Страница 26 из 61
— Листовка, — догадался Лешка.
— Листовка, — кивнул в ответ Женька. — И подпись есть: «Фабричный комитет».
Другой листок был отпечатан в типографии. Но между строчками там и тут все тем же твердым почерком были вставлены слова или исправлены буквы.
«У нас нет самых насущных (вставлено «политических») прав: ни свободы стачек, собраний (вычеркнута запятая, приписано «и»), союзов, ни свободы слова и печати. Нами правят не выбранные нами люди, а крепостники (прибавлено «и кровожадные деспоты»), назначенные царем. У нас вместо неприкосновенности личности (вписано «полный») полицейский произвол. Вот против этого-то произвола и протестуем мы, рабочие России! Долой самодержавие! Объединяйтесь под знаменем революционной социал-демократии!..»
Снизу под печатным текстом было приписано от руки: «Товарищ Варфоломеев, отнесите это в Конюшковский. Надо немедленно отпечатать к распространить среди работников Прохоровской мануфактуры, Даниловских сахарозаводчиков, красильщиков ф-ки Мамонтова. Людмила».
Мы переглянулись между собой.
— Не она, — с сожалением выдохнул Лешка.
Женька ни слова не сказал. Он стал перебирать в пальцах пачки писем. Одни конверты были аккуратно перевязаны бечевкой или выцветшей от времени шелковой ленточкой, другие лежали не связанные. Вострецов развязал одну из пачек и стал разглядывать исписанные все тем же почерком бумажки. На одном конверте мне бросился в глаза адрес: «Москва, Овражная ул., д. № 53. Русаковой Анастасии Дмитриевне».
— Прочти вот это, Жень, — попросил я.
И Вострецов начал читать.
«Милая мамочка! Уезжаем на фронт. За меня не волнуйтесь. Битва нам предстоит тяжелая, потому что врагов у революции еще много, и так просто они смириться со своим поражением не захотят. Но мы победим. Победим непременно. Так же, как победили в октябре прошлого года. Мы идем в бой за правое рабочее дело, а когда воюешь за правду, проиграть сражение нельзя. Нас ведет в бой большевистская партия, а у нее верная рука и зоркий глаз. Я не хочу скрывать от тебя — впереди у нас еще много трудностей. Ленин говорит, что мало взять власть в свои руки, надо суметь еще эту власть удержать. И мы удержим. На то мы и большевики. Кончится война, и начнем мы строить, создавать, восстанавливать то, что было разрушено врагами Советской власти. И взамен старого мира появится новый, невиданный мир, имя которому — социализм! А вы живите и ждите меня. Берегите Максимку. Пусть растет веселым и здоровым. Пусть вспоминает маму. Пусть будет настоящим человеком, большевиком, борцом за народное дело. Крепко вас обоих целую. Ваша дочь Оля. 14 августа 1918 года».
— Ну, Василий Максимович! — шутливо обратился к Русакову Лешка. — Поздравляю тебя с такой бабушкой!
— Почему Максимович? — удивился Васька. — Я Всеволодович… — Он немного помолчал, а потом добавил: — Это деда моего, кажется, Максимом звали.
Наследники
— Ну, тогда поздравляем тебя с такой героической прабабушкой! — воскликнул Женька, а потом, обернувшись, взглянул на драгоценный сундук. — Куда бы все это положить?
— А у меня рюкзак есть, — вспомнил Васька. — Я сейчас принесу. — И он бросился к выходу.
Мы остались одни; все молчали, потому что хотя мыслей было и много, но говорить ни Лешке, ни Женьке, ни тем более мне не хотелось. Сумерки в чердачном окошке еще больше сгустились. Свеча трещала и чадила. Наконец я с облегчением услышал на лестнице Васькины шаги. Только мне почудилось, будто в них что-то не так, как было до его ухода.
Он пролез в чердачную дверь с виноватым видом.
— Не дает тетка рюкзак.
— Что же делать? — запаниковал Лешка.
Женька обдумывал создавшуюся ситуацию всего лишь минуту.
— Можно и так все оставить как было. Лежали же эти бумаги в сундуке более шестидесяти лет. Ну и еще полежат. Васька, а замок у тебя хоть есть? Только не такой, чтобы его с одного рывка можно было отпереть, а настоящий.
— Да еще и с ключом! — подхватил Веревкин.
