Страница 1 из 61
АЛЕКСАНДР СОКОЛОВСКИЙ
Неутомимые следопыты
повести
Дом на улице Овражной
Идущий вперед — достигнет цели
Ступени крыльца скрипели, и я старался ставить ногу осторожнее: с носка на пятку. Но доски скрипели и от Женькиных шагов, а он не обращал на это ровно никакого внимания.
— Стучи, — приказал Женька, оглядев дверь и не найдя кнопки звонка.
Нам долго не отпирали. А может быть, мне просто показалось, что долго. Где-то далеко-далеко слышался приглушенный гул московских улиц. А здесь было тихо, как в дремучем лесу. Даже не верилось, что мы находимся в самом центре оживленного Краснопресненского района, что рядом широкие шумные городские магистрали, по которым ходят трамваи, ездят троллейбусы, мчатся грузовики, проносятся, шурша шинами, легковые автомобили — «Волги», «Москвичи»…
Наконец за дверью послышалось торопливое шарканье домашних туфель, и сердитый женский голос спросил:
— Кто? Кто там?
— Откройте, мы по делу, — неуклюжим басом отозвался Женька.
Звякнула цепочка, стукнула щеколда. Нас оглядели сквозь щелку. Затем цепочка снова зазвенела, и дверь отворилась. На пороге, запахивая одной рукой полу цветастого халата, а другой придерживая у горла воротник, стояла пожилая женщина и ежилась от холода.
— Давайте живее! — потребовала она вдруг, а что «давайте» — непонятно. — Ну, скорее, скорее. Видите сами, не июнь месяц…
То, что на дворе не июнь, а январь мы с Женькой знали очень хорошо. Во-первых, у нас были зимние каникулы, а во-вторых, мне то и дело приходилось растирать варежкой почти обмороженные уши. Но за кого она нас приняла, ни я, ни Женька не могли взять в толк.
— Ну, что вы уставились? Хотите, чтобы я в сосульку превратилась? Долго мне еще дожидаться?
— Нам узнать надо… — первым спохватился я. — Мы хотели спросить…
Чуть отстранив меня, Женька выступил вперед и решительно спросил:
— Вы в этом доме давно живете?
— Давно, давно, — еще более нетерпеливо и пуще ежась, объявила незнакомка. — На агитпункте знают.
— А с какого года вы тут живете?
Женщина рассердилась.
— Что вы мне голову морочите? Говорите скорее, какое у вас дело? Вы из агитпункта?..
— Нет, мы из Дома пионеров, — растерянно пробормотал я, уже понимая, что нас принимают за кого-то совсем другого.
— Отку-у-уда?
Женька толкнул меня локтем. Мы еще раньше уговорились, если он толкнет, значит, я должен молчать и не вмешиваться.
— Понимаете, — принялся поспешно объяснять он, — мы из исторического кружка… Изучаем историю этой самой улицы… Овражной…
— Тут до восемнадцатого века овраги были… — совсем некстати вставил я.
— В восемнадцатом веке я здесь не жила, — резко ответила женщина и захлопнула перед нами дверь.
С минуту мы стояли молча и слушали, как стукается о дверную ручку запорная цепочка. Потом Женька набросился на меня:
— И во все-то ты лезешь не вовремя! Просили тебя? Высунулся со своими оврагами!..
Вострецов махнул рукой и сбежал с крыльца. Я молча поплелся за ним. Настроение у меня было совсем никудышное.
— Ничего, Серега, — сказал он, и я увидел закадычного моего друга, Женьку Вострецова, живого, восторженного, с жарко горящими глазами. — Ничего! Главное — помни, Серега, нашу поговорку: идущий вперед — достигнет цели…
Это была любимая Женькина поговорка. Он постоянно повторял ее, если у него что-нибудь не ладилось. И, удивительное дело, я и сам не раз замечал, что стоит произнести эти волшебные слова, как тотчас же прибавляется сил, появляется уверенность. Так и кажется, будто бы все получится как надо.
Внезапно Вострецов ухватил меня за руку и потащил за собой через мостовую.
