Когда наступает рассвет

— Ну и как на этот раз?

— Надо «гостей» ждать. Готовятся наступать. — Домне не хотелось распространяться на эту тему. Кузьмич это понял и лишь сказал, усмехнувшись:

— Ждем не дождемся, когда покажутся… Да не об этом я. Приглядываюсь к тебе и, признаться, удивляюсь: смела. А не думаешь, чем все может кончиться?.. Вот и теперь, разве не могла остаться в деревне? Зачем нужно было напрашиваться в сторожевое охране?

— А вам в случае чего разве не пригодится лишний боец?

— Сидела бы в санчасти, порядок наводила.

— Там и без меня управятся…

Вечерело. Легли на снег синие тени. На западе разгорался закат.

Домна спросила у Вежева:

— Случайно о Проне Юркине не слыхал чего-либо, Кузьмич?

— Нет.

— Диво, уехал под Котлас воевать и словно камнем в воду канул.

— Иди-ка отдыхать. Да скажи Исакову — он должен сменить меня. Ночью придется и тебе, Ваня, постоять в карауле. Маловато нас.

— Значит, пригодилась! А говорил — зачем пришла, — поправляя ружейный ремень на плече, улыбнулась Домна и направилась к лагерю.

Свободные от караула бойцы сторожевого охранения отдыхали недалеко от завала. Устроили на скорую руку шалашик, защищавший от ветра, накидали веток, чтобы было мягче и теплее.

В шалаше головами внутрь спали трое бойцов. Рядом лежали ружья, котомки. Около шалаша у ручного пулемета в одиночестве возился Ардальон Исаков.

— A-а! Ваня! Кто тебя сменил? — спросил он.

— Сам Кузьмич. Велел тебе готовиться.

— Готовлюсь, — похлопав по пулемету, улыбнулся Исаков. — Раньше у меня был винчестер, а недавно этого старика вручили.

На сером платке перед Исаковым лежали разобранные части затвора. Отменно вычищенные, они блестели, как новенькие, хотя, судя по избитому прикладу, пулемет видал виды.

Исаков сидел в расстегнутом овчинном полушубке. Из-под белой заячьей шапки озорно выбивались завитки золотистых волос. Но его молодцеватый вид портили неуклюжие растоптанные валенки.

— Раньше я с завязанными глазами разбирал и собирал пулемет. Ротный всегда меня хвалил, — прихвастнул Исаков.

Домна и сама давно хотела ознакомиться с ручным пулеметом. Она стала смотреть, как Исаков собирает части затвора. Потом Домна сводила к ручью и напоила лошадь, разбив палкой ледяную корку, почистила клоком сена ей бока, спину, расчесала спутавшуюся гриву.

Управившись с лошадью, Домна залюбовалась вечерним лесом, причудливым сочетанием красок, игрой света и теней. В лесу уже преобладали вечерние темные тона.

…Вспомнилась мать. Наверно, возится сейчас по дому, готовится ко сну. Как там она живет, бедняжка? Есть ли кусок хлеба на ужин? Не захворала ли? А может, пришлось ей оставить старую избенку и бежать куда-нибудь? Односельчане, которые побогаче, будут мстить за дочь. Она вместе с комбедовцами им немало насолила.

Охваченная невеселыми думами, Домна не заметила, как неслышно подкрался к ней Исаков.

— Тебе чего? — вздрогнув от неожиданности, спросила она.

— Ничего… — прерывающимся голосом ответил парень, виновато улыбаясь и в нерешительности переступая с ноги на ногу. Внезапно он схватил ее и стиснул в медвежьих объятиях.

Гнев и отвращение утроили силы Домны. Она рванулась и с силой оттолкнула его от себя.

— Убери руки и больше не приставай! — глядя на него в упор потемневшими глазами, отрезала она.

— Ну зачем кричать, дролюшка моя! Не гони! — Продолжая улыбаться, Исаков попытался приблизиться к ней, но Домна снова оттолкнула его.

— Уходи, говорю, а не то… — Домна замахнулась прикладом, но в последнее мгновение сдержалась и крикнула — Эй, сюда, кто там есть!

В глазах Исакова мелькнул испуг.

— Не надо людей беспокоить. Подумаешь, какая недотрога.

Домна косо взглянула на него:

— Вздумай еще лапать, всех подниму на ноги!

Исаков топтался на месте, не зная, что ответить.

