Шепот небес

– Ты – мое наказание, – продолжала Беатрис ровным бесцветным голосом. – Всю свою жизнь ты мучила меня. Но с позором, который ты навлекла на нас сейчас, не может сравниться ни один из твоих прежних постыдных поступков. – Беатрис с отвращением посмотрела на дочь. Ее глаза горели негодованием. – Ты сошла с ума, Джесмонд. Как ты могла связаться с преступником? С ирландцем? Каторжником? Ты выбрала самый верный способ погубить честь семьи. Неужели ты хотела громкого скандала? Я не могу поверить, что ты влюбилась в такого негодяя!

– Но я действительно люблю его, мама, – спокойно ответила Джесси, хотя ее била дрожь.

– О Боже… И ты считаешь, что это оправдывает твое возмутительное поведение?!

Джесси запахнула шаль на груди и горделиво вскинула голову.

– Я не считаю свое поведение постыдным.

В глазах Беатрис вспыхнул огонек старой обиды.

– Теперь я вижу, что ты такая же бесстыдная тварь, как и Женевьева.

Джесси быстро подошла к окну и с тревогой взглянула на хозяйственный двор.

– Где Лукас? – спросила она, стараясь разглядеть в темноте кирпичный барак, в котором запирали на ночь каторжников, работавших в имении. Ее душу сковал страх. – Что вы сделали с ним?

– Если ты имеешь в виду омерзительного ирландца, то его по приказу твоего брата заперли до утра в амбаре. А завтра на рассвете отвезут в тюрьму в Блэкхейвен-Бей.

Джесси резко повернулась и с ужасом взглянула на мать.

– В тюрьму?! Но… ведь он не сделал ничего плохого!

– Не сделал ничего плохого? – презрительно переспросила Беатрис и, отложив в сторону рукоделие, встала. Ее черная шелковая юбка зашелестела. – Своим предосудительным поведением он заслужил суровое наказание. – Беатрис прищурилась. – Скажи честно, ты беременна?

– Нет.

– Ты уверена?

Джесси покачала головой. У нее пересохло в горле, голова шла кругом.

– Что его ждет? – спросила она.

– В значительной степени все зависит от тебя.

– От меня?

– Ты должна в начале декабря выйти замуж за Харрисона Тейта.

Джесси стало нехорошо. Она поняла, что мать шантажирует ее.

– Нет, я не выйду за него, – слабым голосом возразила она.

– Ты станешь женой Харрисона Тейта, или мерзкого ирландца вздернут на виселице за убийство.

– За убийство? – Джесси на мгновение лишилась дара речи. В комнате наступила тишина, нарушаемая завываниями порывистого ветра за окном и дребезжанием стекол под его напором. – За какое убийство?

– Один из каторжников, участвовавших в побеге, совершенном в прошлом месяце, готов свидетельствовать в суде под присягой, что Лукас Галлахер убил Джона Пайка.

– Он лжет! Человек, убивший кузнеца, погиб при побеге.

– Конечно, он лжет. Но это не имеет значения. Ирландца вздернут на виселице.

В установившейся тишине слышалось только тиканье каминных часов да завывание ветра за окном. Джесси почувствовала, как в ее душе закипает гнев. Ее бросило в жар.

– А если я соглашусь выйти замуж за Харрисона Тейта, Галлахера отпустят на свободу?

– До вашей свадьбы он останется в тюрьме в Блэкхейвен-Бей, а потом его отвезут в Хобарт, где он продолжит отбывать срок своего наказания в другом имении.

– Неужели ты допустишь, чтобы повесили невиновного человека?

– Я не считаю его невиновным.

Они опять замолчали. Стоя в освещенной мерцающим пламенем свечей гостиной, мать и дочь буравили друг друга гневными взглядами. В комнате стояла напряженная тишина.

– Ты вынуждаешь меня сделать по-твоему, – холодно констатировала Джесси. – Хорошо, я выйду замуж за Харрисона. Но как только Лукас окажется в безопасности, я порву с тобой все отношения. Я не хочу больше тебя видеть!

– Что бы ты сейчас ни говорила, я уверена, пройдет время, и ты поймешь, что я права. – Беатрис горделиво расправила плечи, придав своему виду величественную осанку. – Я готова на все, чтобы спасти репутацию нашей семьи, Джесмонд.

