Похищенная грешником

— Всегда.

Пока Мирак везет меня домой, я размышляю о зарплате Лары. Она пока не постоянный сотрудник, поэтому я не собираюсь платить ей столько, сколько плачу другим своим сотрудникам.

Когда Мирак останавливает машину перед домом, я выхожу и поднимаюсь по ступенькам к входной двери.

Пока она на испытательном сроке, я буду платить ей две тысячи долларов в месяц. Если она докажет свою ценность, я увеличу эту сумму.

Проходя через западное крыло, я пересекаюсь с Низой и спрашиваю:

— Лара в своей комнате?

— Evet . — Прежде чем я успеваю уйти, она добавляет. — Несмотря на то, что она все еще выздоравливает, сегодня она усердно работала.

Я киваю, затем направляюсь в сторону спальни Лары. Я стучу только один раз, прежде чем открыть дверь.

Лара сидит за столом перед окном, ее волосы наполовину заплетены в косу. Она вздрагивает, вскакивает и морщится от боли, вызванной резким движением.

Как и ранее, она складывает руки перед собой и опускает голову.

— Я решил, что твоя зарплата составит две тысячи в течение следующих трех месяцев. Дай мне свои банковские реквизиты.

Потрясенная, она поднимает глаза, чтобы встретиться с моими.

— Банковские реквизиты, сэр?

Я провел в ее присутствии всего пять минут, а у меня по спине уже ползет раздражение.

— Номер твоего банковского счета.

Выглядя смущенной и напуганной, она качает головой.

— У меня нет банковского счета.

Неожиданно сострадание проскальзывает в мое сердце, как гребаный вор в ночи, только заставляя меня чувствовать себя еще более раздраженным.

Мой разум пытается проигнорировать нежелательную эмоцию и придумать быстрое решение, которое не причинит мне неудобств, но потом я вспоминаю, что она сказала, что ее личные документы все еще находятся в доме Мазура.

— Я попрошу одного из моих людей принести твои вещи. Мурат отвезет тебя открыть счет.

— Да, сэр. — Она колеблется, ее язык высовывается, чтобы облизать губы, затем она смотрит на меня так, как будто я только что пообещал ей весь гребаный мир, и шепчет. — Спасибо, сэр.

Меня благодарили миллионы раз, но никогда слова не действовали на меня так сильно, как сейчас. Мое сердце сжимается, и когда я смотрю на женщину, которая стала моей проблемой, я чувствую еще одну волну сильного сострадания.

Иисус, это последнее, что мне нужно.  

Я выхожу из комнаты, рывком закрывая за собой дверь, думая, что, должно быть, у Мазура все серьезно было ужасно, если женщина так чертовски благодарна, несмотря на то, что я практически похитил ее.

Она просто еще одна сотрудница.

Глава 12

ЛАРА

С тех пор, как Мурат положил коробку на стол в моей спальне, я с трудом сдерживаю свои эмоции.

Мои вещи.  

Может, их и немного, но они мои.

Как долго я здесь? Почти одиннадцать или двенадцать дней? На меня ни разу не кричали, не били пощечины или плетьми. До сих пор эти люди были добры ко мне.

Хотя я все еще боюсь Габриэля, страх немного уменьшился. Он собирается платить мне за работу здесь. Две тысячи долларов. Мне трудно уложить в голове крупную сумму денег, и я понятия не имею, что буду с ними делать.

Только копить.

И теперь он приказал принести мои личные вещи из особняка Тимона.

Это нереально.

Моя рука слегка дрожит, когда я поднимаю крышку. Осторожно я достаю комплекты одежды и свои кроссовки. Мои глаза грозят прослезиться при виде потрепанной книжки о Золушке, которую мама когда-то читала мне.

Беря в руки сборник рассказов, я тяжело сглатываю. Я открываю первую страницу и, увидев единственную фотографию моей мамы, которая у меня есть, мой подбородок начинает дрожать.

Не плачь.

Мои глаза упиваются ее светло-каштановыми волосами и голубыми глазами.

Я не могу вспомнить, как от нее пахло, и с годами ее улыбка и звук ее голоса поблекли. Без фотографии, я боюсь, что могла бы забыть, как она выглядела.

