Страница 46 из 84
— Нет! — отрезал он. — Лучше мне уйти немедленно.
— Куда?
— Решил пробираться в Архангельск.
— Трудно. Повсюду патрули на дорогах, — сочувственно предупредил Ладанов.
— Дороги — не единственный путь. До Айкино можно на лодке, а дальше — на Удору, волчьими тропами. Добраться бы до Лешуконского тракта, а там до Архангельска рукой подать…
Латкин подошел к столу, поманил к себе Ладанова:
— Алексей Архипович! Можно на тебя положиться?
— Почему же нет, Степан Осипович?
— Знаешь Прокушева? В военкомате работает…
— Капитана Прокушева? Мы с ним в одном запасном полку околачивались. Купеческий сынок…
— Не об этом разговор, — с досадой отмахнулся Латкин. — Передайте Прокушеву, что я ушел из этих мест. Пусть работает на прежнем месте, старается. Важно зарекомендовать себя сторонником новой власти. Чем больше ему будут доверять, тем лучше для нас.
— Понятно, — кивнул Ладанов. Его продолговатое лицо еще больше вытянулось, покрылось красными пятнами.
— Пусть ждет меня. Я скоро вернусь. Обязательно вернусь! — как бы угрожая кому-то, повторил Латкин. В его глазах сверкнули недобрые искорки. — Тогда я отблагодарю и вас с папашей за все оказанные услуги. Передай привет Потопову и всем нашим.
— Желаю удачи, Степан Осипович!
Ладанов вышел вслед за гостем из горницы.
В темных сенях навстречу им бросился встревоженный Гыч Опонь. Осипшим от страха голосом он зашептал:
— Кто-то идет сюда! Вот крест святой! Слышал шаги на улице!.. В те двери лучше не выходите. Через сарай…
Ладанов, схватив Латкина за руку, вывел на улицу.
По бревенчатому настилу-взвозу скользнула черная тень человека, мелькнула на фоне новой двери амбара и скрылась за баней. В ту же минуту послышались возбужденные голоса:
— Хозяин, открывай!
В сени ввалились несколько человек во главе с Макаром. Среди них были Домна и Клава.
— Кого вам? В доме чужих нет. — Гыч Опонь перекрестился.
— Почему самовар в горнице? Кого угощал?
— Приходила Керенская посидеть. Чаевничали. Разве нельзя?
— Еще кто был? — строго спросил Макар.
— Никого больше! Вот крест святой!
— Я своими глазами видела, — сказала Домна. — Хитришь, хозяин. Вот на этом стуле он сидел…
— Кто сидел? — возмутился Ладанов.
— Кого Чека разыскивает — Латкин.
— Боже милостливый! — развел руками Гыч Опонь. — Как он мог попасть сюда?
— А кто сидел на этом стуле?
— Я беседовал с Керенской! Обозналась, девушка! — сказал Ладанов.
— Неправду говорят. Надо искать. Он должен быть здесь, — твердо заявила Домна.
— В дверь он не вышел. Я караулила. А женщина, верно, ушла.
— Все осмотреть! — приказал Макар.
Осмотрели дом, сарай. Домна и Клава не поленились пройти с фонарем в хлев. Заглянули в конюшню, в баню, обошли вокруг дома. Латкина не было.
Прочесывать окрестные места ночью было бессмысленно— в стоге сена искать иголку!
В осином гнезде
Весной 1919 года Архангельск был похож на взбудораженное осиное гнездо. В нем скопились американские, английские и французские войска со штаба ми. Здесь же находились белогвардейские офицеры и солдаты во главе с генералом Миллером, послы и консулы союзных держав. Оккупированный город был наводнен агентами иностранных фирм, корреспондентами, спекулянтами. Жизнь была торопливая, лихорадочная. Бойко работали рестораны, увеселительные заведения. В одну ночь возникали акционерные компании с сомнительными капиталами, закупочные конторы, товарищества. И все стремились поскорее урвать куш побольше, а там хоть трава не расти.
Здесь обреталось и так называемое «Северное правительство», возглавляемое болезненным старичком, эсером Чайковским. Под его крылышком нашел приют и скрывающийся от Усть-Сысольского ЧК Латкин, которому все же удалось добраться до Архангельска.