— Я еще и командиру доложу! — пообещала Домна. — Забыл, что он перед строем говорил? Девушки такие же бойцы, и чтобы никаких вольностей! Ты что, забыл?

— Ладно, Ваня, не сердись. Забудь об этом.

Исаков молчал, потом вынул кисет, оторвал кусочек помятой газетки, начал свертывать самокрутку.

— Противно смотреть, когда человек с грязными мыслями подходит к женщине. Стыдно! — горячо продолжала Домна.

— Я же пошутить хотел…

— Пошутить? Надо знать, когда и как шутить. Игрушка я тебе, что ли?

— Больше не буду, давай мириться! — Глубоко затянувшись, Исаков бросил окурок, придавил его валенком, прямо и открыто посмотрел на девушку. — Знаешь что, Ваня! Отругай, побей, но никому только ни слова, ладно?

— В следующий раз снова вздумаешь то же самое?

— Сказал: нет — значит, нет!

— Пусть будет по-твоему, коли так! Давай мириться! — сказала Домна и улыбнулась. Долго дуться она не умела: была вспыльчива, но быстро отходила.

Исаков повернулся и пошел, но Домна окликнула его:

— Пойдем вместе!

Она подхватила винтовку, догнала парня и зашагала рядом.

В воздухе кружились крупные снежинки. Домна, желая показать Исакову, что она больше не сердится на него, заговорила о другом:

— Вот и снежок пошел. Хороший вечер! Правда?

Исаков повеселел:

— Тальяночку бы! Соскучился я по ней, милой! Не забыла, как мы ехали из Питера в одном вагоне?

— Помню, — кивнула головой Домна. — Уж и развлекал ты нас тогда гармошкой!

Разговаривая, они шли не спеша по снежной тропке вдоль склона к шалашу. И вдруг их остановил короткий пронзительный свист.

— Слышал? — произнесла Домна дрогнувшим голосом. Руки ее потянулись к винтовке.

Сигнал повторился, теперь уже протяжно, настойчиво-тревожно. Свист доносился с гребня высотки, с того наблюдательного пункта у сосны, где находился Вежев.

— Тревога! — Исаков побежал вверх по склону.

Домна старалась не отстать от него. Бежать было трудно. Спотыкаясь, цепляясь за сучки и ветки деревьев, она упрямо продвигалась вперед. И все же добежала к шалашу раньше Исакова — тому мешали несуразно большие валенки.

— Тревога! — крикнула Домна, подбегая к шалашу.

Бойцы были уже на ногах. В помятых шинелях, с опухшими, заспанными лицами, они готовили оружие.

По снежной тропке спустился Вежев. Отдышавшись, он сказал:

— На дороге показались подводы. Надо быть готовыми ко всему.

— Белые? — хрипловатым спросонья голосом спросил Петя Игнатов, безусый парнишка, надевший второпях шапку задом наперед.

Бойцы торопливо поправляли шапки, подтягивали ремни, строились. Домна заняла свое место между типографским рабочим Чащиным и Игнатовым.

Вежев еще раз оглядел их, чуть дольше задержав взгляд на худенькой фигурке Игнатова.

— Слушайте внимательно! — поправив на ремне гранату, сказал Вежев. — Движение замечено со стороны Визинги. Впереди двое конных, за ними подводы. Думаю, что это белые, разведка или боевое охранение. Костин, на лыжи! Прямиком по лесу на заставу. Доложить о появлении неприятеля. Выполняй!

Высокий правофланговый боец вышел из строя, быстро приладил лыжи и резко рванулся с места. Проводив его взглядом, Вежев обратился к остальным:

— Как действовать по тревоге — помните? Напоминаю: без сигнала огня не открывать. Подпустим их поближе. — Взглянув на Домну, он спросил — Лошадь обряжена?

— Напоила, дала сена.

— Запряжена?

— Нет, но хомут на лошади, и все подготовлено.

— Сбегай и запряги. Покрепче привяжи за поводок. Выполнишь — вернись ко мне. Я буду у большой сосны на угоре. Остальным — по местам, к завалу.

Домна сбегала к лошади, запрягла ее в розвальни, пристегнула вожжи, привязала за повод к дереву. Выстрелов пока не было слышно. Она еще раз проверила, все ли оставляет в порядке, перевязала узел повода так, чтобы в случае стрельбы лошадь не сорвалась и не убежала, подбросила ей сена и бегом поднялась к шалашу.