Страница 32 из 54
Я обошёл мотоцикл, терзаемый сомнениями — насколько сильно я испорчу себе карму, сперев мотоцикл у батюшки? А какие у меня варианты? Совесть уже согласилась закрыть глаза, когда я понял, что не один. Медленно обернулся.
16. РУССКИЕ ИНДЕЙЦЫ
У БАТЮШКИ
Вовка. Приход святого Николы, индейская деревня Эклутна.
Они сидели напротив и с любопытством меня разглядывали. Три здоровенных собачары, размером, пожалуй, с кавказа. Я непроизвольно дёрнулся в сторону кобуры, на что вся троица глухо рыкнула. Замер. Так, теперь медленно-медленно, по миллиметру… дотянуться до пистолета… Но даже это едва заметное движение вызывало недовольное глухое ворчание.
Раздался успокаивающий немолодой голос, и из-за угла появился довольно возрастной седоватый батюшка.
— Фу, бля**, — совершенно искренне выдохнул я, — так и обосраться можно…
— Как ты говорил? — поражённо спросил священник. Чёрная ряса, крест — точно, священник, двух мнений быть не может.
— Я говорю, испугался сильно, — культурно перевёл я.
Он непонимающе оглянулся:
— А… как ты приехал? Ты русский? Где твой… группа?
Я вздохнул и перетряс в голове мысли:
— Батюшка, я хочу исповедаться.
Ни один нормальный священник никогда и никому не расскажет то, что услышал на исповеди. Кроме того, мне действительно страшно захотелось с кем-то поговорить.
А он смотрел на меня и очевидно воспринимал ситуацию как нечто сюрреалистичное.
— Исповедь?
— Да.
Он кивнул:
— О-кей! М-м… одна минута. Я открывал церковь.
Внутри храм был необычно маленький. Священник прошёл к небольшой скошенной тумбочке, надел на шею длинную тканевую полосу (не помню, как она называется) и сделал приглашающий жест.
— Я должен спросил. Ты есть крещёный?
Я подумал:
— Вообще — да. Но не знаю, считается ли это в этом мире.
— Я… плохо понимал… ты.
— Давайте, батюшка, я вам расскажу по порядку…
Разговаривали мы долго и подробно. Некоторые вещи дались трудно — язык у него был сильно… упрощённый, так скажем. Да и не мудрено — русской была прабабка, из тех ещё, старых поселенцев, язык сохранялся в семье, насколько это возможно. Так или иначе, в конце он накрыл этой узкой тканью мою голову и сказал положенные слова. Исповедь состоялась.
Батюшка снова повесил свой шарфик на гвоздик и приглашающе махнул рукой:
— Сейчас ты ходил мой дом. Кушал, о-кей?
Против идеи покушать я ничего против не имел. Мы посидели с отцом Алексеем ещё, неформально, так скажем. Там я и узнал про бабушку, и что церковка стоит тут со времён первых русских поселенцев, а вокруг — маленький индейский посёлок Эклутна, который с тех же времён поддерживает православие. Он с совершенно детским любопытством расспрашивал меня про будущее. Я рассказывал. Что-то было страшное, и отец Алексей искренне ужасался. Что-то — смешное, и смеялся он также искренне. Хороший дед, душевный. В очередной раз поставив на газовую плиточку чайник, он присел напротив и озабоченно нахмурился:
— Владимир, ты первый русский из Россия, который я видел за весь свой жизнь. И твой история… удивительный. Я не сердился, что ты хотел забрал… май байк. Но я должен говорил: нельзя ходил на Юкон. Опасно. Дикий место. Там… твой смерть.
— Я должен.
А что я ещё скажу?
Он тяжко вздохнул, глядя на сложенные на столе руки:
— Господь судил, чтобы ты оказался там, в свой место, Россия. Значит, так надо.
Он решительно встал и дёрнул бородой:
— Есть человек… Рядом. Надо ходил.
— А увидят меня? — резонно спросил я.
Батюшка нахмурился:
— О-кей!
В соседней комнате стоял телефон, священник вышел и с кем-то коротко переговорил. Буквально через пять минут (должно быть, реально рядом) к крыльцу подкатил слегка потрёпанный джип «Вранглер», из которого вылез не сильно молодой индеец типичного здесь вида — джинсы, ковбойка на футболку, длинные чёрные волосы, собранные в хвост, бейсболка. На слегка усушенного Стивена Сигала похож, только потемнее. Был представлен мне как Герман Кашеваров. Вот это внезапно!
