Страница 29 из 52
За окнами в утренней дымке голубели горные леса. Со множеством озер, зайцев, тетеревов и одним лесничим.
— Да, объект…
В прошлый раз лесничий был на совещании. Бухгалтерия сочувственно вздохнула и опустила глаза.
Подходя к землянке, Лика с удивлением заметила, что стог с шалашом исчез, вместо него зиял черный круг с тонким слоем пепла. Лика поначалу обеспокоилась, но из леса донеслись дальние вполне мирные голоса, и Петин голос тоже. Лика уже хотела пойти на них, но голоса умолкли. Лика снова взглянула на черный круг и подумала, что, может быть, ничего необычного в этом нет, сено, наверное, вывезли, а мусор сожгли. Она свернула к землянке и достала из щели ключ. Посидела на чистой Петиной постели, заскучала и побрела к воде.
Уже подходило к полдню, все нагрелось, хотелось искупаться, но берег был в камышах, мелководье тоже метров на двадцать покрыто зыбким плавучим настилом из корней и отмирающих трав, Петя ходил по нему безбоязненно, а Лика попробовала раз и больше не отваживалась: с непривычки жутковато было чувствовать под ногой не твердь, а нечто пружинящее, изменчивое, сочащееся теплой водой с жуками и личинками. А когда Петя в прошлый раз для ее уверенности воткнул в лабзу шестиметровый кол и кол вошел в податливую глыбь по макушку, и Пете пришлось искать осинку подлиннее, у Лики и вовсе не стало духу повторять попытку добраться до чистой воды, как ни манило ее искупаться в тот вечер.
— Да чего бояться-то? — удивлялся Петя. — Кол — он узкий, он, конечно, в глубину пойдет. А ты-то поширше, чего с тобой случится? А и провалишься — эко дело! Ложись плашмя и ползи по-пластунски. Да чего ты на одном месте топчешься? Конечное дело, так дырку вывертишь. Ты давай быстренько, без пугливости — раз, раз, и делов всего… А с другой стороны, коль ложку держать не умеешь, то и в рот не попадешь. Ладно, я тебе мостки настелю…
Мостки и в самом деле были настелены. Аккуратная дорожка из белых березовых плашек, атласной корой кверху, плашки ровные, меряные. Лика осторожно на них ступила — держало привычно, как на земле. У чистой воды был настелен плотик, а сбоку стояла скамеечка, все березовое, чистое, будто прибранное белым снегом.
И разом забылись мелочные утренние неприятности, исчезли из памяти и контролер, и неуловимый лесничий. Лика разделась, подошла к краю плота и увидела в воде две березовые ступеньки, свисающие вниз. По ним можно было бесшумно сойти в озеро.
Плавала она долго и бездумно, с ясным удовольствием — прохлада, чистота, ласковая податливость воды. Потом очевидность удовольствия ослабла, остались вода и движение. Вода и движение: наверно, так чувствуют себя рыбы.
Лика повернулась на спину и закрыла глаза. Сквозь веки розово просвечивало солнце. Вода послушно держала тепло. Полудрема, полуотдых.
Что-то легко касается щеки, Лика открывает глаза. Белая лилия проплывает мимо, белая лилия проплывает вдоль бока и ног, Лика осторожно разворачивается, и лилия плывет с другой стороны. Лика тихо смеется и направляется к берегу.
Одевалась поспешно — к мокрому телу липли тупые слепни, кусали пронзительно-зло. Лика скрылась в тени, там слепни поотстали. Снова послышались голоса. Лика направилась к ним и вышла на поляну, на чей-то покос.
На краю покоса сидел Петя и еще двое мужиков, а голый по пояс молодой парень, тяжело взмахивая косой, доканчивал полосу.
Мужики сидели сумрачно и тяжелыми взглядами следили за парнем. У парня по спине бежал пот, один бок был сожжен солнцем. Видно, махал косой не один час и работал на пределе. Лика взглянула на мужиков, недоумевая, почему те сидят, когда человек чуть не валится с ног от напряжения. Петя поймал ее взгляд, поманил к себе.
Он молча шел впереди, она за ним. Минут через десять они остановились на поляне, уже скошенной и колючей, с черным кругом посредине. Над кругом вился дымок, тлел дерн.
— Что это? — удивилась Лика, вспомнив такой же черный круг у землянки.
