Страница 115 из 145
Как офицер-генштабист позволил себя ввергнуть в такое состояние, — себя, образованного, здравомыслящего человека, сделать орудием чужой воли. Да, разумеется, он солдат до мозга костей, но ведь уподобил себя деревянной пешке, которую по прихоти игрока походя смахивают с шахматной доски. Осознанно позволил собой манипулировать, купился на высоким штилем изложенные цели, — по сути прикрывшие нереализованные амбиции: того же Николаи, так и не ставшего генералом, того же Канариса, так и не ставшего флотоводцем.
Он не только себя утащил в бездну, а и увлек в ширящуюся воронку жену Татьяну, да и остальных людей, стоявших на пути. Погубил несчастных из-за мнимого служения далекому Отечеству. Иные еще здравствуют, но уже обречены, заведомо осуждены — гнить в застенках НКВД или, что трагично, сложить головы на плахе. Немецкому разведчику даже не хотелось вспоминать тех людей, приговор которым сам бесцеремонно вынес, руководствуясь якобы целесообразностью, а по факту — чисто шкурным интересом, как трусливый раб чужой воли. Вот так, и ни как иначе…
А, что теперь делать? Агент, как обложенный флажками волк, пытается найти проход в каверзном лабиринте жизни, вырваться на свободу. Только где та заветная свобода… Увы — нет таковой, да и не будет уже ни в жисть…
Даже если Альберту Арнольду удастся чудом попасть в Москву, отыскать связника, резидента, связаться с центром, — то уже не выбраться из этой адской мышеловки, так как повязан железными путами на всю оставшуюся жизнь. Офицера Абвера опять и опять заставят вершить бесполезные дела, вернее, уже по гроб надоевшие, ставшие ненавистными до боли в печенках… Он устал, бесконечно устал, ему нужен только один покой и жена Татьяна… его вторая половинка — alter ego. Вот бы взять любимую за руку и просидеть у тихо потрескивающего огнем камина целую вечность. И ничего больше не нужно, только тепло руки и дыхание любимой рядом…
Но уже пора двигаться дальше, и так засиделся в тени раскидистых дубов. Роман Денисович приподнялся, оправил прилипшую к телу одежду и собрался уже взвалить на спину тощий вещмешок… Но, тут же опять вынужденно присел, затаился в густой поросли лесной травы.
На плотину, со стороны Зосимова медленно въезжала полуторка, в кузове которой, тесно прижавшись друг к другу, сидели красноармейцы
Глава 13
C августа тридцать четвертого года Центральный аппарат Транспортного управления НКВД располагался в новом здании, которое примыкало к старому комплексу строений наркомата — семиэтажным корпусам бывшего страхового общества «Россия» на Лубянке. Этот девятиэтажный колосс в конструктивистском стиле фасадной стороной стоял на Фуркасовском переулке, задняя часть выходила во внутренний двор.
Перед войной, после кардинальных реформ Мильштейна, количество сотрудников управления составило полтысячи человек. Не всех работников разместили в «заветном» доме номер два по улице Дзержинского, но Воронову, честно сказать, повезло. Окна его кабинета смотрели на желтое старое сооружение с вытянутым флигелем — внутреннюю тюрьму Наркомата. Где содержали номенклатурных арестованных, с которыми встречалось руководство для проведения либо следственных действий, либо доверительных бесед. То был старинный особнячок дореволюционной гостиницы, и условия заключения здесь разумно комфортные, не в пример другим столичным домзакам.
Структура управления, согласно августовскому приказу сорок первого года состояла из следующих подразделений: секретариата; трех отделов — железнодорожного, водного транспорта и… ГВФ, автотранспорта и шоссейных дорог; двух отделений — наружного наблюдения и установки, учета и розыска. С началом войны создали следственную часть и другие чекистские формирования. Крупнейшей службой считалась железнодорожная, в ведение которой входило полсотни транспортных отделов по дорогам страны.
В мае сорок второго в штате Транспортного управления числилось сто шестьдесят шесть человек. Подавляющую часть сотрудников, из-за непредвиденного прежде объема грузопотоков, возникшего с первых дней войны, экстренно перебросили на сеть железных дорог. Тем пришлось наводить порядок помимо прифронтовой зоны, ибо повсеместно возник транспортный коллапс. Графики движения, погрузки-разгрузки, другие установленные нормативы не выполнялись, опоздания исчисляли не то что часами, а зачастую и сутками… Не хватало паровозов и вагонов, львиная часть тягового и подвижного парка оказалась на занятых немцем территориях. Как ни печально, но наши железные дороги задыхались. Исправить это положение, несмотря на суровые меры, оказалось крайне сложно. Да еще мешали бомбежки, да еще диверсанты… — только к весне сорок второго года с грехом пополам удалось стабилизировать ситуацию на транспорте.