В маленькой кухне священника происходили трёхсторонние переговоры.
— У Герман есть самолёт. Маленький, может садился на воду. Куда, ты говорил, надо полетел?
Я, не очень рассчитывая на точность взаимных переводов, достал карту и потыкал карандашом в островки посередине Берингова пролива. Между островками была обозначена граница, значит, с восточного до наших вод будет ближе всего. Напрямую от берега до берега — вообще четыре километра. А если и промахнёшься, так или иначе упрёшься в материк. С какой-то точки зрения этот вариант был даже предпочтительнее, лишь бы погода не подкачала.
Но индеец Герман меня разочаровал.
— Он говорил: нельзя, — перевёл батюшка.
— Не дотянет?
— Нет. Летел может. Остров нельзя. Там… закрытый место, арестовал самолёт. Можно рядом с Уэйлс. Маленько в сторона.
Если не считать того крошечного островка, который на американской карте был отмечен как Little Diomede, Уэйлс был ближайшей к России точкой.
— Пойдёт! — обрадовался я.
— Только он не хотел, чтобы заправляться там. Надо, чтобы брал канистра. Я дал деньги на заправка.
— Ну, уж нет, батя! Ты и так молодец. Деньги у меня есть. Сколько надо?
— Не надо, Владимир. Там сто тридцать — сто сорок долларс.
— В оба конца?
— Как?
— Ну, туда и обратно хватит?
— Да-да, хватит. Я платил.
Нормально! Похоже, бензин тут сильно дешевле, чем на горной трассе. Или самолётик экономичный? Однако на этот раз совесть возмутилась и наотрез отказалась оббирать пожилого батюшку.
Я выложил на стол пару сотенных:
— Тогда вот. Это пожертвование, на храм.
Священник посмотрел на меня внимательно и кивнул.
— Пусть так. Хорошо. Наша община молился за тебя.
— А это за работу, Герману, — я выложил на стол ещё сотенную. Хотелось, чтобы довезли с душой, а не как куль картошки.
Индеец Герман был невозмутим, но, кажется, остался доволен сделкой.
Потом мы ждали, пока Герман утрясёт вопросы с топливом. Я тем временем дощёлкал вставленную в «Кодак» плёнку — отца Алексея на фоне храма сфотографировал, и кладбище, и даже собак — упаковал цилиндрик в фирменной кодаковской оболочке в очередной презерватив (батюшка наблюдал за манипуляциями с живым любопытством). Вставил плёнку новую. Много ещё осталось, восемь коробочек. И даже душ по-быстрому успел принять, а то пылища прям по коже катается. Заодно, извините за подробности, сменил трусы-носки. С остальным, к сожалению, пришлось обойтись очередным выхлопыванием.
Через час я сидел в маленькой четырёхместной «Сессне», слегка покачивающейся на поверхности озера. Гидросамолёт — вещь! Очень распространены, оказывается, в этих местах. Много озёр и рек, дешёвое топливо.
Два пустующих пассажирских кресла были сплошь обставлены пятигаллонными* канистрами. Отец Алексей провожал нас, стоя на деревянных мостках.
*Американский галлон = 3,79 литра.
— Прощай, Владимир!
— Прощайте, батюшка! Спасибо.
— С Богом! — отец Алексей перекрестил самолёт, приговаривая по-английски — похоже, молитва — и мы полетели.
Я ЖЕ ГОВОРИЛ!
«Охотники за привидениями», Фред. Шоссе «Аляска»
Пол подъехал позже, когда всё уже произошло. Проезжающий мимо пикап тормознул около полицейских машин и сообщил, что в двух километрах за поворотом стоит брошенная Шелби «Кобра», грязная, словно только что из пыльной бури. Кого-то посетила светлая мысль вызвать кинолога с собакой и пойти по следу. Фред ждал, устроившись на водительском сиденье. Усталость, тяжёлая, как гиря, наваливалась неумолимо. Но приближение Пола он почувствовал и даже умудрился изобразить бодрость, правда, не вылезая из машины.