Кровь в пыли

Смерть арийского брата вызывает бунт в тюрьме. Говорят, я искал возмездия после Фрэнка.

У меня есть мотив. Камеры видеонаблюдения видели, как я входил в темный угол кухни. Стукачам накладывают швы, поэтому никто не скажет ни слова, даже если убийца Хефнера был замечен за этим делом.

Слова — это оружие, а боеприпасы на меня распространяют надзиратели, которые получают зарплату у Годфри. В камерах, коридорах, столовых и на улице, где реальная жизнь, на которую я злюсь, ждет моего возвращения. Болтуны со ртом работают сверхурочно, и добрые души Сан-Димаса слишком счастливы, чтобы распространять слухи.

Слух, который сам Годфри вложил всем в уста.

Годфри знает, что сейчас мне нужна его помощь больше, чем когда-либо.

Хефнер был придурком, но он также был прав. Моя так называемая «отцовская фигура» меня подставила.

А сейчас? Все, что мне осталось сделать, это подождать и посмотреть, какие планы у Бога на меня дальше.

8 НОЯБРЯ 2014 ГОДА

— САМЫЙ БЫСТРЫЙ СПОСОБ ЗАКОНЧИТЬ ВОЙНУ — ЭТО ПРОИГРАТЬ ЕЕ» (ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ)

День моего освобождения через две недели. Приговор Годфри был сокращен. Его помиловали, отпустили только с пощечиной. Выйдет через месяц. Губернатор, не меньше, дергал за ниточки, чтобы это произошло. Годфри сказал, что Ирв уже ждет меня на воле и что я могу переночевать у него, пока не разберусь с этим дерьмом.

Внешний мир плохой, но Годфри еще хуже. Он пожинает плоды угнетения людей, источника коррупции. Сказать вам, что я ненавижу его, было бы преуменьшением. Он взвалил на меня такой долг, что навсегда приковал бы меня к его благосклонности. Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем увидеть, как он и его правая рука, Себастьян, гибнут в результате несчастного случая с участием грузовика с опасными отходами, бензина, пожара и гребаной ракеты вдобавок.

Какие бы коварные планы у него ни были, я уверен, что моя пролитая кровь будет частью их. Я пешка, солдат, раб на его милости. Если я не подчинюсь, он выпустит Арийское Братство и позволит им пировать на мне заживо.

А пока я подчиняюсь, кланяюсь и соглашаюсь жить под одной крышей с татуировщиком Ирвином. Пока я жду, когда моя судьба будет решена, я точно знаю одно: в какую бы передрягу я не попал в тюрьме, в реальном мире она станет еще более беспорядочной.

***

Нейт не появлялся три дня, и самый верный спутник страха, паника, просачивается в меня. Завоевать благосклонность Ирва — задача столь же невозможная, как и чихнуть с широко открытыми глазами. С научной точки зрения, это обречено на провал. Он такой же сострадательный, как кирпичная стена, и содержит точно такое же количество мозговых клеток.

Годфри был прав. Время драгоценно. Тем не менее, я провожу дни, ничего не делая. Я уже тысячу раз читала « Сны из Банкер-Хилла». Мой мячик от стресса весь разорван, большая часть его разбросана по полу, как грустные снежинки. У меня не осталось ногтей, они все вылезли из моей кожи, когда я пыталась отодрать дерево на заколоченных окнах.

Мое будущее зависит от доброй воли Нейта, и даже если под грубым интерьером и дешевой тушью скрывается сострадательная душа, он в первую очередь мужчина. Человек, который оказался таким же, как и все остальные. Взял,а потом ушел.

Если Нейт не одумается, я потеряю себя. Что тогда произойдет? Я наброшусь на Ирвина с голыми руками и попытаюсь убежать.

Меня могут убить.

Но, по крайней мере, меня убьют не они .

— Ну же, Нейт. Вернись ко мне, — бормочу я, прижимая колени к груди.

Нет, он не похож на тех мужчин, которые забирали. Потому что он также отдает.

Нейт дал мне одну вещь, которую я почти забыла, как чувствовать.

Он дал мне надежду.

НЕЙТ

Развернуться и уйти.

