Доверься мне

Я смеюсь и беру ее руку, прижимаю наши ладони. Они так сильно отличаются в размерах…

— Я представляю, как Кара сядет на ближайший рейс. Она притащит тебя сюда за волосы, если ты попытаешься ее бросить.

Оливия морщит нос, хихикнув.

— Мама несколько раз пыталась. Она до сих пор притворяется, что злится на меня за то, что я уехала. Мне было семнадцать, и я была тихим домашним ребенком. Мысль о переезде в Торонто для учебы и о том, что родители будут далеко, приводила меня в ужас. А тут я внезапно собираю вещи и переезжаю на другой конец страны.

Она берет меня за руку. Не знаю почему она так оживляется, когда рассказывает историю, но мне это нравится. Она будто расслабляется, чему я безусловно рад.

— Мама отказалась прощаться, когда мы уезжали, не посмотрела на меня, не обнимала, ничего. Но потом она бежала за машиной по улице, крича отцу, чтобы он остановился. Она рыдала в моих объятиях двадцать семь минут, прежде чем отпустила меня. Папа засекал.

Я корчу рожицу, которая заставляет ее хихикать еще сильнее.

— Очень похоже на мою маму. Они никогда не должны встретиться. Нельзя помещать двух сумасшедших мам в одну комнату.

— Сумасшедшие мамы — самые лучшие.

Я вздыхаю.

— Никто никогда не будет любить тебя так, как сумасшедшая мама. — Или поддерживающий отец. Знаете, такой «я твой самый большой фанат». У меня был такой, и мне его не хватает.

Полтора часа спустя пиво закончилось, и Оливия что-то радостно мычит рядом со мной, на ее лице постоянная едва заметная улыбка.

— Кажется, вечеринка закончилась, — пробормотал я после того, как какое-то время хлопали дверцы машин, и друзья перекрикивались между собой прежде, чем рассесться по такси.

Оливия делает длинный выдох и кладет голову мне на колени. Я без лишних мыслей запускаю пальцы в ее волосы. Они мягкие, шелковистые и очень густые. Я накручиваю один локон на указательный палец и стараюсь не думать о том, каково это — намотать их все на кулак, пока я зарываюсь в другую часть ее тела.

Я стараюсь не думать об этом, но я мужчина, а она — чертовски красивая женщина.

— Я не хотела тебя сюда затаскивать, — говорит она мне.

Я улыбаюсь ей, испытывая сильнейшее искушение наклониться к ней, просунуть язык в ее рот, попробовать ее на вкус еще раз.

— Это лучший способ встретить новый год.

— Я не готова уходить, — признается она, зевая и потягиваясь.

Потрясающе, потому что я не готов смотреть, как она уходит.

— Тогда не надо. Оставайся на ночь.

Оливия без колебаний вскидывает руку вверх и щипает меня за первый кусочек моего тела, до которого она может дотянуться своими грязными маленькими пальчиками. Этим кусочком оказывается мой сосок.

— Ай, хулиганка, — я закрываю ладонью свой пострадавший сосок. Оливия ни капли не сожалеет, поэтому очень скоро я нападаю на нее, щекочу ее, пока она визжит от смеха, который переходит в хрип. Она извивается на моих коленях и умоляет меня остановиться, слезы вот-вот потекут по ее щекам. Я держу ее запястья над головой и опускаю свое лицо, пока кончики наших носов не соприкасаются.

— Никаких щипаний, — шепчу я.

Я успею лишь подумать, что хочу сделать это, как она наклоняет свой подбородок и соприкасается с моими губами. Едва. Только прикасается. Но этого достаточно, чтобы по позвоночнику пробежали мурашки от возбуждения, и я вспоминаю, как сильно мне нравится её целовать. Как она отличается от всех остальных женщин, которые были до.

Я притягиваю ее к себе, наблюдая, как одеяло сползает к ее ногам, когда она поправляет платье на бедрах и дрожит. Я беру ее за руку и веду ее в спальню, закрывая за нами дверь лоджии.

— Представь, что это вечер с подругой. Мы посмотрим фильм, и ты можешь уснуть в моей кровати. Я лягу на другую.

Я тяну ее к кровати с балдахином, наслаждаясь тем, как она шаркает ногами, идя за мной, делает вид, что ей все равно.

— Давай, Олли, — я похлопываю по матрасу. — Попробуй.

