Отчаянно ищу Сюзанну

“Могу я приказать вам сесть?”

“Только потому, что эта скамейка выглядит удобной, в отличие от моей обуви”.

“Это одна из многих причин, по которой я рад, что родился мужчиной”.

“Должна признать, что ботинки

действительно выглядят удобными. Я мечтаю о туфлях, в которых можно пошевелить пальцами ног. Держу пари, у вас есть такая же роскошь в этих ботинках. А вот в этих...” Она села рядом с ним и приподняла носки своих полусапожек, чтобы он мог видеть их из-под платья. “Я едва могу пошевелить мизинцем. Печальное положение дел, когда ты не можешь пошевелить ни одним пальцем на ноге. Худшие - это танцевальные тапочки. Они сковывают ноги как кандалы. ”

“Правда? Поэтому ты никогда не хочешь танцевать со мной?”

“Нет. Но это было бы отличным оправданием. Мне нужно не забыть воспользоваться им, когда ты спросишь меня в следующий раз”. Она рассмеялась. “Хотя, я полагаю, это было бы не очень-то вежливо”.

“Отказывать мне в танце? Я полностью согласен”.

“Нет, сослаться на боль в ступнях джентльмену. Если подумать, мне не следовало ничего говорить о пальцах ног — шевелении или подергивании. Это было неправильно ”.

“Это неправильно, только если я буду обижен этим. Мне скорее понравилась мысль о том, как ты шевелишь пальцами ног. Скандально! Следующее, что я узнаю о тебе - что ты будешь ходить босиком по траве”.

“Только если ты принесешь немного нюхательной соли для моей матери”.

Он сдержал улыбку, в уголках его глаз появились морщинки, когда он посмотрел на нее. “Должно быть, я оставил их в другом пальто. Рано или поздно она сама очнется, а земля в это время года мягкая.”

“Чтобы зарыться в нее пальцами ног?”

“Чтобы предотвратить травму, когда твоя мать упадет в обморок. Но также и для твоих пальцев на ногах”. Он рассмеялся.

“Я как сейчас слышу свою мать: ‘Я же говорила тебе, никогда не упоминай свою личность или какие-либо болезни, связанные с твоей личностью. А чем ты занимаешься, Сью Грин? Ты обсуждаешь то, что ты босиком выходишь на улицу с джентльменом! Очевидно, я говорю все не то в разговоре. Знаешь, я была рада, что сказала тебе в тот день за мороженым. ”

Он задумчиво наморщил лоб. “ Об искусстве?

“Нет, когда я спросила о твоей матери. А теперь я взяла и снова упомянула ее. Это ужасно с моей стороны. Иногда я говорю вещи, прежде чем успеваю хорошенько обдумать их. Мои извинения. Я действительно буду очень смущена из-за повторения этого проступка.”

“Я никому не скажу. И раньше я не возражал. Насколько я помню, ты спрашивала о моем самочувствии только в связи с ее кончиной. Конечно, это допустимо ”.

“Нет. Ужасно неуместно ... По крайней мере, так мне сказали”.

Он пожал плечами и перевел взгляд на живую изгородь. “Ее не было с тех пор, как я был маленьким ребенком. И, судя по всему, она с самого начала не была матерью”.

После его заявления их окружила тишина. Сью не осмелилась нарушить ее. На этот раз она держала рот закрытым. В его голосе были только следы боли, скрытые годами апатии. Но все же она знала, что ему так глубоко больно, что он никогда никому не позволил бы увидеть это. Кроме как в этот момент. Позволит ли он ей увидеть это?

“Мне всегда было интересно, на что это было бы похоже, жизнь в других семьях”, - размышлял он. “Игры, пикники и тому подобное… Мой отец не любил ничего, что можно было бы считать приятным. Думал, мне нужна твердая рука, жесткая линия и все такое.Мы никогда не сходились во взглядах. После окончания школы я уехал из Англии во Францию и больше никогда его не видел. И мир стал более веселым местом в его отсутствие. Ах, если бы я только мог оставить все как есть. Он издал иронический смешок и покачал головой.

“О”. Между ними повисла еще одна минута молчания, прежде чем она спросила: “Все было так плохо?”

“Франция была прекрасна”. Он криво усмехнулся в ее сторону.

Она заглянула ему в глаза, ища ответы. “Я имела в виду, когда ты был мальчиком. Это было так ужасно?”