Лейтенантов Михаила Юркова и Павла Гаврюхина, благодаря настырному вмешательству Воронова, оставили в кадрах центрального аппарата, хотя боевые хлопцы настойчиво рвались на передние рубежи войны. Хотелки-хотелками, но Сергей знал, что в управлении парни будут нужней. Минировать станции и депо, ловить немецких диверсантов под носом у наступающего врага — дело, конечно, не легкое и крайне опасное, много толковых ребят сложили головы в подобной суматохе. Однако у центрального аппарата задачи гораздо весомей. И под рукой постоянно нужны люди, на которых Сергей обязан положиться как на самого себя. Николай Иванович Синегубов был того же мнения и, естественно, придерживал ценные кадры, ловчил, хотя приходили разнарядки даже заместителей Наркома. А вот самому Берии противостоять никак не мог, разумел, что позиция старшего майора мало интересует Генерального комиссара — тут, уже высшие государственные интересы. К сожалению, понимал это и сам Воронов.
Медлить больше не имело смысла. Пора выдвигаться к Третьей Кречетовке, где в поселковом совете решено устроить «полевой штаб» проводимой операции. Городская милиция уже рыщет по рабочему поселку, в надежде найти хоть одного мало-мальски сведущего человека, обратившего внимание на подозрительную личность, шастающую ранним утром по еще не проснувшимся улицам.
Обзвонили ближние околотки, город и районные посты — Ширяев нигде себя не обнаружил. Скорее всего, подтверждалось предположение Воронова и Свиридова, что немецкий агент станет прорываться на восток, двигаясь направлением на Старо-Юрьево. Определенно, беглец решил использовать ведомственные нестыковки, чтобы быстрее покинуть пределы области. Но опять, — «бабушка надвое сказала»… А если чекисты в корне ошиблись, и немец изберет другой маршрут? Время будет безвозвратно потеряно, и тогда — пиши, пропало. Не хотелось даже думать о возможных последствиях столь роковой ошибки.
Местные работники уже косились на Воронова, тот чувствовал нараставшую тревогу коллег. Наверняка те считают, что со столичного начальника, только вчера произведенного в майоры госбезопасности, — взятки гладки. Москвич человек пришлый, какой с него спрос… А на оправдания местных начальников: «Мол, нельзя перечить представителю Наркомата…» — положат с прибором, стрелочники завсегда найдутся. Сергей это не раз испытал на собственной шкуре, но он счел бы себя полным мудаком, если станет прятаться за спины других.
«Блядь, если опростофилюсь, сдохну, но найду Ширяева (или как там величают…). Отыщу, во что бы то ни стало! А потом, плевать — пойду рядовым бойцом на фронт, — и уже для самоутешения, смалодушничал: — По наличному раскладу, сажать-то не за что… Но благоустроенной жилплощади лишат запросто, и опять придется мыкаться по общагам и коммуналкам».
Воронов уже лет восемь обретался по Комсомольскому переулку (прежде Большому Златоустинскому) в восьмиэтажном доме НКВД. Здание построили на месте Злотоустовского монастыря и кладбища обители, которые ликвидировали в тридцать третьем году. Сергею иногда доводилось беседовать с жителями окрестных домов, и те сообщили, что на монастырском кладбище захоронены князья Барятинские, Засекины, Мосальские, Пронские, Урусовы, Хилковы, царевичи Касимовские. Но главное, там покоились сподвижники Петра I: графы — генерал-адмирал Ф.М. Апраксин и генерал-аншеф А. И. Румянцев. А один профессорского вида старичок поведал длинную эпитафию на могильной плите еще одного генерал-аншефа М. А. Матюшкина, троюродного брата царя Петра. Сергей записал в блокнот только последние фразы: «…веселым и доброхотным сердцем, забыв прежде понесенные военные труды и все прежние случаи смерти, поступал смело, воевал крепко, побеждал с триумфом. Всего сего довольно к бессмертной его славе и к неумирающей хвале».