Страница 394 из 462
А некоторых смерть взяла в свои чертоги.
Теперь настала ночь, но где огонь горит
На дивном алтаре — туда, неутомимы,
Идут последние поэты-пилигримы;
От их усталых глаз конец пути сокрыт,
И вам, грядущее поэтов поколенье,
Вам суждено найти загадки разрешенье.
Перевод О. Чюминой
Восточная сказка
Налогом разорен подобным грабежу,
Туземец умолял о милости раджу:
— Плоды моих трудов забрал ты повелитель,
Остался не при чём смиренный твой проситель.
И так как у меня до капли выжат сок,
То укажи, молю, счастливый уголок,
В котором я бы мог трудиться на свободе. —
— Что ж, — вымолвил раджа, — ступай себе в Мадрас. —
— Но брат твой, господин, в таком же правит роде. —
— В Пенджаб! — Но дядя твой не меньше грабит нас. —
— В Тангер! — Племянник твой в том городе правитель. —
— Ну, к черту уходи! — воскликнул повелитель,
Упорством бедняка рассерженный вконец.
— Увы, там, государь, твой царственный отец.
Перевод О. Чюминой
John Todhunter (1839–1916)
The Banshee
Green, in the wizard arms
Of the foam-bearded Atlantic,
An isle of old enchantment,
A melancholy isle,
Enchanted and dreaming lies;
And there, by Sha
In the moonlight, spectre-thin,
The spectre Erin sits.
An aged desolation,
She sits by old Sha
A mother of many children,
Of children exiled and dead,
In her home, with bent head, homeless,
Clasping her knees she sits,
Keening, keening!
And at her keen the fairy-grass
Trembles on dun and barrow;
Around the foot of her ancient crosses
The grave-grass shakes and the nettle swings;
In haunted glens the meadow-sweet
Flings to the night wind
Her mystic mournful perfume;
The sad spearmint by holy wells
Breathes melancholy balm.
Sometimes she lifts her head,
With blue eyes tearless,
And gazes athwart the reek of night
Upon things long past,
Upon things to come.
And sometimes, when the moon
Brings tempest upon the deep,
The roused Atlantic thunders from his caverns in the west,
The wolfhound at her feet
Springs up with a mighty bay,
And chords of mystery sound from the wild harp at her side,
Strung from the hearts of poets;
And she flies on the wings of tempest
With grey hair streaming:
A meteor of evil omen,
The spectre of hope forlorn,
Keening, keening!
She keens, and the strings of her wild harp shiver
On the gusts of night:
O’er the four waters she keens — over Moyle she keens,
O’er the Sea of Milith, and the Strait of Strongbow,
And the Ocean of Columbus.
And the Fia
And the swan, Fianoula, wails o’er the waters of Inisfail,
Chanting her song of destiny,
The rune of weaving Fates.
And the nations hear in the void and quaking time of night,
Sad unto dawning, dirges,
Solemn dirges,
And snatches of bardic song;
Their souls quake in the void and quaking time of night,
And they dream of the weird of kings,
And tyra
In the dreadful wind of change.
Wail no more, lonely one, mother of exiles, wail no more,
Banshee of the world-no more!
The sorrows are the world’s, though art no more alone;
Thy wrongs, the world’s.
Джон Тодхантер (1839–1916)
Баньши
Зеленый, в руках колдовских
Пеннобородого моря
Остров древней волшбы,
Остров печали
Простерся в чарах и грезах;
Там, над потоком Шаннон,
В призрачном свете лунном
Призрак-Эрин сидит.
Вековечная скорбь,
Над древним потоком Шаннон,
Матерь множества чад —
Кто в изгнанье, а кто в могиле, —
Бездомна в своем дому, поникнув главою,
Стиснув колени сидит,