“Нет. Только те моменты, когда я был дома. Мои каникулы с друзьями были довольно приятными. И жизнь с тетей и дядей ... ну, ты видишь, где я сейчас нахожусь ”.

“Интересно, твой отец всегда был таким - суровым. Я часто задавалась вопросом, всегда ли мои родители были такими, как сейчас, или я каким-то образом сломала их. ” Она тепло улыбнулась ему, чтобы разрядить напряженность их разговора.

“Я могу вспомнить проблески того, что было до того как не стало моей матери ... до моего брата, но ...” Он покачал головой.

“У тебя есть брат?” Как такая деталь могла ускользнуть от ее матери? “Я никогда не слышала чтобы о нем упоминали”.

“Это потому, что Сэм скончался, когда ему было всего семь лет. Мне тогда было четыре”.

“Это ужасно”.

“Ты даже представить не можешь как”. Он попытался прекратить разговор небрежной улыбкой и взмахом руки.

В Холдене было гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. По его беззаботному виду она никогда бы не догадалась, что у него такое темное прошлое. Она покачала головой. “Он был старше тебя? Должно быть, это сделало получение твоего титула довольно болезненным”.

“Я был молод. Сейчас я стараюсь не думать об этом”. Он смотрел в ее обращенное к нему лицо, заставляя ее сердце биться быстрее. “Я помню, как играл с ним в детской. Он всегда был справедливым, хотя я был моложе. Он был бы хорошим лордом. Честным и благородным. Намного лучше, чем я. Он отвернулся с гримасой.

“Я уверена, что это неправда. Ты весьма благороден. Ну, в основном.”

Уголок его рта приподнялся, когда он посмотрел в ее сторону, и его взгляд задержался там на опасное мгновение.

Теперь ей грозила опасность с головой окунуться в эти зеленые глаза. Она прочистила горло и на мгновение обвела взглядом сад. “Он скончался примерно в то же время, что и твоя мать? Это была лихорадка?”

Холден неловко кивнул. “Что-то вроде того”. Он провел рукой по волосам. “Я помню, как видел его там, на полу гостиной, с моей матерью на руках. В тот день все изменилось. Сэм пропал. Моя мать... Он выругался и отвел взгляд.

“Это, должно быть, было ужасно”.

“Я видел всю сцену.  Я не понимал этого в то время, но я наблюдал, как ...” Он поднял голову, чтобы встретиться с ней взглядом. “Я никогда никому об этом не говорил. И я не должен начинать сейчас. Он провел рукой по волосам, взъерошив их, прежде чем опустить руки на колени и резко податься вперед. “О чем это я сегодня болтаю? Я сам не свой. Прошу прощения. Мне пора.”

Он двинулся, чтобы встать, но она остановила его легким прикосновением к его руке. Шерсть его пальто была теплой под ее пальцами, когда она нежно сжала его предплечье. Он взглянул на ее руку, и она почувствовала, как под ее хваткой напряглись его мышцы. Вряд ли эта хватка была достаточно сильной, чтобы удержать его, если бы он действительно захотел уйти, но, казалось, она усадила его обратно на скамейку рядом с ней. Он поднял на нее глаза, в изумрудных глубинах которых боль боролась со смятением.

Когда она открыла рот, чтобы заговорить, ее голос звучал тихо. Как она могла ему помочь? Она была недостаточно большой или величественной для этой задачи, и все же… “Расскажи мне. Пожалуйста, я хочу знать.”

“Ты не хочешь знать обо мне. Не все”.

“Да, хочу”.

Он мгновение изучал ее лицо, прежде чем заговорить. “В четыре года я видел, как мой брат испустил последний вздох”. Его обычно добродушный, глубокий голос был подавлен правдой, которую он сказал. “В тот день он умер из-за меня”.

“Как ты можешь так думать? Ты был ребенком”.

Он кивнул. “Да я был маленьким . И теперь я верю, что именно так это и произошло. Моя мать потеряла ребенка при родах, когда мне было всего три года. Она так и не оправилась от этого. И когда она увидела, как мой брат ударил меня…младшего ее ребенка ... Он пожал плечами и покачал головой. Я не пострадал, но она не захотела слушать”. Он резко выдохнул.

“Ты хочешь сказать, что твоя мать убила твоего брата, пытаясь защитить тебя?”