Страница 6 из 52
— Си-ильный.
Села, гибким движением подхватила с пола журнал.
— Но я не эту силу имела в виду.
На этот раз Коля уходил от нее охотно, нетерпеливо, он жаждал остаться в одиночестве с воспоминанием о ее словах, о том, как она это произнесла. Он ходил по комнате, обхватив себя руками, повторяя про себя: «Ты красивый парень... Серьезно, красивый. И си-ильный!»
Все время ему хотелось остановить ее в себе, задержать, очертить магическим кругом, где бы жила она, не подозревающая об этом убежище. В своих ученических тетрадях он набрасывал ее профиль, рисовал ее лицо, каким оно было в те или иные минуты, — ее необыкновенно подвижное лицо, на котором можно было прочесть обиду, горечь, девчоночье тщеславие, страх и которое все же оставалось для него загадкой. Он рисовал ее с разными прическами. Однажды даже Иоланта, углядев у него в тетрадке по физике свой портрет, принялась тут же, за партой, поставив маленькое зеркальце, укладывать волосы так, как нарисовал Коля, и на его глазах превратилась в строгую маленькую женщину. Он приобрел оперу Чайковского, чтобы наслаждаться ее именем, нарисованным большими буквами на коробке, и, когда матери не было дома, слушал ее с горьким наслаждением побежденного и вместе с тем с торжеством победителя — он отвоевывал в себе для нее такие высоты, которые рано или поздно должны были притянуть, как магнитом, ее настоящую. Или ненастоящую? Где она, настоящая, та или эта? Коля без конца проигрывал особенно ему полюбившийся дуэт Иоланты и Водемона: «Твое молчанье непонятно... Не знаю, чем мои слова тебе могли быть неприятны, скажи мне, в чем моя вина?» Ее вины в том не было, она еще не могла увидеть его, на Коле лежала великая обязанность сорвать с ее глаз повязку. «Зачем глаза даны мне? Для того, чтоб плакать», — отвечала Иоланта, и тут же заворачивалась музыкальная буря, вовлекая инструменты один за другим: восклицания фанфар, волнистые звуки арфы, призыв олифанта в гулком осеннем лесу. На этом гимне, восторге и кружении пластинки однажды застала его неожиданно возвратившаяся мать; Коля, услышав ее шаги, щелкнул клавишей проигрывателя, но музыка еще не успела выветриться из комнаты, и мать сказала иронично:
— Водемон нашелся...
Невозможно было вынести эту насмешку и стыд. Коля хватил пластинкой об пол, но она не разбилась. Они с матерью остолбенело посмотрели друг на друга.
— Ну-ну, — сказала она и, круто развернувшись, вышла из комнаты, потому что между ними не было принято выяснять отношения.
Однажды он вызвался проводить Иоланту на каток. Стояла ясная зима, в небе было просторно, звездно, густые тени деревьев лежали на лунном снегу. Иоланта радовалась: вечер хороший.
— Ты бы коньки купил, — участливо сказала она.
Коля отвечал, что купит обязательно.
У входа на каток они замешкались, здороваясь с ее знакомыми, — тем, кто его не знал, она представляла Колю как друга детства, что его, конечно, не устраивало. Ему даже показалось, что, представляя его парню в грубошерстном вязаном свитере, она произнесла «друг детства» несколько пренебрежительно, но парень, равнодушно кивнув, умчался на коньках. Проследив за ним глазами, Иоланта вдруг взяла Колю за руку, сжала ее и повела его к трибунам. Там она дозволила ему переобуть себя, топнула коньком в нижнюю скамейку:
— Нормальненько.
И, махнув рукой, заскользила по льду. Ее алая ягодная шапочка замелькала в толпе пестрых конькобежцев. Коля подул на руки, все еще растроганно улыбаясь.
Из репродуктора тут же грянула музыка, широкий, плавный на поворотах «Севастопольский вальс». Иоланта по кругу пронеслась перед ним с какой-то девочкой, помахав ему. Коля вскочил, чтобы ей ответить, но она была уже далеко. Потом она снова выплыла из праздничной толпы, самая праздничная, самая легкая фея, и стая других фей неслась за ней. Он поискал глазами парня в овечьем свитере — оказалось, он катается в паре с их литераторшей. Очевидно, партнер, взрослый парень, нравился молодой учительнице — она все время смеялась. Иоланта с девочкой находились поблизости от этой пары, точно привязанные незримым тросом: очевидно, спутница Ланы любопытствовала на училкиного кавалера. Коле пришло в голову, что Лана, разгорячившись, захочет напиться, и он отправился в буфет, заранее представляя, как удивит ее своей расторопностью.
