Испорченный союз

1

НИКО

— Нет, — вздыхаю я, дрожащей рукой выхватывая записку из-под ее телефона и пятясь назад.

Это шутка.

Это должна быть шутка.

— Брианна, — кричу я. Мое сердце колотится в надежде, что это всего лишь какая-то больная и извращенная игра. Способ наказать меня за то, что я не смог остаться в стороне. Но моя голова? Моя голова знает правду.

Ледяной страх пробегает по позвоночнику, стекая по венам.

Записка падает на пол, и я срываюсь с места задолго до того, как она долетает до него.

Распахивая дверь ее спальни, я молюсь, чтобы она ждала меня, распростершись на кровати. Я представляю ее обнаженной, с рукой между бедер, ласкающей себя в нетерпеливом ожидании неизбежного.

Она все просчитала, когда дала мне свой ключ. Она должна была знать, что я ни за что не позволю себе провести остаток дня, не воспользовавшись им.

Конечно, она знала. Она же твоя хорошая маленькая шлюшка.

Дверь с грохотом ударяется о стену, открывая то, что я уже знал, но отказывался принять.

Ее кровать пуста. Черт, она не просто пуста, она идеальна. Простыни на месте, все подушки разложены так, как она любит.

Я осматриваю комнату в поисках чего-нибудь, что может быть не на своем месте.

Лампы стоят на каждой прикроватной тумбочке, беспроводное зарядное устройство для телефона — на ее стороне.

Электронная читалка, которая всегда лежит рядом с ее кроватью, исчезла, а когда я присматриваюсь к туалетному столику, то обнаруживаю, что пропали косметика и расческа.

Открыв ящик с нижним бельем, я обнаруживаю, что он практически пуст. Ее гардероб остался прежним.

— Нет. — Я качаю головой, отступая назад и отказываясь верить, что она собрала сумку и ушла.

Мои икры ударяются о край ее кровати, и я падаю.

Ее запах, который впервые донесся до меня, когда я вошел в ее пространство, становится все сильнее, и у меня возникает желание лечь и зарыться лицом в подушку, чтобы вдохнуть его поглубже, ведь это, черт возьми, только на пользу.

Я даю себе двадцать секунд на то, чтобы погрязнуть в жалости к себе, а затем снова поднимаюсь на ноги, и, не теряя надежды, начинаю обыскивать остальную часть ее квартиры.

Там не так уж много: ее жилище довольно скромное. Только ванная комната и довольно большой шкаф для хранения вещей на кухне. Но она не могла спрятаться в них.

Но даже когда у меня возникает такая мысль, я понимаю, что это бессмысленно.

Брианна может быть очень разной, но она не настолько жестока.

Но ушла бы она?

Думаю, ответ находится прямо передо мной, когда я, как и ожидалось, обнаруживаю, что квартира пуста. Еще больше доказательств того, что она собрала вещи и ушла, я нахожу в ванной комнате, где отсутствуют ее туалетные принадлежности.

Я достаю из кармана телефон, и моя рука продолжает дрожать, когда я открываю его и нахожу человека, у которого есть ответы на все вопросы.

Все дыхание вырывается из моих легких, когда я думаю о том, что она вернулась, чтобы быть с Джоди.

В этом столько смысла. Джоди не хотела бы видеть ее здесь так же, как и я.

Но тут мой взгляд упирается в эту простую, останавливающую сердце записку у моих ног, и наступает реальность.

Это не шутка. Она не прячется со своей лучшей подругой, ожидая, что я найду ее.

Это серьезно.

Она ушла.

Не желая смириться с болью, пронзающей мою грудь, как зазубренный нож, я тычу пальцем в экран телефона и нажимаю вызов на контакте Джоди.

— Приятно знать, что вы поднялись на поверхность, — поддразнивает она, как только звонок соединяется. — Моя подружка все еще в состоянии…

— Где она? — рявкаю я, пресекая ее насмешки.

— Ч-что?

— Где она, Джоди? — резко произношу я.

Наступает тишина, пока мои слова проникают в ее мозг.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Она с тобой.

