Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 84

Иногда вечерами к Ивану Петровичу заглядывали и другие фабричные, играли в шашки, или, усевшись вокруг самовара, говорили о своих заботах, ругали буржуев, которые затеяли войну, жаловались на хозяина фабрики, на мастеров, которые донимают штрафами, выматывают последние силы у рабочего люда.

Часто Ткачев, надев очки и подсев ближе к лампе, читал вслух газету, гости внимательно слушали и потом снова начинали горячо спорить.

Были у них и какие-то свои, скрытые разговоры. В таких случаях Ткачев просил Домну гулять возле дома и, если заметит кого-нибудь подозрительного, предупредить.

Как-то раз Иван Петрович извлек из потайного места большой лист с рисунками и надписями. Улыбнувшись в усы, подстриженные под щетку, он сказал собеседникам:

— Покажу-ка я вам одну картинку. Хотите? — Он расправил лист на столе и, подмигнув, спросил — А ну» ребята, смотрите внимательно и скажите, что тут нарисовано.

Домна тоже стала разглядывать картинку. Там были нарисованы какие-то люди, стоявшие одни над другими.

В самом низу были рабочие. Согнувшись, они держали на спине что-то вроде подноса, а на нем сытые, веселые господа, разодетые барыни. Домне показалось, будто среди них есть даже похожая на ее бывшую хозяйку, Софью Львовну.

— Ну как, интересная картинка? Прочитай-ка нам, доченька, что тут написано! — попросил Домну Ткачев.

С одной стороны было написано: «Мы работаем на вас», а с другой: «Мы кормим вас».

— Верно сказано!

— А то кто же их кормит, одевает, обувает? Известно, мы — трудовой народ!..

Головы снова склонились над рисунком.

Выше господ стояли солдаты с ружьями. Тут была надпись: «Мы стреляем в вас».

Еще выше были попы и монахи с крестами в руках и раскрытыми ртами, — видимо, что-то пели.

«Мы одурачиваем вас», — прочитала Домна.

Над попами были изображены люди в мундирах и с орденами и надпись: «Мы правим вами». А на самом верху царь с царицей и рядом: «Мы царствуем над вами».

— Видите, что получается! — сказал Ткачев. — А внизу что еще написано?

— «Но настанет пора, и воспрянет народ,

Разогнет он могучую спину…»

— Это уже про нас сказано, — одобрительно заговорили фабричные.

— Правильно, про нас! Запомните и готовьтесь к бою за нашу рабочую правду. Недолго осталось…

Первые раскаты грома не заставили себя ждать. По Петрограду пронеслась весть: забастовал Путиловский завод. Узнали про это и на фабрике, где работала Домна.

В тот вечер Груня с Домной заждались Ивана Петровича, а без него не хотелось садиться за ужин.

Ткачев пришел поздно и сообщил:

— Путиловцы — молодцы! Избрали стачечный комитет. Директор завода пригрозил отправить на фронт рабочих призывных возрастов. В ответ на угрозу шрапнельно-сборочная прекратила работу. Теперь завод бастует полностью.

События в столице нарастали с неимоверной быстротой.

Стачка началась на Обуховском заводе, перекинулась на Балтийский. Поднялась Выборгская сторона, а там и заводы за Нарвской заставой. Отправляясь на работу, Иван Петрович предупредил жену:

— Сегодня Международный день работниц. Будет митинг. Обязательно приходите. И возьми с собой Домну.

Груня, повязывая кумачовую косынку, спросила у Домны:

— А у тебя, девонька, есть такая? У меня еще найдется… — Она порылась в сундуке и вынула новую косынку из красного сатина.

На фабрике Домна заметила, что в красных косынках были многие работницы. Сновали по цеху мастера, пытливо приглядываясь и прислушиваясь.

Работа продолжалась, пока в грохот станков не вклинился фабричный гудок. Домна ожидала его и все же вздрогнула — так властно и требовательно прозвучал он.

В цех вошел Ткачев.

