Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 145



- Очень хорошо, братец Сяо-Фань. Куриный суп почти готов. Если его не хватит на троих, я отдам тебе свою порцию, - заявила она с непреклонностью, что унаследовала, похоже, от отца. - У тебя симптомы недоедания, тебе нужно питаться хорошо и регулярно.

Сяо-Фань - а он начал называть себя так и в мыслях, - умилился этому проявлению несомненного материнского инстинкта, пусть дочь доктора Шэня и была слишком молода для подобного.

- Куриная ножка, перец, тмин, и соль? - понюхал воздух Шэнь-старший, безошибочно вычленив из мириада витающих вокруг запахов те, что издавала еда. Его дочь согласно кивнула. - Добавь меру женьшеня, и меру, нет, две меры кордицепса. Нашему гостю нужно питаться не только хорошо, но и правильно! - вдохновенно провозгласил он, воздев палец к потолку. Сянъюнь шустро метнулась обратно в кухню, по пути прихватив с полок две ёмкости. Похоже, она и в фигуральной кухне медицины своего отца разбиралась неплохо.

***

- Доктор Шэнь, а вы можете унюхать недостачу в ваших лекарствах, или то, что какое-то из них нуждается в пополнении? - задал Сяо-Фань вопрос, занимавший его уже какое-то время.

Юноша разомлел от сытной еды, умяв больше половины стоящей перед ним вместительной миски, и впервые за долгие годы чувствовал себя на редкость по-домашнему. Это выражалось в том числе и в подобных не слишком вежливых вопросах. Супа, к счастью, хватило на троих, и внезапное появление Сяо-Фаня никого не оставило голодным. Они сидели за столом в гостиной Шэней, круглым, и, по случаю обеда, накрытым скатертью, и старательно работали ложками - за исключением Ван Фаня, отложившего свою.

- Что такое? - Шэнь-старший поднял глаза от своей миски, и сердито воззрился на юношу. - Немедленно доешь свой суп, и только тогда можешь начинать думать о постороннем. Медицинская диета - не увеселение для желудка, порцию надо съесть полностью.

- Не могу, - виновато улыбнулся Ван Фань. - Больше не помещается, я переполнен, старший[3].

- Твой желудок сжался за годы голодания, - с грустью и пониманием сказал целитель. - Нужно будет изменить кое-что из задуманных для тебя мероприятий. А сейчас, Сяо-Фань, съешь, пожалуйста, на ложку больше. Всего одну, - юноша, удивленный внезапной сменой тона на просительный, безропотно повиновался, кое-как впихнув в себя еще ложку супа.

- Молодец, - расцвел в улыбке доктор Шэнь, снова чудесным образом превратившись в того добряка, каким он показался Ван Фаню при первой встрече. - А что до твоего вопроса, - он весело фыркнул, - мое обоняние остро, и если одно из лекарств пропадет из моего дома, я почувствую исчезновение его запаха, но не больше. Все же, я лишь обычный человек, из чудесного во мне, - он снова издал добродушный смешок, - только фамилия[4]. Ладно, Сяо-Фань, раз ты доел, отдыхай. Можешь прогуляться по долине Ванъю, но не уходи далеко - скоро мы продолжим твое лечение.

- Дождись, пока я доем, младший братец, - повелительным тоном высказалась Сянъюнь, отвлекшись от супа. - Я обязана представить тебя Божественной Мелодии. И Флористке. И Цзюй Соу - мне еще ни разу не удавалось обыграть его в облавные шашки[5]. И всем остальным, - она наклонилась к миске, и спешно заработала ложкой - ей явно не терпелось поскорее начать упомянутые представления.

***

- Здравствуй, Сянъюнь. Ты пришла сыграть в облавные шашки? Или, быть может, в шахматы? - строгого вида чернобородый мужчина в круглой шапке и меховом жилете поверх халата поднял взгляд от доски для игры, заполненной черными и белыми кружочками фишек.

- Доброго дня, старший, - церемонно поклонилась девочка. - Я привела к вам своего гостя, познакомиться.



Это знакомство было первым из состоявшихся, но не первым из запланированных энергичной Шэнь Сянъюнь. Два мудреца долины Ванъю, к которым она и Ван Фань направили было свои стопы поначалу, оказались недоступны. Мастер игры на музыкальных инструментах Божественная Мелодия ушла по делам - ее дом был закрыт на замок. Старик по прозванию Пьяный Отшельник оказался, как и предполагало его прозвище, пьян, причем до потери сознания - он счастливо похрапывал и пускал пузыри, валяясь на пороге своего жилища. Сяо-Фань даже засомневался, хочет ли он вообще знакомиться с этим седобородым любителем выпить - алкоголем от него разило так, словно старик искупался в нем, не снимая одежды.

