Страница 14 из 17
Жестоко, но…
– Говорят, тут есть нефть. В заливе. Это должно обеспечить процветание, пусть и не сразу
Майор зло усмехнулся
– Ну, как видите, сейчас процветанием тут не пахнет.
Что есть то есть.
– Главный в стране здесь японский посол. Императора нет, но есть регентский совет – туда японцы попытались собрать всех, кто прояпонски настроен, но получилось плохо. Этим ребятам не привыкать бороться с колониальными оккупантами, они сопротивлялись китайской колонизации тысячу лет и в итоге выиграли. Они просто говорят да, а сами ничего не делают. Они себе на уме, японцы еще хлебнут с ними лиха. Нгаи – другого слова нет.
– Якудза тут есть?
– А как же? Есть и якудза. Везде, куда приходит Япония, там появляются якудза.
– Чем они занимаются?
– Пытаются поставить под контроль импортно-экспортные потоки, обложить данью местный бизнес. Получается плохо.
– Почему?
– Они пытались нанимать бывших военных и полицейских – их полно тут сейчас без дела болтается. Но столкнулись с тем, что местным плевать на их кодекс чести. Японцы же люди порядка. Иерархии. Но что может их бандит, пусть даже авторитетный, против человека который прошел войну?
– Да…
– Местные просто открывают огонь по поводу и без. Пистолет на рынке на старые деньги стоит пару сотен пиастров не больше
– А наркотики?
– Есть и наркотики. Сейчас они везде
– Треугольник?
– Нет, с треугольником они скорее конкуренты. Треугольник пытался поставить местные рынки под контроль, но не смог.
Воронцов примерно знал расклад – узнал его в Гонконге. Но подтверждение все равно было нужно.
– Значит, местные наркобароны независимы от Треугольника, так?
– Все верно. Товар растет не здесь, он растет в горах у племен. Сами племена его и охраняют, опий-сырец спускают вниз и меняют или продают за деньги. Затем он обрабатывается в городах и через порты идет на отправку. Якудза тоже покупают, но немного. Через них проходит не больше чем четвертая часть товара.
– Кто контролирует племена?
– Никто, как и тогда. Их лояльность нельзя купить, но можно взять напрокат. Ничего не изменилось.
– А правительство?
– Они понимают, что племена лучше оставить в покое.
Воронцов помолчал несколько секунд
– Мне нужно встретиться с кем-то из боссов. С кем-то, кто обеспечит контакт с племенами.
Бурят или кто там еще с горестным видом покачал головой
– Да вы с ума сошли, любезный. Это ж похитители людей.
– У меня нет другого выбора.
…
– У вас кстати тоже.
Сайгон, Кохинхина. 14 июня 1979 года. Отель «Мажестик»
В Сайгоне сохранились более-менее приличные отели, Воронцов заселился в «Мажестик». Старое место, отель был основан в 1925 году, до самого падения Сайгона его контролировали и им управляли французы. Сейчас он числился как международный, но постояльцев, дающих право отелю так называться было мало. Международные авантюристы, любители острых ощущений, журналисты – всех как корова языком. Сайгон переживал скверное время – после победы мир просто забыл о нем. Не стало дураков-американцев готовых в девятый раз восстанавливать мост через реку Дак-Нге, который вскоре в десятый раз взорвут.
Не стало их – и ничего не стало.
Капитан Воронцов вспомнил старого портье – как-то раз он спросил: вам номер с видом на реку или на войну, месье?
Наступление Тет…
…
Ночь не стреляли. И эта душная темнота без огней реклам – раньше, при американцах Сайгон светился как новогодняя елка – действовала угнетающе.
Сколько раз он бывал в Сайгоне – он никогда не помнил ночи без выстрелов и взрывов. Такой как сейчас.
Ворочаясь в поту – кондиционер не работал, починить было некому и нечем, он думал: а кто в итоге выиграл в этой войне? Местные? Которые отвоевали южную часть страны, которые объединили страну, но всего лишь для того чтобы из пут европейского колониализма попасть в еще более жуткий азиатский? Японцы говорят, что это не колониализм, а сфера совместного процветания, опираясь на то, что и они и вьетнамцы азиаты и потому они не могут колонизировать друг друга. Да, но если что-то выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка – то это почти наверняка утка и есть.
