Связанные

Может, мне стоит имитировать обморок. Или сделать вид, что рвет. Забудьте это. Меня прямо сейчас может стошнить по-настоящему. Жалко только, что вся эта вкусняшка пропадет...

— И ты, — продолжает он с безрадостным смехом, — ты даже не представляешь, какая ты красивая, что делает тебя еще горячее.

О нет, он все еще говорит. Так что же это будет, Блэр? Обморок или рвота?

Я не хочу причинять ему боль. Он классный и заслуживает кого-то намного лучше меня. Я сломлена, я сырая, я в беде.

— …и мне пришло в голову, что, учитывая, что мы оба ослепительно умные, страстно интеллектуальные, сексуальные звери, мы могли бы…

Мне хочется крикнуть ему, чтобы он остановился. Он направляется в френдзону. Он не может переключиться на «бойфренда». Это незаконный поворот. Две двойные желтые линии.

— Мы могли бы…

Баззз. Звонок в мою дверь.

Фух.

Поговорим о времени. Я притворяюсь раздраженной, хотя на самом деле Дарт Вейдер может стоять по другую сторону двери, и меня это совершенно не беспокоит. Но… я никого не жду.

Я бросаюсь к двери, как будто моя задница горит, и смотрю в глазок. По какой-то глупой, необъяснимой причине я надеюсь увидеть Тая на другой стороне, несмотря на то, что у него нет моего адреса, и я фактически отвергла его сегодня утром, попросив не целовать меня.

Это моя мать.

— Мама? — Я открываю дверь. Она вбегает, ее руки полны бумажных пакетов.

— Здравствуй, маленький арахис! – щебечет она, вываливая пакеты на мой кухонный остров. Я стою посреди своей квартиры, переводя взгляд с испуганного Шейна на веселую маму. Неловкость даже не начинает описывать этот беспорядок. Моя мама никогда не появляется без предупреждения. Должно быть, она пришла с довольно безумной сплетней. Черт, надеюсь, Иззи не беременна.

— О, Шейн, дорогой, я не знала, что ты будешь здесь. Я как раз была поблизости и подумала, что могу зайти и принести Блэр немного… немного…

Еще одна причина сообщить Шейну, что этот разговор окончен?

— …закусок. Я не хотела прерывать твое веселье. — Она лихорадочно машет воздухом, словно тушит воображаемый огонь.

— Не говори глупостей, мама. — Я начинаю помогать ей распаковывать продукты. Я не исключаю, что буду держать ее в заложниках, если это позволит мне избежать конфронтации с Шейном. Поскольку речь идет о моей маме, этим все сказано.

Шейн встает и надевает туфли, прыгая из одного угла комнаты в другой, пытаясь зашнуровать ботинки. Он кажется таким же удобным, как кошка, пытающаяся избежать дождя. — Все круто, я все равно собирался уйти, — уверяет он. — Как поживаете, миссис Стерн?

— Отлично. Спасибо, Шейн. А ты? Как тебе жизнь в колледже?

— Не могу жаловаться. Делаю все возможное. — Он сверкает своей уверенной улыбкой, восстанавливая самообладание. Он бездельник, как и я. Только Шейн слишком умен, чтобы потерпеть неудачу где угодно и где угодно.

Они неловко обнимаются, улыбка моей матери намекает, что она заинтригована тем, что нашла здесь нашего бывшего соседа.

— Я так счастлива, что вы двое все еще близки. — Она сканирует комнату, надеясь найти, что именно? Доказательства связи?

— Да, ну, я всегда был большим поклонником вашей дочери. — Шейн быстро добавляет:

— Менее известный.

После еще нескольких любезностей Шейн уходит, и мы с мамой болтаем о работе, Иззи (не беременной) и обо всем, что между ними. Когда она воркует о том, какой красивый Шейн, я отказываюсь говорить. Затем она предлагает мне одолжить один из симпатичных дизайнерских нарядов Иззи, когда мы с ним встретимся в следующий раз.

— Чтобы он мог видеть, какой красивой ты можешь быть, — предлагает она.

Спасибо, мама.

Джейн Стерн хотела бы, чтобы у меня был парень. Интересно, что бы она подумала, если бы я познакомила ее с Тайлером. На самом деле, я точно знаю, что она подумала бы. Волосы гудят близко к коже головы? Уши бойца цветной капусты? Соотношение чернил и кожи 80/20?