— Нет, — заявляю я. — Нет. И ты единственная, кто может знать, где она, — кричу я, мой рассудок начинает сдавать.

В очереди раздается какое-то шушуканье, прежде чем голос моего лучшего друга заполняет мои уши.

— Мне плевать, кто ты такой, никто не будет разговаривать с Джоди подобным образом, — рычит он собственнически.

— Она ушла, Тоби. Она, блядь, ушла.

— Где ты? — спрашивает он, звуча чересчур, блядь, спокойно.

— В ее квартире. Она… она оставила записку. Она… ушла.

Я прижимаю ладонь к груди и, спотыкаясь, отступаю назад, натыкаясь на стену. Колени подкашиваются, и я падаю на пол.

Моя грудь вздымается, каждый вдох становится тяжелым и болезненным, когда я упираюсь руками в колени и опускаю голову в знак поражения.

Это наказание.

Карма.

Все плохие поступки, которые я совершил в своей жизни, привели к этому моменту.

И, черт возьми, если это не больно.

Только-только я вытащил голову из задницы и понял, чего хочу и что мне нужно в жизни, как все возвращается и кусает меня за задницу.

Разве недостаточно было потерять родителей?

Очевидно, нет.

Наверное, какая-то высшая сила решила испортить мою жизнь еще больше, чем она уже была, решив, что я заслуживаю большей боли, чем образ моего отца, безжизненно лежащего на останках разрушенного загородного клуба.

Мои мысли переключились на маму. Причина, по которой мы все там оказались. Может, она и эгоистичная дрянь эпических масштабов, но он хотел сделать это ради нее.

По какой-то причине, которую я все еще пытаюсь понять, он любил ее неистово. Он никогда ни в чем ей не отказывал. И как бы ни любили мальчики дразнить меня, я знаю, что это не только из-за того, что у нее между ног. Я вздрогнул.

Это было нечто большее. Может, она была другим человеком все эти годы, когда он впервые влюбился в нее. Может, она выросла в ту холодную стерву, которой стала.

Она никогда не была предназначена для материнства, я это точно знаю.

Неужели мы сломали ее?

И видел ли он это?

У меня так много вопросов. Так много вопросов, которые я хотела бы задать ему. Так много вещей, которые я хотела бы ему рассказать. Поделиться с ним.

***

К тому моменту, когда дверь снова ударяется о стену, я уже чертовски разбит. И мне даже не хочется пытаться это скрыть.

Подняв голову и обхватив ее руками, я смотрю на своего лучшего друга и его девушку глазами, полными слез.

— Где она? — спрашивает Джоди, явно забыв первое, о чем я спросил ее, когда она взяла телефон.

С моих губ срывается горький, печальный и безнадежный смех.

— Ты должна знать ответ на этот вопрос, — прорычал я, заработав предупреждающий взгляд от Тоби.

— Ник…

— Не надо, ладно? Просто, блядь, не надо.

Поднявшись на ноги, я подхожу к брошенной записке и забираю ее с пола.

Бросив ее Джоди, я жду, пока ее глаза просканируют эти три маленьких слова.

Три крошечных, неважных слова, которые не должны иметь силы поставить меня на колени. Как и женщина, написавшая их.

Я качаю головой.

Вот почему меня не интересовало ничего, кроме отношений на одну ночь.

Женщина. Любовь. Они делают тебя слабым.

Сейчас я думаю только о ней, о том, как мне чертовски больно от того, что она засунула руку мне в грудь, вырвала мое сердце и забрала его с собой.

Я даже не задумывался о том, что ее входная дверь широко открыта и на нас может устроить засаду пару итальянцев.

Я слаб. Слабый и уязвимый. И если со мной что-то случится, то виновата будет она. Не то чтобы ей было на это не наплевать.

Она ушла.

После всего, что она сказала в эти выходные, — обещаний, которые мы давали и вслух, и молча, уступая тому, что мы оба слишком долго отрицали, — она просто взяла и ушла.

— Нет, я в это не верю, — уверенно заявляет Джоди. — Она бы так не поступила.

Оторвав взгляд от записки в ее руках, я нахожу ее глаза.