— Есть! Сейчас принесу…
Пока Васька ходил домой за замком, мы все привели в прежний надлежащий вид. Крышку сундука закрыли, я и Лешка притащили еще несколько рогож, чтобы можно было поплотнее запаковать драгоценный сундук.
— Ну вот, теперь хорошо, — с удовлетворением произнес Женька, оценивающе глядя на нашу работу.
Появился Русаков, неся в обеих руках огромный амбарный замок.
— Вот, можно запирать. И ключ есть!.. Уж такой никому на свете не открыть!
— И все-таки нужно сообщить о нашей находке Ивану Николаевичу, — произнес Вострецов, когда мы вновь спускались по лестнице. — А тебе, Василий, задание — пуще глаза беречь вход на чердак.
— Будьте покойны… Никто не войдет.
На следующий день, едва мы с Женькой явились в школу, ребята встретили нас восклицаниями.
— Вострецов! Кулагин! Расскажите, как вы Ольгу Русакову искали!.. Как сундук нашли!..
Женька сердито взглянул на Лешку Веревкина. Я тоже догадался, что это он успел растрезвонить по всему классу о нашей находке.
Сквозь толпу, обступившую нас, протиснулся Комиссар.
— Вострецов, — веско заявил он, — совет отряда постановил, чтобы вы обо всем рассказали на сборе. Мы специальный сбор устроим по этому поводу.
— Ладно, — кивнул Женька.
Направить делегата к Ивану Николаевичу мы с Женькой решили на одной из перемен. Конечно, я настоял на том, чтобы пошел сам Вострецов.
Дома, сидя над приготовлением домашних заданий, я прислушивался, не раздастся ли телефонный звонок. И вот телефон зазвонил. Я бросился к нему, опередив маму, и взял трубку. Но это был не Женька. Это звонил Лешка Веревкин.
А пока я беседовал с Лешкой, пронзительный звонок затрещал у входной двери. «Кого еще там несет?» — с неудовольствием подумал я, даже не предполагая, что это может оказаться Вострецов, и вдруг услышал из прихожей Женькин голос.
— Лешка! — заорал я в трубку. — Женька пришел!.. Сейчас он обо всем расскажет…
Лешка что-то еще говорил в трубку, но я его уже не слушал. Со звоном опустив трубку на рычаг, я вышел в коридор и увидел моего товарища, который снимал у вешалки свое пальтишко. Чувствовалось, что Вострецов порядком утомился. Я же в нетерпении подпрыгивал возле вешалки, дожидаясь, пока Женька окончательно разденется.
Пока Женька шел по коридору, я спросил:
— Ну что там?.. Как Иван Николаевич? Что он говорил насчет сундука?..
— Погоди, дай отдышаться… Все расскажу.
Наконец он плюхнулся на папин диван и, поскольку я его тормошил, принялся рассказывать. Иван Николаевич верил в то, что нас не может постичь неудача. Он внимательно выслушал всю историю наших поисков и то, как мы отыскали сундук в доме № 53 на улице Овражной, сказал торжественным голосом, что мы наследники тех великих и бурных событий и честь нам и хвала за нашу настойчивость…
— Я уже и у Васи был, — продолжал возбужденно рассказывать Вострецов. — Иван Николаевич при мне позвонил в музей «Красная Пресня»… Вот там удивились так удивились. Они, оказывается, ни капельки не верили, что мы хоть что-нибудь отыщем. А как узнали, то страшно обрадовались. Сказали, что нас ждет награда за все наши мытарства. И еще сказали, что пришлют машину в дом, где жила Ольга Русакова. Так я предупредил Васю, чтобы он не удивлялся, когда машина придет.
— Ну а тетку его ты видел?
Женька молча кивнул.
— Ну, и какая она из себя?
— Ты знаешь, Серега, — задумчиво произнес мой славный товарищ. — Я прежде никогда не видел таких равнодушных людей. Ничего-то ей не интересно, ничего-то ее не волнует… Сидит, как цыпленок в скорлупе. Из нее-то ему ничего не видать. И как можно таким людям жить на свете!..
В этот момент раздался звонок у двери. Это пришел Лешка Веревкин. Он принялся расспрашивать Вострецова, что там слышно о сундуке. И Женька повторил свой рассказ.
— Послушай, Жень, — произнес я, глядя в темное окно. — Поздно уже. Возьми у меня тетрадку по русскому. Перепишешь.