Нет, она бы не плакала от радости.

Но она будет плакать, ладно.

Когда она поднимает тему школы, я внутренне съеживаюсь. У меня нет родителей-вертолетов как таковых. Они позволяют Иззи делать все, что она хочет. Опять же, она финансово независима. Я, с другой стороны, всегда была более тихой, менее уверенной в себе человеком. Только по этой причине от меня ожидали, что я буду блистать в учебе, но вместо этого мои оценки были настолько плохими, что единственная степень, на которую я гожусь, - это коммуникация, и до этого года казалось, что я не справлюсь даже с этим.

— Как школа, дорогая?

— Хорошо. — Я засовываю что-то в рот. Остатки от пончиков? Бисквит? Я даже не голодна, просто тяну время, если честно. Мощный взгляд мамы прожигает дыры в моем лице.

— Если тебе снова трудно и нуждаешься в помощи…

— Нет. — Я резко оборвала ее, ненавидя себя за такую резкость, но зная, что моя мать никогда не отступит. — У меня все хорошо. На самом деле, у меня все отлично. Успеваю на курсах и все такое.

— Я просто беспокоюсь о тебе.

— Нет… — Я начинаю убирать со стола в гостиной тарелки, которые мы с Шейном оставили. — Ты беспокоишься о счете за обучение, которое ты заплатила.

— Блэр! — Моя мать вскакивает со своего места, но быстро возвращается к своему нормальному, невозмутимому состоянию. — Не говори таких вещей. Я просто делаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что ты добьешься успеха.

Да, включая угрозы лишить меня финансовой поддержки, если я не закончу учебу в этом году. Но я не в настроении для еще одного спора.

— Мама, обещаю, в школе все хорошо.

Примерно через час наша спонтанная тусовка подходит к концу. Мама собирает свои вещи и направляется к двери. Когда я делаю глоток диетической колы, она роняет мать всех атомных бомб.

— Да, кстати, твоя бабушка выходит замуж.

Я задыхаюсь, разбрызгивая кока-колу на свой кофейный столик и на ковер. В моем лице сейчас нет ни одной дырки, из которой бы не стреляла газировка.

— Бабушка Марти? — удивленно спрашиваю я. Однако уточнение имени совершенно не нужно, потому что другая моя бабушка, Салли, вот уже десять лет находится на глубине шести футов и, вероятно, не планирует свадьбу в ближайшем будущем. — С кем?

— Мужчина, которого она встретила в комплексе для престарелых. Его зовут Саймон.

— Саймон?

— Ему семьдесят четыре.

— Семьдесят четыре?

— Они съезжаются вместе.

— Съезжаются? — Я снова задыхаюсь. Личная жизнь моей бабушки более насыщена событиями, чем моя, и ей около восьмидесяти трех лет. Разве это не делает ее похитителем колыбели? Или похититель инвалидных колясок? Дерьмо. Бабушка Марти выходит замуж!

Мама рассказывает подробности свадьбы сквозь сжатые губы, значит, она недовольна этим. Ну, она когда-нибудь счастлива, правда?

— Прямо сейчас она склоняется к винограднику в Саусалито. Красивый курорт. Изумительный. Это место с пряничной архитектурой викторианской эпохи.

— Звучит красиво. Сколько гостей?

— Не много. Большинство друзей бабушки… ну… мертвы.

— Когда?

— Середина июня, — осторожно говорит она, приподняв одну бровь, наблюдая за моей реакцией.

Мой рот открывается. — Я заканчиваю школу в середине июня.

— Ну… — Мама прочищает горло и дергает свой пастельный кардиган Ralph Lauren, удаляя невидимый комок ворсинок. — Еще есть время, и мы посмотрим, как и когда и если...

Если? Моя семья не верит, что я закончу школу? Что за черт? Я чувствую, как у меня в животе образуется узел, но я знаю, что спорить об этом — пустая трата времени. Мои родители ясно дали понять, что я попала в их дерьмовый список, как только провалила год в колледже. Поэтому я проглатываю оскорбление, каким бы неприятным оно ни было на вкус.

— Спасибо, что заглянула, — категорично говорю я, глядя мимо нее и указывая на дверь. Я не могу смотреть ей в глаза прямо сейчас, не взорвавшись на кусочки неуверенности.