Это то, что я твердил себе последние десять минут. Я стою посреди Draeger's, опрятного, нахального, чертовски дорогого супермаркета на Блэкхок Плаза. Я был здесь дважды. Миссис Хэтэуэй послала меня купить ей продукты, пока она пряталась дома после операции по подтяжке шеи, и оба раза мне хотелось выползти из тела и бежать, спасая свою жизнь, оставляя на полу корку эпидермиса, как змея, линявшая собственную кожу.

Я выступаю здесь как хорошая идея на конгрессе.

Я удивлен, что меня до сих пор не арестовали просто за то, что я пришел сюда.

Возвышаясь по крайней мере на десять дюймов над всеми остальными, мой полный рукав черных, болезненных чернил торчит из моей черной майки так же сильно, как моя нетрадиционная стрижка и грязные кожаные ботинки. Все вокруг меня носят пастельные кардиганы и строгие костюмы. Есть даже пожилой мужчина с подтяжками и бабочкой.

Но мне не нужно дружить с этими придурками. Мне просто нужно воспользоваться банкоматом здесь, снять немного денег, вернуться домой, подвезти Прескотт и уехать.

Нет. Я cмогу снять деньги в другом месте. Не обязательно быть здесь, где на меня смотрят как на циркового урода.

Я поворачиваюсь и иду к автоматическим дверям, мои ноги подгибаются от напряжения работы под солнцем в саду миссис Х. в течение всего дня.

Уже касаясь ногой тротуара, слышу, как старик с подтяжками позади меня говорит: — Да смотри, кто это! Говард Берлингтон-Смит. Давно тебя здесь не видел.

Я инстинктивно отворачиваюсь. Я вижу, как мудак осторожно приближается к Боути, с маленькой зеленой корзинкой под мышкой, и застенчиво смотрит во все стороны.

Ненавиcть. Он пенится во мне, поглощая каждую клеточку моего тела. Я так его ненавижу, что у меня уходят долгие секунды, чтобы понять, как он выглядит сквозь туман отвращения.

Говард Берлингтон-Смит совсем не похож на свою дочь. У нее светлые волосы, пухлые губы и пышное тело, созданное для игр. Ее отец, с другой стороны, высокий, толстый, с темно-каштановыми волосами, испещренными серебристыми пятнами.

Я смотрю на его корзину и вижу простую буханку хлеба, масло и консервы. Потом я вспоминаю, что миссис Хэтэуэй рассказывала мне о нем. Сломанный . В этих краях семья Горошка считается практически без гроша в кармане.

— Как поживаешь? — спрашивает Боути отца моего пленника. Но Говард продолжает вытирать вспотевший лоб, оглядываясь по сторонам. Его бесформенная фигура одета в дешевый костюм. Он похож на официанта в Olive Garden, который только что нассал в чье-то блюдо и боится попасться. Какого хрена он так испугался? Может быть, он чувствует присутствие кого-то, кто с радостью прибьет его голову к одному из декоративных шипов в его железных воротах.

— Все отлично. — Говард откашливается. — Мы с женой думаем о покупке где-нибудь в Хэмптоне. Уйди от всей этой суеты.

Лжец. Мама Прескотт ушла.

— Это правда? Но разве твои дети не живут здесь?

Я смотрю на Говарда, может быть, слишком пристально. Он машет рукой, его лицо озаряет неискренняя ухмылка.

— Престон учится в Бостоне. . .

Престон пропал.

— И Прескотт. . .ну, Бог знает, где этот дикий ребенок в эти дни. Знаешь, она никогда не берет трубку. Дети.

Это правда. Бог знает , где она. Но примерно через полтора часа он ни хрена не поймёт.

Прилив ярости бежит из моего горла вниз по руке, заставляя кулак душить бумажник в моей руке.

— Она всегда была немного свободолюбива. Позор за нее, — цокает Боути. Иди на хуй, старик.

— Это действительно так, но мы сделали все, что могли. — Да, например подставил ее.

Отцы-неудачники — больная тема для меня.

Своего я убил не за то, что он от меня отрекся — о, он мной владел, точно. Настолько, что он бил меня каждый раз, когда я произносил неправильное слово или вел себя неправильно

Я иду прямо к Берлингтон-Смиту, и глаза мужчины расширяются от ужаса с каждым моим шагом. Мне нравится, как стекает кровь с его лица, когда мое плечо касается его плеча, и я чувствую, как его тело напрягается рядом с моим. Я продолжаю двигаться медленно, не оглядываясь назад. Это была угроза. Я хотел, чтобы он заткнулся, и он это сделал.