— Бросай работу! Все во двор! — громко сказал он.

Девушки первыми бросились к выходу, оттолкнули стоящего в дверях верзилу сторожа и через минуту были во дворе.





Во дворе народу было уже порядком. Люди нерешительно озирались. Толпа приглушенно гудела.

— Груня! — обрадовалась Домна, увидев Ткачеву. — И я с вами. А дальше что будет?

— В город скоро пойдем! — задорно крикнула Груня. — Становись рядом. Ксюша! Зина! Идите сюда к нам!

На крыльце конторы появился взволнованный управляющий в пальто, в каракулевой шапке.

— Что за сборище? Почему бросили работу?

— Пусть сам хозяин выйдет сюда! — закричали из толпы.

— Штрафами замаяли!

— Мы голодаем!

— Что ж нам, пропадать с детишками?! — раздавались возмущенные голоса.

Несколько рабочих отделились от толпы и поднялись на крыльцо. Ткачев выступил вперед и поднял Руку:

— Товарищи! Большевики призывают всех рабочих и работниц Петрограда громко заявить, что мы против войны, голода, тяжелых условий жизни! Сейчас мы пойдем на общий митинг у Нарвской заставы. Эй, кто там ближе! Откройте ворота!

Над оживленной толпой взмыл красный флаг. Уверенно зазвучала песня:

Груня, подхватив Домну под руку, тоже пела. Светло и радостно было на сердце девушки. Впервые она слушала песню борьбы за счастье, за лучшую жизнь. Домне казалось, что у нее выросли крылья, и парит она на них вместе с песней.

Полицейские пытались задержать рабочих, но их жидкие заслоны просто смели с дороги.

В колонну вливались все новые группы демонстрантов. В строй становились рядом с мужьями и братьями женщины, дежурившие в очередях за хлебом. Колонна обрастала людьми, бурлила, как река в половодье.

До слуха Домны долетело, как Груня весело бросила в коротком перерыве между песнями:

— Впереди колонна Тентеловского завода!

Кто-то тут же подхватил:

— Говорят, и «Треугольник» вышел на улицу!

Сразу несколько голосов:

— Нас много!

И впрямь, казалось, Петергофское шоссе заполнено демонстрантами на всем своем протяжении. Людской поток лился и лился, шли с красными флагами, с широкими кумачовыми полотнищами, на которых на скорую руку было написано: «Долой войну!», «Мы требуем хлеба!» В весеннем воздухе звенели революционные песни. И когда вся эта людская масса влилась на площадь, начался митинг.

Ораторы сменялись один за другим.

— Дальше так жить нельзя! Нечего есть! Не во что одеться! Нечем топить печи, вот до чего дожили! — бросала в притихшую толпу гневные слова пожилая работница. В руке она держала красный платок, снятый с головы. Порывы ветра трепали седеющие волосы работницы. Иногда она вскидывала руку, и платок флагом взмывал над ней.

— Наших сыновей гонят эшелонами, как скот на бойню. Царская власть с буржуями довели страну до разорения. Дальше нельзя молчать! Все на борьбу! Все под красное знамя революции! Долой самодержавие!

— Долой!..

— Грушенька! — восторженно сказала Домна. — Смотри, что делается, сила-то какая.

— Притихли городовые. Видишь, как жмутся в сторонке.

Где-то зазвучала «Варшавянка». Опять, строясь в колонны, подняв над головами алые стяги, пошли. Дома на улицах становились наряднее, краше — Домна понимала, что идут к центру города.

И снова по широким улицам Петрограда неслись революционные песни, над людскими потоками плыли красные флаги. Вместе со всеми радостно шагала Домна.

Вдруг многотысячная толпа словно во что-то уперлась. Песня оборвалась. Люди притихли, поглядывая друг на друга. И когда раздались первые залпы, многие пригнули головы, словно это могло их спасти.

— Казаки! — испуганно закричали из первых рядов.

— Прямо по людям палят!