Прижимая фотографию к сердцу, я закрываю глаза и дышу сквозь острую боль эмоций, переполняющих мою грудь. Это смесь тоски и потери, которая с годами только усилилась.

С тех пор, как я начала работать на Габриэля, мне стало трудно скрывать свои чувства. Все это слишком ошеломляюще.

В доме Габриэля людям позволено заводить отношения и дружбу. Низа по-матерински относится ко всем. Мурат всегда улыбается, его присутствие становится успокаивающим, а не угрожающим.

Это слишком много, чтобы все переварить.

Что, если я позволю всем этим эмоциям вырваться наружу, и мне придется вернуться к Тимону? Тогда работать на него будет намного сложнее.

Просто сосредоточься на том, чтобы делать хорошую работу, и тебе, возможно, не придется возвращаться.  

Достав свою карточку социального страхования со страниц книги, я засовываю ее в бюстгальтер. Если что-то случится, и я снова окажусь без сознания, по крайней мере, документ будет со мной, куда бы я ни пошла.

Я кладу фотографию обратно в книгу, прежде чем спрятать все это под одежду. Закрыв коробку крышкой, я оглядываю комнату.

Где я буду их хранить?  

Под кроватью места нет. Открыв шкафы, я решаю задвинуть коробку на верхнюю полку. Мне приходится потянуться, и когда в животе возникает резкая боль, я чуть не роняю ее.

К тому времени, как я закрываю дверцу шкафа, на моем лбу выступают капельки пота. Я прижимаю руку к заживающей ране на животе и делаю неглубокие вдохи.

Ты в порядке.

Раздается стук, прежде чем открывается дверь спальни, и входит Низа. Она бросает на меня один взгляд, затем ее глаза расширяются.

— Что случилось?

Я качаю головой и заставляю себя улыбнуться.

— Ничего.

Не веря мне на слово, она подходит ближе, отталкивает мою руку в сторону и начинает расстегивать платье.

Как идиотка, я стою на месте, даже не пытаясь остановить ее.

Когда Низа добирается до повязки, она осторожно снимает ее.

— Тсс! Я говорила тебе быть осторожной. У тебя разойдутся все швы. Сядь на кровать.

Несмотря на то, что она ругает меня, тот факт, что она снова заботится обо мне, становится невыносимым. С дрожащей нижней губой и комом в горле я сажусь и опускаю голову.

Я никогда не знала, как сильно скучала и нуждалась в заботливом прикосновении, пока не появилась Низа. Я так привыкла просто существовать.

Низа быстро достает аптечку первой помощи, которая хранится в моей ванной, и пока она осторожно промывает обе мои раны, я продолжаю глотать слезы, угрожающие пролиться из моих глаз.

Последний раз, когда кто-то заботился о моих ранах, было, когда мама ухаживала за моим поцарапанным коленом.

Когда Низа довольна и повязки снова на месте, она садится рядом со мной. Не говоря ни слова, она сжимает мою руку и держит ее в своих.

Я закрываю глаза, сосредотачиваясь на своем дыхании.

Потребность в принятии, в принадлежности к чему-то большему, чем просто выживание, пронзает меня с невероятной силой.

Низа обнимает меня за плечи, и когда я вздрагиваю от боли в ранах, все еще оставшихся после порки, я чувствую, как ее глаза прикованы к моему лицу.

— Ничего, если я тебя обниму?

Не желая, чтобы она останавливалась, я быстро киваю. Мой голос хрипит от непролитых слез, когда я шепчу:

— Это просто удары плетью. Они все еще чувствительны.

— Удары плетью? — Ее голос резок, когда она вскакивает на ноги. Во второй раз она расстегивает платье, и когда стягивает ткань с моих плеч, чтобы обнажить спину, она резко вдыхает.

— Аллах, Аллах ! — восклицает она.

Мои глаза устремляются к ее лицу и, видя ужас, запечатленный на ее чертах, на меня накатывает волна стыда. Она медленно качает головой, затем ее лицо искажается, как будто она действительно может чувствовать мою боль.

Снова открыв аптечку первой помощи, она начинает очищать покрытые коркой рубцы. Это даже не больно, но только то, что Низа проявляет ко мне такую доброту, заставляет меня на хрупкое мгновение проиграть борьбу. Слеза скатывается по моей щеке, и я опускаю голову ниже.