Джесси проснулась рано утром и, ежась от холода, подошла к выходившей на террасу двери, чтобы раздвинуть занавески и выглянуть во двор. Ветер стих, но небо затянули дождевые облака.

Прислонившись горячим лбом к стеклу, Джесси вздохнула, и холодное стекло запотело от ее теплого дыхания. Она глубоко задумалась. Джесси еще не дала матери слова, что выйдет замуж за Харрисона. Но, по-видимому, ей придется. У Джесси просто не осталось другого выхода. Необходимо во что бы то ни стало спасти жизнь Лукасу Галлахеру, даже ценой счастья Харрисона и ее собственного благополучия. Она не сказала матери, что решила уйти от мужа сразу же, как только Лукас окажется в безопасности. Этот поступок, конечно, нанесет глубокую душевную травму Харрисону, который любил ее. Впрочем, можно сохранить все в тайне от него и всю жизнь притворяться верной любящей женой. Лгать Харрисону изо дня в день до конца жизни. Однако Джесси никогда не смогла бы дать мужу то, чего он хотел от нее, потому что ее сердце несвободно, оно принадлежало другому мужчине.

– Лукас… – прошептала Джесси и закрыла глаза, стараясь сдержать слезы. Ее сердце сжималось от страха за любимого.

Открыв снова глаза, она протерла запотевшее от ее дыхания стекло. Скоро Лукаса должны увести в Блэкхейвен-Бей и бросить в тюрьму. Ей хотелось повидаться с ним, но она знала, что Уоррик приказал сторожам никого не пускать к узнику. Легче подкупить констебля в городской тюрьме, чем заставить слугу нарушить приказ владельца усадьбы. Если Беатрис удалось найти продажных людей, способных оклеветать Галлахера, то и Джесси сможет найти способ увидеться с любимым в тюрьме. А быть может, и попытаться устроить ему побег.

Лукаса бросили в тесную одиночную камеру, похожую на гроб, без окон. В ней стоял жуткий холод. Хорошо, что с него не сняли одежду. Обычно узников здесь раздевали догола. В таких каменных мешках люди, сидевшие в мертвой тишине, на воде и хлебе, лишенные света и тепла, постепенно сходили с ума. Когда Лукас закрывал глаза, ему казалось, что он слышит крики и стоны сидевших здесь до него узников.

В одиночном заключении человеку в голову лезут самые невероятные мысли, ведь он предоставлен самому себе. Воспоминания причиняли Лукасу боль, вызывали у него поздние сожаления и бессильный гнев. Лукас пытался ни о чем не думать, но у него не получалось.

Через несколько дней его вывели на яркий свет и поместили в другую часть тюрьмы, в более просторную камеру, размерами десять на двенадцать футов. Высоко вверху, у самого потолка, здесь имелось зарешеченное окно. В камере сидели пять заключенных.

– С некоторыми людьми судьба постоянно сталкивает нас, приятель, – услышал Лукас знакомый голос, как только надзиратель закрыл за ним дверь камеры.

Повернувшись, он увидел своего товарища по несчастью Лиса и невольно улыбнулся.

– К сожалению, ты оказался прав, нам не следовало бежать, – проговорил Лис, когда их вывели на прогулку в тесный тюремный дворик.

Он держал Лукаса под руку, поскольку еще не оправился после ранения. Пуля попала ему в правый бок.

– Но ведь все могло и обойтись, – предположил Лукас, пожимая плечами. – Вам просто не повезло.

Комплекс тюремных зданий образовывал в плане квадрат. Три его стороны занимали камеры для заключенных и кухня, а четвертую – квартира начальника тюрьмы. Внутри располагался тюремный двор, а дворик для прогулок заключенных находился в юго-восточном углу квадрата и огораживался толстой, но невысокой каменной стеной. Лукас смерил ее внимательным взглядом.

– Почему Дэниел убил Пайка? – спросил Лукас, отводя глаза от покрытой побелкой стены.

Лис пожал плечами:

– Он мог донести на нас, поднять раньше времени тревогу. Дэниел решил, что не следует оставлять его в живых.

– А что случилось с самим Дэниелом?

– Пуля попала ему в челюсть, и он попросил меня пристрелить его. Я так и сделал. Он все равно не выжил бы, рана оказалась смертельной. Дэниел страшно мучился, и я помог ему избавиться от страданий. Мы не боялись смерти и готовились к ней.