Кровь в пыли

Чертов Кэмден.

Я выбегаю и сигналю такси, но все заняты. Это ранний полдень. Мужчины и женщины в костюмах входят и выходят из такси. Время потрачено впустую, и я ненавижу, что оно у меня заканчивается. Она нужна мне сейчас .

Наконец передо мной останавливается черное такси, я запрыгиваю в него и отчаянно стучу в разделитель, сообщая ему адрес.

Он добрался до нас раньше, чем мы добрались до него. Он обманул нас, заставив думать, что его нет в стране. Мы были так пьяны от того, что были счастливы хотя бы раз в нашей гребаной жизни, что потеряли концентрацию.

Водитель пытается завязать приятную беседу с пластикового экрана, но вскоре понимает, что мое нынешнее состояние не позволяет говорить. Или дышать, если уж на то пошло.

Мы были так уверены, что Кэмден сбежит или спрячется за крепкими, безмозглыми солдатами, как и все остальные. Мы совершили те самые грехи, из-за которых песочные часы Себастьяна и Годфри превратились в песок. Нам стало удобно. И самоуверенно.

Нам с Горошком так много сошло с рук за эти короткие дни. Не запланировано и непредусмотрительно мы уничтожили их одного за другим. Это было почти слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это заставляло нас чувствовать себя непобедимыми. Теперь я беспокоюсь, что вскоре могу узнать, что мы совсем не такие.

Когда такси останавливается перед домом Арчера, я выбегаю, оставив черт знает сколько денег. Может быть, больше, чем толстый наконечник. Может быть, недостаточно, чтобы покрыть стоимость проезда. Я взбегаю по лестнице на второй этаж, преодолевая их по три за раз, и без стука распахиваю дверь. Меня встречает здоровенный парень в форме — официант, или водитель, или черт его знает кто. Он вскакивает с дивана в смокинге в гостиной прямо в мою сторону, размахивая ручкой с испарителем в руке.

Под кайфом от адреналина и ярости я позволил ему добежать до моего места возле двери, прежде чем врезаться головой в ближайшую стену. Но потом я это чувствую. В моем животе.

Он вонзает ручку в мой пресс с горловым ревом, оставляя ее внутри, когда рушится на пол. Запах крови появляется перед жалом лезвия. Потом я вижу это. И когда я вижу это — оно повсюду.

Все красное.

Ручка не ручка. Ручка — это чертов нож. И острый, мать его, нож.

Я отшатываюсь, глядя на дыру в животе. Не слишком большая, но слишком глубокая.

Членосос выпотрошил меня. Мне нужно добраться до Прескотт, пока я не сдох от потери крови или гребаного перитонита.

Может быть, это больно. Я верю, что да. Желчь подступает к горлу, и пятно крови быстро растекается по моей белой рубашке. Я одним махом вытаскиваю нож, вздыхаю с облегчением, когда он не выходит вместе с моими кишками, переворачиваю нападавшего на спину и вонзаю его в горло. Нож скользит насквозь, пока не коснется пола. Его обмякшее тело оживает, дернувшись еще раз, прежде чем он сдается и падает замертво.

С ручкой в руке я, спотыкаясь, выхожу в коридор, капая, капая, капая своей кровью на половицу. Я вижу приоткрытую дверь и знаю, что ждет меня внутри. Я открываю ее. Я хочу пронестись сквозь нее, как вьюга, но с каждым шагом мое зрение становится все более расплывчатым, а шаги - все более шаткими. Я умираю? Возможно. Но мне все равно.

Прескотт.

Ублюдок стоит спиной к двери. Кто так делает? Кто дает сопернику спину? Тот, кто хочет умереть .

Тот, кто хочет удивить.

Кто-то, кто знает, что я не убью его, потому что у него есть что-то мое, что я хочу вернуть.

Я раскачиваюсь, как пьяный, натыкаясь на стену и комод в его спальне, пока нож не прижимается к его горлу. Вероятно, он думал, что я никогда не зайду так далеко, что меня перехватит в гостиной его мускулистый мужчина. Сюрприз, сволочь.

— Отпусти ее.

Я яростно моргаю, пытаясь сфокусироваться, и знаю, что забрызгал его кровью, но когда я вижу то, что передо мной, у меня проблемы посерьезнее, чем потеря сознания.

Кэмден Арчер растянулся на плюшевом кресле в своей комнате лицом к окну.

Под ним, на полу, сидит Прескотт, избитая до полусмерти.

