся! Как у тебя? Ага… Жена как? Ага… Телка пропала? На втором поселке спроси, приблудилась какая-то… Ага. Ну, бывай.
— Это как — бывай? — угрожающе поднялась Лика.
— А, да, Лекся, Лекся… Тут к тебе баба придет… Женщина то есть. Областная. Да не фамилия, а из области. Ага. Ну, и значит, она все объяснит.
— Участок, — подсказала Лика.
— Ага, участок. Участок ей…
— На Тихом, — подсказала Лика.
— Ну да, на Тихом… Дача, что ли? — сообразил лесничий.
— Дача, — подтвердила Лика.
— Значит, дача, — сказал лесничий в трубку. — Пошли кого ни то… Ага!
Положил трубку, взглянул обессиленно:
— Все…
— Почти, — уточнила Лика и ткнула в угол многострадальной бумаги: — Пиши!
Лесничий обреченно взял ручку и нацарапал несколько слов. Лика поинтересовалась:
— А сразу нельзя было?
— Что — сразу? — измученно спросил лесничий.
— Позвонить и написать?
— Да некогда мне! — воскликнул лесничий.
— Да что у тебя за дело? — никак не могла понять Лика.
— С похмелья я… — удручился лесничий.
Кордоном оказалась небольшая усадьба чуть в стороне от дороги, с жилым домом и хозяйственными постройками. Дом и постройки были расположены квадратом, каждую сторону которого образовывала наружная сторона жилья или сарая, и стены таким образом служили и забором, а где не доставало их длины, там шел собственно забор, но тоже из бревен, таких же толстых, из каких были подняты и строения. Кордон стоял на отлогом склоне горы, невысокой, как и остальные горы вокруг, и, замкнутый со всех сторон, с закрытыми воротами, казался крепостью, приготовившейся к долгой осаде. Впрочем, калитка, прорезанная в воротах, была не заперта, во дворе таскали тряпку три щенка, а две беспородные собачонки взлаяли больше для порядка, чем со злости, возвещая о приходе чужого. Из сарая вышла хозяйка, маленькая и худенькая, с большими глазами на усохшем лице.
— Мне бы лесника, — поздоровавшись, сказала Лика, досадуя, что не узнала заблаговременно имени-отчества нужного человека.
— Лексея Иваныча? А он на пункте, — ответила хозяйка, показывая за сарай в сторону леса. — Коли скоро надо, так лучше подняться к нему, он только к вечеру дома будет.
Женщина указала на вторую калитку, в задней стороне усадьбы. Оттуда начиналась узкая, утоптанная тропинка. Тропинка ввела в смурый сосновый лес. Стволы деревьев были с длинными ребристыми надрезами, внизу надрезы кончались углом, и в каждом из них светлели желтоватые комочки. Лика догадалась, что из этих надрезов собирают смолу.
Тропинка круто забирала в гору, пришлось остановиться и передохнуть, а дальше идти потише. Издали гора казалась маленькой, а сейчас ей не видно было конца, сосны да сосны, все с пиками надрезов, да редкая стрельчатая трава сквозь хвою. Лика вдруг подумала о том, что за последние дни встретила так много нового для себя, что становится даже обидно. Обидно оттого, что она не знает. Не знает, например, как называется эта трава, не знала, что из сосен берут смолу, не знает, для чего эта смола нужна и что такое пункт, на котором находится Лекся, а, наверно, можно было жить так, чтобы знать. И Лика подумала, сколько потеряла интересного и нужного для себя, и сожаление об этом оказалось таким личностным, таким щемящим, будто она прошла мимо людей, которые, приостановись она хоть ненадолго, стали бы ее друзьями.