Говорить, что люди одной расы не могут колонизировать друг друга только потому, что они одной расы – тоже самое, что говорить, что чумазый не может играть на пианино…
…
Утром – капитан сошел вниз, невыспавшийся и раздраженный, даже побриться ему не удалось. Потребовал себе континентальный, то есть плотный завтрак, которым можно при необходимости обойтись весь день. Завтрак был сносный – значит, повар еще не сбежал…
…
Сайгон Таймс была в свое время крупнейшей ежедневной газетой этой страны, крайний раз когда он тут был – она печаталась даже с цветной полосой. Сейчас конечно все было не так – дрянная «рисовая» бумага, мелкий, типично японский шрифт…
Зато у торговцев была Ла Лутте15 причем продавали ее в открытую. Воронцов усмехнулся – они еще не знают, с кем связались…
Так как у него было журналистское прикрытие прошлый раз – он хорошо познакомился с «коллегами по цеху» и имел несколько адресов и визитных карточек, которых помнил наизусть. Иначе было нельзя – если японские жандармы схватят его и найдут у него карточки местных, то для местных это добром не кончится. Вопрос был в том, кто еще здесь – а кто свалил в Гонконг или Манилу на подходящей джонке. Он бы свалил – азиатская деспотия намного страшнее любого колониализма.
…
На месте был Тран Ван Тау – он выяснил это, когда следил за редакцией, ее новый адрес был прописан в выходных данных газеты. Старина Тау… лучший криминальный репортер Сайгона… а это многое значит. Он совался в те места, куда не осмеливался сунуться ни местный ни американец, лично знал многих из главарей, хорошо разбирался в местной политике. В свое время – ему довелось первому сделать снимок мертвых Дьемов16.
Да, он не сбежал. Бывают люди, которые так срастаются с местом, в котором живут, что становятся его частью, его историей, его легендой. Тау был легендой Сайгона и должен был здесь оставаться чтобы продолжать ею быть. Даже если его схватят и казнят – это будет всего лишь часть легенды.
Воронцов дождался, пока Тау выйдет из редакции. Пока он поймает рикшу – типичный, местный, мотоциклетный рикша, спереди сидение на двух пассажиров, сейчас все больше рикш велосипедных. Присвистнул.
Тау не обернулся.
…
– Дружише…
Понятно, что Тау его заметил. Но вида не подал. Они больше часа кружили, прежде чем решили что – можно. Воронцов привез в подарок – несколько кассет шведской пленки для фотоаппаратов и несколько свежих батарей. И то и то было втридорога, если вообще было.
Они обнялись
– Как ты тут?
– Жив, как видишь. Ты что здесь делаешь?
– Работа…
– Ясно…
Воронцов выдавал себя за инспектора международной миссии. В это никто не верил – но все делали вид, потому что тут так принято. Здесь привыкли держать при себе то, что думаешь – любой мог оказаться осведомителем Сопротивления, одно слово могло погубить и тебя и всю твою семью…
– Ты сегодня занят?
– Да как всегда. Для друга время найдется.
– А место?
Тау задумался
– Все закрыто. Хайнц-57, турецкие бани… всё. Остался только привал матушки Лао.
– Пошли к матушке…
…
У матушки – конечно, был тот еще притон. Лучший из худших, так сказать.
Сама матушка была китаянкой, беженкой. Здесь, на побережье – китайцев не любили, но терпели, как терпели матушку. Немалые суммы, которая она отстегивала полицейскому начальству в лучшие годы этого места и этого города – весьма способствовали этому терпению. Место это было ориентировано на китайцев, которые рассыпались по всей Азии, и держали торговлю и ростовщичество как в Европе евреи. И на экспатов, которые хотели хоть на пару часов сбежать из жестокой реальности – в мир опиумного забвения. Сейчас это место дышало на ладан – матушки не было в живых, а японские офицеры сюда не ходили. В японской армии за употребление наркотиков – смертная казнь…
15
Ежедневная газета троцкистов, существовала в реальности.
16
Братья Дьемы – пали жертвами государственного переворота, их должны были отвезти в аэропорт и отправить из страны, они сдались под гарантии американцев – но по пути их расстреляли. Это долгая и мрачная история, причем часть американцев, в основном в госдепе и посольстве – резко осудила такой поворот событий, а посол в знак протеста подал в отставку.