Пистолет у ее виска. Рука, обхватившая ее шею, покрытая фиолетово-красными синяками. Я чувствую, как сжимается горло. Дышать. Вдох. Не теряй дерьмо.

— Диабла была единственной болезнью, от которой я не мог избавиться. — Его шикарный английский акцент сейчас звучит так далеко. Он гладит ее по голове. Почему он гладит ее по голове? Я хочу остановить его, но не могу. Я знаю, что если я не убью его в ближайшее время, то умру сам. Но я не могу случайно прижать нож к его горлу, потому что он может нажать на курок.

— Что такого в Прескотт Берлингтон-Смит, что ставит взрослых мужчин на колени — спрашивает он вслух. Мое тело подводит меня, я падаю и хватаюсь за спинку его сиденья для равновесия. Ему все равно, что я приставил нож к его горлу. У меня такое чувство, что его больше ничего не волнует.

Но меня волнует. Я так забочусь о девушке, которая вынуждена сидеть между его ног. И меня губит то, что я не могу ее спасти.

— Это нормально — падать, Натаниэль. Мы все иногда падаем. — Его пистолет убирает волосы с ее лба почти мило. — Знаешь, я видел тебя несколько лет назад, когда навещал своего отца в Сан-Димасе. Никто не пришел к тебе в гости. Ты проводил время во дворе. Ты казался таким невидимым внутри своего большого тела. Ты думаешь, что нашел ради чего жить, но она принадлежит мне. Искусство отпускать. . . — Он хихикает. — Я никогда не был хорош в этом.

— Убей нас обоих и уходи, Нейт. Я хочу, чтобы он умер, — командует моя смелая девушка на заднем плане, но я уже плохо слышу. Все становится белым. Голоса приглушены. Мои часы перестают тикать.

Я эгоист. Я никогда не позволю ему убить ее, даже если она этого хочет.

— Да, Натаниэль. Убей нас обоих, — слышу я его эхо сквозь красную, жгучую боль, пульсирующую между висками. — Наше время вышло.

Впервые с тех пор, как мы с Горошком встретились, меня что-то осенило. Я не смогу спасти ее . На этот раз она одна.

Мне потребовались долгие секунды, чтобы понять, что я лежу на полу с широко раскрытыми от ужаса глазами. Я смотрю на ножки кресла, спина Горошка между ног Кэмдена. Я хочу двигаться. Мне нужно  двигаться. Чтобы выпрыгнуть из моей кожи и быть сильным для нее. Река моей крови начинает течь к ней.

Пытаясь держать глаза открытыми, я пытаюсь заговорить с ней, хотя едва могу шевелить губами. Белое становится черным, и наша совместная дикая поездка подходит к концу. Если бы я мог чувствовать что-то последнее перед смертью, я бы хотел, чтобы это был ее дурацкий стрессовый мячик, отскакивающий от моего лица. Она выглядела такой обнадеживающей и живой в тот день, когда мы вместе выехали из Стоктона. Это заставило меня влюбиться в нее. Весь этот дух. Она чертовски сверкала, динамитная шашка в кромешной тьме моего существования. Кантри Клаб не оставила мне выбора. Она вырвала мое сердце из груди. Удивительно ли, что я могу трахаться только с одной девушкой, что она мокрая только для меня? Она дает мне бурю, а я даю ей покой.

Но я не могу дать ей свой покой прямо сейчас.

Потому что я ушел.

ПРЕСКОТТ

Кэмден

Такой простой, что он не мог выделиться в черном море. Но он носит сшитые на заказ костюмы, хитрую улыбку и уверенность человека, которому никогда не приходилось считать свои гроши. Любит:  пить, трахаться и использовать силу отца, чтобы добиться своего. Любит  : Меня. Ненавидит:  Все и всех, кто может встать между ним и мной.

***

— Опусти пистолет. — Мой тон танцует высоко и низко. Дерьмо. Все могло быть по-другому, если бы Нейта здесь не было. Меня бы гораздо меньше заботила моя смерть.

Я знаю Кэмдена, и если он убьет меня, то будет горевать обо мне больше, чем о своем отце. Он осыпал меня поцелуями, мокрыми от слез и вонючей сигаретной слюны, с тех пор, как ударил меня и вытащил из машины. Он приказал Саймону оставаться в гостиной и ждать Нейта, а тот потащил меня в свою спальню, целуя, плача, извиняясь и одновременно пиная меня по лицу.