Шепот небес

– Уоррик, подожди! – крикнула она. Джесси догнала брата у калитки сада.

– Я хотела спросить тебя, подал ли ты ходатайство губернатору о помиловании Галлахера?

Уоррик бросил на сестру удивленный взгляд.

– Разве я не говорил тебе, как обстоят дела с ходатайством?

Джесси покачала головой:

– Нет. А в чем дело?

– Я попросил Харрисона помочь мне в решении этого вопроса. Не знаю, что натворил ирландец, но Харрисон говорит, что его не помиловали бы даже в том случае, если бы он спас жизнь самой королевы Англии. Галлахер обречен закончить свои дни на каторге.

Джесси оцепенела, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги.

– Но… но откуда у Харрисона такая уверенность?

Уоррик пожал плечами.

– Он читал досье Галлахера.

Уоррик хотел двинуться дальше, но Джесси остановила его, схватив за рукав.

– Но зачем Харрисон знакомился с его документами? Джесси поймала на себе подозрительный взгляд брата, но уже не могла остановиться. Ей хотелось все знать.

– Ему, наверное, стало любопытно, и он решил узнать, что за тип Лукас Галлахер. Не забывай, что Харрисон – местный судья и отвечает за порядок в своем округе.

Джесси выпустила рукав брата, и Уоррик направился к дому.

Значит, Лукас Галлахер прав – губернатор ни за что на свете не дарует ему помилование. Джесси едва не обернулась, чтобы взглянуть на конюшню, у которой все еще стоял Лукас. Заходящее солнце окрасило на горизонте небо в розовые тона. Скоро должно стемнеть. Джесси вспомнила о двери в барак, которую запирали на железный засов. Лукас обречен ночевать там изо дня вдень, месяцы, годы, всю жизнь. Джесси представила, какое отчаяние испытывает человек, живя так, и у нее защемило сердце.

Она подумала о себе. Ей придется каждый день видеть его в конюшне, ездить с ним на прогулки и постоянно испытывать искушение, подвергая себя и его опасности. Джесси охватил страх. Ей стало трудно дышать. Она теперь боялась не только за него, но и за себя.

Лукас вонзил лопату в твердую почву и отбросил землю в сторону. Он сосредоточенно копал, делая размеренные движения. За три года каторги он вырыл множество ям, канав и могил.

Остановившись, чтобы отдохнуть, он взглянул на низкое пасмурное небо над головой и снова принялся за работу. Мышцы на его руках напрягались, когда он отбрасывал тяжелую землю. Он уже вырыл довольно глубокую яму. Собирался дождь, и это тревожило его. Поднявшийся ветер приятно холодил его разгоряченное потное тело.

Лукас снова вонзил лопату в землю и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Не поднимая глаз, он понял, что на него смотрит Джесси.

Лукас медленно выпрямился и увидел, что она стоит в четырех футах от края могилы. Джесси надела платье в яркую бордово-белую полоску с кружевным воротничком, который подчеркивал красоту ее упругой груди. Лукаса против его воли охватило жгучее желание заключить ее в объятия и осыпать поцелуями.

– Мне казалось, мы с вами договорились держаться на расстоянии друг от друга, – отозвался он.

– Вы оказались правы, когда говорили, что губернатор откажется помиловать вас.

У Лукаса упало сердце. Да, он, конечно, знал, что все хлопоты Уоррика Корбетта тщетны, но все же в глубине его души теплилась надежда на чудо, и теперь его охватило отчаяние.

– Вот видите, я конченый человек. Вам надо держаться подальше от меня, мисс Корбетт, – мрачно констатировал он.

– Мне необходимо съездить на мыс Последней Надежды, – сообщила Джесси.

Подойдя к большому старому кедру, росшему среди простых деревянных, грубо сбитых крестов, стоявших на могилах каторжников, она повернулась лицом к Лукасу и, сцепив пальцы рук, взглянула на него. На ее щеках играл яркий румянец.

– Вы хотите поехать на мыс? – Лукас оперся на рукоять лопаты и убрал упавшие на лицо длинные пряди черных волос. – Вы разве не видите, что собирается дождь?