— Сено, — лаконично сказал Петя и повернул обратно.
И, помолчав еще, неохотно рассказал, что приехали на рыбалку два городских парня на мотоцикле. Неизвестно, как порыбачили, но пол-литру распили — это точно, переночевали в стогу, выспались, поели и покурили, а окурки ткнули в стог. Стогу много не надо, ему и пять минут с избытком, полыхнуло и нет ничего. Петя в неположенном месте дым увидел, кинулся из деревни бегом бежать. Парни тем временем разохотились, стрельнули горящими спичками еще в четыре стога и жизнерадостно ржали. Увидев запально дышащего Петю, кинулись к мотоциклу, газанули да влетели в яму, мотоцикл на бок. Сообразили, бросились в разные стороны, бежать за ними — какой смысл. Петя поднял мотоцикл да мотанул к хозяевам покосов. Прикатили сюда ждать-пождать, должен же за машиной который-нибудь явиться.
Как стемнело, явился. Дождался, видно, чтоб убежать, если чего.
— Не убьете? — спросил.
— Не убьем, — сказали.
Пришел. Велели спать лечь. А солнышку взойти — подняли, косу в руки, и давай, пошел.
— Не умею, — сказал.
— Научим, — ответили.
Пригодится, может. Чем в тюрьме-то сидеть.
Делать нечего, пошел махать. Поправили, где надо, приловчился. Кончил уже, небось.
Когда Лика и Петя вернулись к мужикам, парень и в самом деле докончил покос и лежал на земле, распластав руки.
Лика подошла к нему, спросила:
— Ничего?
— Ничего… — сказал парень и отвернулся.
— Вода есть? — спросила она у мужиков.
Вода была, полбидона. Она поднесла парню:
— Пей…
Он благодарно кивнул и выпил почти все.
— Уйди с припека, — сказала Лика. — В тени ляг.
Парень переполз под куст и затих.
Мужики достали еду, пригласили Лику обедать.
— А ему? — спросила Лика, кивнув на куст.
— Ему не до этого, — ответили мужики. — Не пойдет ему еда.
Поели и тоже улеглись. Петя и Лика отошли подальше, чтоб не мешать разговорами.
Часа через два мужики заворочались, проснулись, неторопливо покалякали о том, о сем. Потом один поднялся, пощупал сено. День был жаркий, и скошенная трава, выродившаяся и тощая, уже высохла. Мужик для верности пощупал в другом месте, сказал:
— Готово вроде.
Подошел другой, помял побледневшие стебли, определил:
— Готово.
Вернулись к опушке, закурили.
— Значит, сгребать пора.
— Выходит, пора.
Парень по-прежнему лежал под кустом, но было видно, что тоже проснулся. В круг разговора его, естественно, не принимали, мужики говорили между собой. Но и мужики, и парень знали, что все, что говорится, адресовано ему, парню. Когда сказали, что пора сгребать, парень встал, взял прислоненные к осине легкие грабли, и, не взглянув на мужиков, будто их тут и не было, принялся за работу.
Поначалу деревянные грабли втыкались у него в землю, парень не знал этого дела. Лика подумала, что с косой у него было еще хуже. Но парень скоро приловчился, убрал ненужную силу, и уже помахивал граблями играючи. Похоже, работа ему даже нравилась, лицо утратило напряжение, и он теперь на самом деле забыл про мужиков, соорудил посреди поляны стожок, хотя сена было мало и его следовало просто сгрести в копну. Но парень, видимо, решил, что сену положена определенная форма, хотя бы затем, чтобы по конусу верха стекал дождь.
Отбытие повинности кончилось. Мужики повеселели, оживились и подошли к стожку. Парень все еще делал вид, что не замечает их, и смотрел в сторону.
Мужики остановились, закурили по новой, рассматривали парня вполне доброжелательно. Парень это сразу ощутил, повернулся к ним лицом, но еще не смотрел прямо.
— Как звать-то? — спросил один мужик.
— Петька, — ответил парень.
— Гляди-ко! — удивился Петя. — Выходит, тезка.
Тезка быстро взглянул на Петю и вроде хотел улыбнуться ему, будто одинаковое имя роднило их и каким-то образом объединяло. Но, видать, подумал, что улыбаться, может быть, и рановато, и опять стал смотреть мимо.
— Рубаху надень, — сказал Петя.