В длинной очереди, на его счастье, оказался знакомый по авиамодельному кружку, который его окликнул. Они постояли, обсуждая предстоящие областные соревнования, куда знакомому предстояло ехать выступать вместе со своей моделью радиоуправляемого гидросамолета, затем приятель поинтересовался, с кем Коля пришел на каток.
— Со своей девушкой, — без запинки сказал Коля.
— А, — сказал приятель, косясь на бутерброды в витрине. — Я ее знаю?
Коля буркнул фамилию Иоланты.
— Ага, — сказал приятель. — Старшая или младшая, их, кажется, две сестры?
— Младшая, Иоланта, — пробормотал Коля.
— Красивая девчонка, — равнодушно отозвался товарищ, и Коля в порыве благодарности, что он не усомнился в его близости к великолепной Иоланте, хлопнул его по плечу.
— Тебе чего, с колбасой или с сыром? — спросил озадаченный товарищ.
— Ага, с сыром и колбасой, — сказал Коля, — и лимонаду еще.
Когда он вернулся на свое место, Иоланты на катке не было. Почувствовав в ногах слабость, Коля опустился на заснеженную скамью с бутылкой в руках. Нет, ее не было. Кто-то махал ему рукой и кричал — не алая шапочка, другая плыла к нему. Коля потряс головой, надеясь, что зрение все же вернется к нему вместе с Ланой, но перед ним стояла всего лишь Вера. Она что-то говорила, но Коля не понимал, что именно.
— Где Лана? — спросил он наконец.
— Генка здесь, — внимательно посмотрев на него, объяснила Вера и уселась рядом с ним.
— Что за Генка? В вязаной кофте?
— Ну, — подтвердила она. — У тебя лимонад, можно?
— Можно, можно.
— Открой, пожалуйста.
Коля откупорил бутылку.
Вера отвернулась от него и попробовала глотнуть.
— Не могу из горла. На.
Коля вынул из кармана бутерброды.
— Хочешь?
Она покачала головой, посидела еще немного, придумывая, чем обратить на себя Колино внимание, потом вскочила и полетела по льду. Коля и не заметил этого. Вдруг откуда-то с верхних трибун запрыгала на него Иоланта, крича: «Ой-ёй, лови-и!»
Коля подхватил ее под мышки и усадил на скамью. Все его страхи исчезли как дым.
— Ой, лимонад, дай глотнуть! — потребовала она и припала к бутылке.
Вода потекла по подбородку. Лана отерлась шапочкой, подышала на руки и снова подняла бутылку. Коля вложил ей в свободную руку бутерброд.
— Пасибо, пасибо, — залепетала Иоланта, — я ухожу, я улетаю...
И ушла, улетела с бутербродом в руках.
Коля взял бутылку, умиленно разглядывая горлышко, и стал тоже пить. Он сделал несколько глотков — Иоланта уже стояла перед ним и, задохнувшись от бега, спрашивала:
— Слушай, а кто красивее, я или наша литераторша?
— Клаудиа Кардинале, — ответил Коля.
Она не засмеялась.
— Я серьезно.
— Ты, царица, спору нет.
— То-то.
Погрозив кому-то кулаком, она снова умчалась. Коля прижался губами к горлышку бутылки и допил лимонад.
Когда они уходили, ему вдруг захотелось прихватить бутылку, как реликвию, с собой, но Лана могла подумать совсем другое, глупое, и он зашвырнул бутылку за трибуны.
Мать была дома, гладила простыни. Увидев Колю, она оставила свое занятие и напустилась на него за то, что он опять не сдал бутылки из-под кефира (бутылка!). Заметив, что он как-то странно усмехается на ее слова, она спросила:
— Ты был у Зиминых?
Он кивнул. Мать с сожалением посмотрела на него, выключила утюг.
— Оставь ее, — сказала она. — Эта девушка не для тебя.
Коля молча пошел в прихожую, мать вышла следом за ним.
— Говорю тебе, не для тебя эта девица!
— Пожалуйста, не называй так Лану, — резким тоном, каким он часто в последнее время говорил с нею, сказал Коля.