Очутившись здесь, Латкин сразу же сочинил докладную записку на имя правительственного комиссара с проектом свержения большевиков в Усть-Сысольске. В Архангельске в эти дни было немало прожектеров, носившихся с самыми фантастическими планами «спасения отечества», и Латкину пришлось довольствоваться обещанной ему должностью агронома в Мезенском уезде. Так и захирел бы он там, если бы не надушенный платочек Керенской. С его помощью Латкин был извлечен из политического небытия и назначен на должность чиновника по особым поручениям. «Правительство» Чайковского пустилось во все тяжкие, печатало ничем не обеспеченные деньги. Да и чем было обеспечивать их, когда интервенты неустанно вывозили все, что успевали награбить: лес, пушнину, лен, пеньку, смолу, марганцевую руду.
Интервенты не спешили с формированием отряда для Латкина. Их мало интересовала докладная записка какого-то там председателя земской управы, просившего направить на Вычегду специальный отряд, чтобы ликвидировать Советскую власть. Внимание интервентов целиком поглощали планы захвата Москвы и. Петрограда. Прошлой осенью и этой зимой они не раз предпринимали отчаянные попытки наступления по железной дороге на Петроград и по Северной Двине на Котлас, намереваясь затем пробиться на Вятку и соединиться с армией Колчака. Но части Красной Армии мужественно защищались, парализуя наступление врага. На Двине храбро сражалась речная флотилия Павлина Виноградова. И где-то там, на Двинском фронте, в составе Ижмо-Печорского полка воевал против интервентов балтийский матрос Прокопий Юркин.
Весной 1919 года интервенты снова задумали провести на Двинском фронте наступательные операции.
В один из холодных и ветреных дней в начале июня в устье Северной Двины бросил якорь английский крейсер. На нем прибыл новый командующий союзными войсками, генерал Айронсайд, человек молодой, энергичный, зарекомендовавший себя победами в Африке. Вместе с ним прибыли новые контингенты войск, танки, гидропланы, газометы, бронированные канонерки.
Над городом, изукрашенным союзными и трехцветными царскими флагами, плыл колокольный звон. Набережная Двины была переполнена чиновниками, купцами, лесопромышленниками, белогвардейским отребьем.
В рабочих районах города — Соломбале, Бакарице, Исакогорске — стояла настороженная тишина. Эти рабочие районы казались пустынными. И действительно, многие из живших здесь ушли в партизанские отряды, чтобы с оружием в руках сражаться против чужеземных захватчиков, другие томились в казематах губернской тюрьмы, в каменных подвалах портовой биржи да в каторжном лагере на острове Мудьюг.
В ликующей толпе, наводнившей набережную, находился и Латкин.
Гремела музыка. Мимо генерала, стоявшего с надменно поднятой головой, маршировали войска. С грохотом ползли невиданные железные чудовища — танки, и под их гусеницами содрогалась земля, жалобно вызванивали стекла в окнах домов. Над Двиной завывали аэропланы. Они, как хищные коршуны, высматривающие жертву, проносились в воздухе.
— О’кей! — одобрительно покачивал седой головой американский посол.
— О! Эти парни покорят хоть кого! — хвалился, посасывая трубку, тощий, с длинным хрящеватым носом английский консул.
Весь этот парад был затеян для того, чтобы показать мощь и силу экспедиционного корпуса, его вооружение и технику, запугать противника, подавить его волю к сопротивлению.
После парада новый главнокомандующий изъявил желание выступить перед журналистами. Он заявил:
— Теперь в моих руках все. План мой прост и рассчитан на то, чтобы использовать летнее время и перевести базу русской армии из Сибири в Архангельск. Перебросить из Англии в Архангельск войска, снаряжение, грузы. Вы понимаете, какие материальные и стратегические преимущества заключаются в перенесении базы из Сибири в Архангельск! Как только прибудет другая половина моих войск, я двинусь вверх по реке на Котлас и захвачу его. Я в этом совершенно уверен!..
Английский генерал Айронсайд превратился сразу в кумира архангельской буржуазии и белогвардейцев. Восторгам купчиков, лесоторговцев, промышленников, спекулянтов не было границ.