Ее широко раскрытые глаза прыгают между мной и кроватью. Я тянусь к ней и прижимаю ее ладони к матрасу, накрываю ее руки своими.

Мои губы касаются ее уха.

— Это «Гипнос». Опра спит на таком.

Где-то глубоко в ее горле раздается стон, который я надеюсь однажды услышать, когда мы будем кувыркаться вместе. Желательно, голые и в этой самой кровати. Она смотрит на меня, облизывает губы, и прикусывает нижнюю.

— Но… у меня нет… пижамы, — сомневается она. — И зубной щетки.

— Я принесу и то, и другое, — говорю я с улыбкой, наблюдая за тем, как ее пальцы перебирают мягкое постельное белье, как ее грудь опускается на матрас, когда моя рука нежно проводит по ее пояснице. — Утром я приготовлю тебе завтрак, и, возможно, мы сможем… еще… поговорить.

Она приподнимается и упирается в матрас коленями.

— Что ты мне приготовишь?

— Вафли. Французские тосты. Бекон. Яйца. Я приготовлю тебе индейку, если захочешь, только ложись в эту чертову кровать.

Оливия корчится от смеха, сжимая одеяло. Я хватаю ее за бедра и бросаю на кровать. Она с криком и хихиканьем переворачивается, ложится на спину и устраивается посреди кровати.

— О, да, — стонет она. О, нет. Мой бедный член. Он буквально скачет за молнией моих джинсов, ведь она стонет на моей кровати. Раскинув руки, она протягивает: — Это потря-я-я-ясающе.

Конечно потрясающе. Этот матрас вышел мне в пятнадцать тысяч, включая налоги. Вы не ослышались. Пятнадцать гребаных штук за матрас, но он стоит каждого потраченного цента.

Руки в кармане, я наблюдаю за ней с улыбкой, запоминая ее, пока она катается по нему. Ее не беспокоит ни то, что дергается дверная ручка, ни то, что Кара зовет ее.

— Ливви? — Кара сильно стучит пять раз подряд, затем два раза послабее. — Ты там, детка?

— Ага.

— Ага? Ну, выходи оттуда. Мы едем домой.

Оливия садится и смотрит на дверь. Она поворачивается на меня, будто не знает, что, черт возьми, делать, словно хочет, чтобы я принял решение за нее. Очевидно, что я не могу этого сделать. Если бы это был мой выбор, я бы продержал ее здесь все каникулы. Все это время мы были бы голыми, пробовали некоторые гимнастические упражнения.

Я вздохнул, провел рукой по волосам, пытаясь избавиться от этих мыслей.

— Если ты не хочешь оставаться, все в порядке.

Ее губы раскрываются, голова наклоняется в сторону, изучая меня.

— Вообще-то я… — уголок ее рта приподнимается. — остаюсь.

Я хлопаю в ладоши и кричу беззвучное «да!», прежде чем нырнуть в кровать, обхватить ее руками и заключить ее в объятия, пока она дико смеется. Наконец я вскакиваю и бегу через всю комнату к комоду, откуда достаю футболку и треники. Я вопросительно показываю на штаны — она в них утонет. Она гримасничает и отрицательно мотает головой.

— Какого хрена? Картер Беккет, ты там? — Кара дергает ручку. — Картер, немедленно открой эту гребаную дверь! Эм, выбей ее! Держи свой член подальше от моей лучшей подруги!

Бросив футболку Оливии, я поворачиваю замок и распахиваю дверь, показывая на свое тело.

— Я полностью одет, и мой член в штанах, там, где ему и место, большое спасибо.

Кара выглядит одновременно и не впечатленной, и шокированной. Эммет, наоборот, широко улыбается, когда заглядывает в комнату. Он начинает смеяться, когда видит Оливию на кровати. Он явно пьян.

— Боже мой! — кричит Оливия, стоя на коленях по центру кровати и прижимает мою футболку к своему телу. — Кара, смотри! Он дал мне футболку, чтобы я в ней спала. Она мне как платье!

У Кары в шоке открывает рот, взгляд мечется между нами. Она сдается и поднимает руки вверх.

— Что, блять, здесь происходит?

— Я просто собираюсь поспать, — Оливия сбрасывает футболку и зарывается в одеяла. Ее голова исчезает между подушками, в итоге видны остаются лишь ее руки, которые она держит высоко в воздухе. — Я выгнала Картера Беккета из его собственной кровати. Кто-нибудь, сфотографируйте это! Не думаю, что такое случалось раньше!