Троя. История первая

– Боится… Как бы не так…

И тут события приняли неожиданный оборот – вместо того, чтобы броситься на потревоживших ее людей, кобра ринулась на стену. Друзья проследили этот маневр и вздохнули с видимым облегчением – по камню, спасая свою жизнь, карабкалась полевка, совсем мышонок, явно загнанный грозным противником на опасную высоту. Мышь увернулась, соскочив со стены за мгновение перед тем, как ужасная пасть врезалась в камень. Взбешенная кобра осталась ни с чем, но бестолковый мышонок вместо того, чтобы юркнуть в спасительную траву, продолжал бежать вдоль стены, свернув за угол, и теперь мчался, что есть сил у самого подножья западной стены. Змея быстро настигала его. Он заметался, отчаянно пискнул и поднял острую мордашку. Здесь выступов было больше, карабкаться удобнее. Страх придал ему сил, и через миг он был в метре от земли.

– Прямо верхолаз. – вырвалось у Аполлона. – жаль, ведь сожрет все-таки беднягу.

Кобра выгнулась для броска, открыла свою пасть и со всей силы рванула за добычей. Раздался непонятный треск, в стене образовалась дырка, в ней тут же мелькнул змеиный хвост, а чуть выше по стене испуганно уносил ноги мышонок, совсем не стараясь понять, что за чудо пришло ему на помощь.

Камень, на который пришелся основной удар, не выдержал напора и, вылетев из кладки, приземлился с внутренней стороны вместе со змеей, оказавшись в городской черте. Посейдон озадаченно чесал затылок.

– Вот это да. Чья работа?

– Ну, моя… – нехотя процедил Эак.

– Халтура. – сделал вывод Аполлон.

– А так им и надо. – Посейдон развернулся, намереваясь хорошим пинком разрушить кладку, но Аполлон остановил его.

– Оставь. Пусть стоит до поры до времени. А дырочку надо бы заделать. Эак, посмотри, нет ли чего подходящего?

Друзья отыскали нужного размера камень, залатали щель и довольные, двинулись дальше.

– Теперь мы можем быть абсолютно спокойны за судьбу этого города – довольным тоном изрек Аполлон. – Он обязательно падет под натиском врагов. Причем не один раз.

Друзья без приключений добрались до Эгины: на призыв Посейдона откликнулись сразу несколько морских обитателей, и, оставив друга в кругу семьи, боги отправились на Олимп обдумывать планы мести.

Особняк, а вернее дворец Аполлона был много уютнее надводной резиденции бога всех морей, поэтому, после всех пережитых лишений и неудобств, решено было отдохнуть здесь, среди приятной роскоши,– спокойно все обдумать. Спустя несколько дней эту парочку нельзя было узнать – они наконец-то соскоблили въевшуюся грязь, вымылись, приоделись и стали вновь походить на приличных членов общества – словом, боги привели себя в порядок.

– Ну, что делать будем? – Аполлон вальяжно растянулся на диване в своей гостиной, лениво перебирая струны позолоченной лиры.

Прошло три месяца с тех пор, как изгнанники вернулись на Олимп, смиренно предстали перед Зевсом и были прощены. Мало того, им пришлось поклясться в присутствии всех олимпийцев, что никогда впредь они не будут устраивать бунты. Друзья ни словом не обмолвились о событиях в Трое – все произошедшее они посчитали делом сугубо личным.

– А что делать? Думаю, наслать на них чудовище… или наводнение устроить. Что скажешь?

– Чудовище – это мысль хорошая. А вот наводнение – не стоит. Столько добра погибнет зря. – он приподнялся на подушках – Давай так. Ты пошлешь чудовище, а я – чуму.

Посейдон покачал головой:

– Не годится. – бог морей с удовольствием потягивал нектар, развалившись в сафьяновом кресле, не таком удобном, как в троянском дворце, но вполне приличном и мягком.

– Почему не годится? А по-моему, прекрасная мысль. По крайней мере, ничего лучшего я предложить не могу. – слегка задетый, обиженным тоном констатировал Аполлон.

– Мы ведь собираемся отомстить лично Лаомедонту, ведь так? Остальные троянцы, как будто, ничего нам не сделали?

– Ну, если не считать, что они смеялись над нами…

– Но они же не знали, кто мы такие. – ответил Посейдон.