Следующий из лучших людей долины, третий в очереди на знакомство, был и на месте, и в порядке. Он удобно устроился в беседке на возвышенности, рядом со скальной стеной, и напряженно раздумывал над игровой доской, когда с ним заговорила Сянъюнь. Сейчас его черные глаза осматривали Ван Фаня серьезно и строго, чуть прищурившись, словно оценивая юношу. Тот, не стушевавшись под этим суровым взглядом, привычно представился полным именем и прозвищем.

- Мудрец Уся-цзы принял меня в ученики сегодня, - добавил он, - и попросил доктора Шэня позаботиться о моем слабом здоровье, поэтому я погощу в долине Ванъю какое-то время.

- Моя фамилия - Цзюй, а имя - Соу, - строгий мужчина кивнул Сяо-Фаню, как равному - серьезно и уважительно. - Рад познакомиться с тобой. Скажи мне, Сяо-Фань, знаком ли ты с Четырьмя Искусствами?

- Нет, - виновато развел руками тот. - Я даже не знаю, о каких искусствах идет речь.

- Это нехорошо, - чуть нахмурился Цзюй Соу. - Ученик Уся-цзы, разумеется, изучит все необходимое для того, чтобы считаться образованным юношей, но почему твои родители не научили тебя хотя бы основам?

- Мои родители были простыми людьми - мать работала на красильной фабрике, а отец торговал сладостями, - виновато ответил Ван Фань. - К тому же, они умерли годы тому назад, и с тех пор я бродяжничал, пытаясь выжить в одиночку. У меня не было возможности изучать какие-либо искусства, старший.

- Прости, что напомнил тебе о твоих невзгодах, - повинился Цзюй Соу, и в серьезное выражение его лица вкралась толика неловкости. - Позволь мне, в качестве извинений, поделиться с тобой знаниями. Четыре Искусства, знание которых приличествует всякому просвещенному юноше, таковы: изобразительное искусство, игра на музыкальных инструментах, каллиграфия, и самое, на мой взгляд, полезное для идущих путем воина, да и для всякого, кто желает отточить свой ум - облавные шашки. Кроме того, - он неожиданно подмигнул Сяо-Фаню, заговорщически улыбнувшись, - есть у этого искусства еще одна грань, близкая любому воителю, - и, неожиданно повернувшись к игровой доске, он сгреб с нее фишки, и с пулеметной скоростью высадил их, одну за другой, в скальную стену. Его руки, мечущие черные и белые кружочки, размазались в воздухе, двигаясь быстрее, чем было заметно глазу. Ван Фань с восхищением уставился на символ инь-ян, выписанный игровыми фишками на камне скалы, словно мозаика.

- Ваше искусство поразительно, мудрец Цзюй, - выдохнул юноша, нисколько не покривив душой. - Вы открыли мне глаза сегодня, - тот довольно покивал, польщенный похвалой.

- Зайди ко мне завтра, малыш, - улыбнулся Цзюй Соу. - Я расскажу тебе о правилах шахмат и облавных шашек.

***

Ван Фань и Шэнь Сянъюнь уже несколько минут молча ждали за спиной мужчины, стоящего перед мольбертом, и то и дело подносящему кисть к листу бумаги на нем. Стройный и рыжеволосый, этот человек носил красный жилет, словно в тон причёске, поверх белого халата. Тонкие черты его лица были исполнены сосредоточенности.

Будь Сяо-Фань один, он либо прервал бы неизвестного художника, либо прошёл бы дальше, но его новая старшая терпеливо ждала, и он следовал её примеру, развлекаясь разглядыванием рисуемой картины. Она была мало похожа на традиционное искусство востока своей композицией - в ней отсутствовали привычные для картин Поднебесной статичность и спокойствие. Изображение, выводимое на плотном листе бумаги неизвестным, выглядело сделанной в движении фотографией, даже больше - неумелой и поспешной фотографией, сделанной в запаздывающей попытке щелкнуть на телефон нечто интересное. Заросшее высокими травами поле, изображенное на переднем плане, было повернуто под углом к зрителю, а несомненный главный элемент картины - фигура человека в остроконечной соломенной шляпе и длинном халате, - и вовсе демонстрировал наблюдателю спину. К тому же, художник испытывал явные трудности с человеком в шляпе - его кисть то и дело останавливалась над ним, задерживаясь на мгновение, и опускалась, так и не сделав мазок. Из-под полы халата, там, где должны были виднеться стопы, обутые или босые, не выглядывало ничего, и кисть художника все не решалась это изменить.