— Здесь! — сказал мой товарищ. — Здесь будет наблюдательный пункт.
Он снова потянул меня за руку, и я уселся на запорошенную снегом скамеечку, дом, где мы только что были, отлично виднелся из тупичка.
Честно признаться, я уже жалел, что связался с Женькой. Третий день приходилось стучаться или звонить в незнакомые квартиры и нарываться на всякие неприятности. К тому же мне не верилось, что из нашей затеи выйдет какой-нибудь толк.
Перед самыми школьными каникулами Иван Николаевич, руководитель исторического кружка в Доме пионеров, на одном из занятий объявил, что отныне нам предстоит изучать историю нашего Краснопресненского района. Он разбил кружок на несколько групп. Одна должна заниматься древнейшим периодом района, другая — предреволюционным временем, а третья — сегодняшним днем.
Несколько членов нашего кружка — коротышка Валя Леонтьев, девочка с пышными косами Зина Грунько, сухопарый и долговязый, вечно брезгливо поджимающий губы, словно он чем-то постоянно недоволен, Лева Огурецкий и еще двое девочек записались в группу, изучающую наше, советское время. Мне же древняя история нравится больше современной… То есть, конечно, сейчас творятся грандиозные дела, однако ведь для того, чтобы разобраться в этом, недостаточно знать теперешнее время, нужно заглянуть и в доисторическую эпоху.
Кто из вас знает, например, как раньше называлась Краснопресненская улица? A-а, ну то-то же! Большая Пресня. И в XII–XV веках она была частью дороги, ведущей из Новгорода в Москву через городок Волоколамск. А почему город Волоколамск носит такое название? Да потому, что здесь была переправа через речку Ламу. За нею и начиналась дорога на Москву. Но пусть те, кто этого не знает, не подумает, будто я хвастаюсь. Просто мне приходилось читать очень много книжек по древней истории.
Я и в исторический кружок Дома пионеров пришел не просто так, а основательно подготовленным. Я, например, знал, что Шмитовский проезд когда-то, в старину, назывался Смитовским, потому что на этой улице стояла фабрика Смита, виднейшего в Москве заводчика. А о Николае Павловиче Шмите я тоже слышал давно от моего отца. Он помогал восставшим рабочим Пресни чем только мог — и деньгами, и оружием… Жандармы арестовали его и замучили в Бутырской тюрьме. Помню, мы с Женькой долго в суровом молчании стояли перед фотографией, на которой Николай Павлович был изображен рядом с двумя тюремщиками…
Мантулинская улица раньше называлась Студеницким переулком. Студень там готовили, что ли? А Большевистская, та, на которой высится здание музея «Красная Пресня», — Большим Предтеченским переулком. На ней до сих пор стоит церковь Иоанна Предтечи… Впрочем, я, вероятно, увлекся. Если перечислять название всех улиц в районе, а потом сопоставить их прежнее название с теперешним, не хватит и толстенной книжищи.
И надо же было вмешаться в дело Женьке Вострецову. Он объявил, что двадцатый век куда интереснее доисторической эпохи.
— Да я бы со скуки помер, если бы жил в то время! Ты представляешь, пригласили бы тебя на новогодний… папоротник, что ли… или хвощ!.. Вместо лампочек — головешки!.. Дед Мороз — в мамонтовой шкуре… И подарок — вместо мандаринов и конфет кусок жареного ихтиозавра!.. Или каменный топор!..
— Да кто тебе сказал, что я собираюсь заниматься изучением древнейших времен?
— А то каких же?
— Ну, конечно, не самых давних…
Примирил нас все тот же Иван Николаевич. Однажды он пришел к нам в кружок и торжественно положил перед нами какую-то загадочную бумагу.
— Это первый лист судебного дела, — сказал он.
Мне отчетливо было видно изображение двуглавого орла, символа царского самодержавия. Внизу под ним я увидел печатные буквы «Московская Судебная палата по уголовному департаменту».
— Давайте разбираться вместе, — произнес Иван Николаевич. — Видите цифру здесь наверху?