– Что ты взялся их защищать? – Аполлон невольно вспомнил роскошный город, так неприятно поразивший его. – Подумаешь, ну вымрет полгорода, так что за беда?

– В том-то и штука – болезнь станет косить всех без разбора, и никто не сможет понять, в чем тут дело. А чудовище потребует конкретной жертвы – самого царя или кого-нибудь из его семьи.

– Оно что у тебя, говорящее? – рассмеялся Аполлон.

– Нет, конечно. Им придется обратиться к Зевсу.

– Не вижу принципиальной разницы – во время болезней тоже бегут к Оракулу.

– Ну, вот что, – Посейдон пустил в ход свой последний аргумент, хотя искренне надеялся, что говорить этого не придется. Но однажды мелькнувший образ женщины, которую он и разглядеть-то как следует не успел, все время теперь вставал перед ним. Посейдон помнил тепло ее грубоватых рук и добрые полные печали глаза. – Вспомни – когда мы шли из дворца грязные, избитые, какая-то добрая женщина, сжалившись, подала нам хлеба…

– Да ты сентиментален, мой друг. Не ожидал. Ну, будь по-твоему. Обойдемся без чумы.

Друзья еще долго обсуждали детали плана, стараясь как можно больнее отомстить Лаомедонту, этому прижимистому скряге, за нанесенную им чудовищную обиду.

8. Спасайся, кто может

Высокий берег Скамандра утопал в траве – луга тянулись вплоть до самого порта, лишь изредка здесь встречались одинокие деревья, раскидистые и величавые, словно сказочные великаны. Эти луга служили излюбленным местом для развлечений богатой троянской молодежи – их шумные игры требовали пространства, а потому никто не выгонял сюда скот – пастухи лишь завистливо вздыхали, глядя на сочные травы – строжайший указ запрещал здесь любую деятельность, сохраняя нетронутой неповторимую прелесть левого берега.

Ранним погожим утром отряд из шести всадников покинул город и направился в сторону реки. Пестрая кавалькада мчалась по дороге наперегонки друг с другом, молодые люди были в прекрасном расположении духа – они звонко кричали, понукая коней, громко смеялись и вообще, радовались юности, быстрому движению и самой жизни. Два белоснежных коня неслись впереди всех, едва касаясь земли. Они легко, без видимых усилий, взлетали вверх, паря над землею, затем вновь отталкивались, чтобы снова взлететь – те самые бессмертные кони, что когда-то послужили выкупом за Ганимеда, этим утром радовались жизни, пожалуй, не меньше своих теперешних хозяев, юных наследников троянского царя.

За ними едва поспевали другие – молодая девушка на грациозной крапчатой кобыле и трое юношей на вороных жеребцах.

Добравшись до места, всадники спешились, оставив коней пастись под тенистым дубом, а сами, избрав мишенью молодой платан, тут же устроили соревнование в меткости, затем, отбросив колчаны и луки, занялись метанием дисков. По всему выходило, что здесь нет равных плотному кареглазому юноше с широким добродушным лицом, сыну купца Фенодама, Андронику. Зато молодые принцы опередили его в беге – Лампий, второй сын царя, оказался быстрее всех.

Гесиона, а это была именно она, пятнадцатилетняя дочь троянского владыки, что составила компанию своим братьям в утренней поездке, не взирая на протесты матери, рукоплескала каждому победителю, просто и весело вручая шуточный приз – только что сплетенный венок полевых цветов, одним своим присутствием облагораживая мужское собрание. Четверо ее братьев старались удивить сестру, от того каждое единоборство превращалось в маленький спектакль – младший из юношеской компании, семнадцатилетний Гикетаон то и дело падал в высокую траву после очередного проигрыша, картинно моля богов об удаче, что служило поводом для очередного всплеска веселья.

Старший Тифон снисходительно похлопывал младшего по плечу, театрально сокрушаясь, и тут вступал Клитий – третий из братьев, обещая лично прервать цепь его невезения. Они откровенно дурачились, как все юные создания, вырвавшиеся на волю, они хохотали до упаду и всецело предавались игре. Высокие, рыжеволосые, очень похожие друг на друга, мальчики носились по лугу, бросая одно развлечение, чтобы немедленно предаться другому. Братья были схожи не только внешне – в их поступках угадывалась некоторая эксцентричность, унаследованная от матери, склонность к эффектным позам и продуманным сценам – но это до поры до времени сглаживалось их молодостью.