Джесси ничего не замечала вокруг, она как завороженная смотрела на Лукаса.

– Поверьте, мне очень жаль вашего друга, – пробормотала она.

Лукас снова принялся рыть могилу.

– Паркер не был моим другом, – произнес он. – Но я знал и уважал его. – Лукас взглянул исподлобья на Джесси. – Вас, наверное, удивляет, что можно уважать бывшего раба, одетого в шкуры кенгуру?

– Нет, не удивляет. Я слышала, что вы говорили ему на поляне. Вы сказали, что ему необходимо бежать с острова, что только таким образом каторжник может спастись от сурового наказания и смерти. Наверное, вы много размышляли о побеге и спасении.

– Гм… Покажите мне каторжника, который ни разу не задумывался бы о спасении.

– Возможно, вы правы. Но с вами дело обстоит несколько иначе. Вы не просто задумывались о побеге, вы планируете его.

Лукас медленно выпрямился и, прищурившись, взглянул на Джесси.

– Сегодня ночью мне не спалось, – продолжала она. – И я долго думала о том, что значит оставаться каторжником, лишенным надежд на помилование и освобождение. – Джесси провела ладонью по поперечной перекладине деревянного креста, рядом с которым стояла. – Раньше я никак не могла понять, почему такие люди, как Паркер, совершают побеги, рискуя своей жизнью. Но теперь… – Джесси взглянула в глаза Лукасу. – Теперь я их понимаю.

– Зачем вы завели этот разговор, мисс Корбетт?

– Я просила вас не называть меня так, когда мы наедине. Лукас выбросил лопату из ямы, на дне которой стоял, а затем, опершись о край могилы руками и подтянувшись, вылез из нее и выпрямился во весь рост.

– Неужели вы думаете, что ваше разрешение называть вас по имени избавит меня от чувства унижения, которое я постоянно испытываю? Или вам так легче общаться со мной? Вам нравится делать вид, что нас не разделяет непреодолимая пропасть?

Кровь отхлынула от лица Джесси, и оно стало белым как мел.

– Я вовсе не хотела обидеть вас или нанести оскорбление.

Лукас недоверчиво усмехнулся.

– Неужели вы не понимаете, что я не вижу в вас каторжника? Я воспринимаю вас просто как человека.

Пот заливал лицо Лукаса, он тяжело дышал от волнения.

– Но я действительно каторжник, преступник, отбывающий здесь наказание. И ничто не может изменить моего положения. Даже смерть. – Лукас обвел рукой кладбище. – Оглянитесь вокруг, посмотрите на могилы!

Но Джесси не сводила с него потемневших глаз. Ветер раздувал ее юбки и прибивал к стройным длинным ногам, растрепал ее прическу, и золотистые локоны падали на бледное лицо девушки.

– А какой вы видите меня? – спросила она. – Ведь я англичанка, а вы ненавидите англичан.

Гнев Лукаса сразу же улегся. Протянув руку, он убрал прядь волос с ее лица.

– Когда я смотрю на вас, я вижу только вас, – мягко промолвил он.

Дотронувшись до ее шеи, он заметил, что по телу Джесси пробежала дрожь. Ее дыхание стало учащенным и неровным. Ему хотелось обнять ее, прижать к своей груди, зарыться лицом в ее волосы и вдыхать сладкий аромат. Ему хотелось вновь ощутить вкус ее поцелуя на своих губах и прильнуть к ее мягкой нежной коже. Ему хотелось овладеть ею, пережить упоительные минуты близости.

– Ради всего святого… – с трудом, сдавленным голосом прохрипел он, отступая от нее на безопасное расстояние, – попросите брата назначить вам другого грума.

Джесси покачала головой:

– Я не могу. И вы знаете почему.

Лукас невесело засмеялся.

– Боитесь, что ваша семья и знакомые не одобрят вашу дружбу с Женевьевой Стржецкой. Но как они посмотрят на то, что вы целуетесь с ирландским каторжником?

– Такого больше не повторится, – бледными дрожащими губами произнесла Джесси.

– А если повторится?

– Нет, никогда!

Но верила ли сама Джесси в то, что говорила сейчас?