Страница 91 из 106
В ЧУЖОМ ГОРОДЕ
Это было несчастье — очутиться в совершенно чужом городе без денег. Мишаня-Мишуля-Мишуня все еще на что-то надеялся. Время от времени он судорожно хлопал себя по карманам, и его лицо становилось до смешного серьезным и сосредоточенным. Галя хохотала. До нее еще не доходил драматизм их положения. Пока что во всей этой истории она видела только комичное. Действительно, надо быть вот таким Мишунчиком, чтобы оба кошелька — ее и свой — сунуть в карман болоньи, а болонью, как будто их у него по меньшей мере десяток, небрежно, по-пижонски, швырнуть на стойку у входа в эту паршивую забегаловку, где, кроме теплого пива, конфет «Озеро Рица» и двух подозрительных типов, ничего не было. И вот болонья исчезла. Вместе с кошельками. А пока они гонялись за ворами, ушел и теплоход. Конечно, если бы у них были часы, они бы не опоздали. Но Мишаня-Мишуля-Мишуня свои отдал в ремонт, а у Гали их вообще не было. То есть были, но еще мамины, допотопные, которые она стыдилась носить. Модные же ей обещали купить, когда она поступит в университет. Но так как она приехала издалека, а зачислена была только на днях, то, естественно, пока обходилась без часов.
Миша (Мишаня-Мишуля-Мишуня) тоже приехал в университетский город издалека и тоже, как Галя, удачно сдал экзамены и был принят на первый курс истфака. А познакомились они только вчера на теплоходе. Оказалось, что оба, независимо друг от друга, на радостях, что их зачислили в университет, решили в оставшиеся до начала учебы дни прокатиться по Волге. Имя девушки он вспомнил сразу: на одном из экзаменов они сидели рядом. А она — откуда? — знала даже прозвище, которым его наградили в общежитии. Потом он ей рассказал, как это получилось. Оставил на тумбочке письмо от мамы, а кто-то из ребят случайно заглянул в него. Вслух она посочувствовала, а мысленно продолжала его называть так…
И вот они в чужом городе. Кругом незнакомые лица. Где-то на горе развалины старинного женского монастыря, которые они хотели осмотреть, и еще несколько достопримечательностей, о которых они уже сейчас не вспоминали. Больше всего девушку забавляло то, что они со вчерашнего вечера ничего не ели. Потащив ее за собой в ближайшую забегаловку, Мишаня-Мишуля-Мишуня заверил, что здесь им удастся наскоро перекусить и тогда они смогут до отплытия теплохода не спеша походить по знаменитым развалинам.
Было субботнее утро. Нежаркое, ленивое. Отчаявшись найти пропажу, они вышли на набережную и сели на скамейку.
— Что теперь будем делать? — растерянно спросил Миша.
— Грабить прохожих, — весело предложила Галя.
Миша быстро окинул взглядом редких прохожих и кивнул в сторону толстячка с портфелем, выскочившего из такси.
— Вот этого!
— Что там у него в портфеле? — поинтересовалась Галя. Миша заметил, что у нее даже заблестели глаза.
— Деньги. В пачках.
— Больше одной пачечки нам не надо, — твердо заявила девушка.
Но толстячок не стал ждать, когда его ограбят. Через секунду-другую он уже был далеко и скрылся за поворотом.
— Зря свернули в эту забегаловку! — в который раз пожалел Миша.
Галя хохотала. Как будто в том, что произошло с ними, виновата эта забегаловка! С таким же успехом можно было подарить жуликам кошельки в любом другом месте! Все дело в нем — в этом двухметровом Мишунчике!
Если бы не так хотелось есть, можно было бы примириться со случившимся!.. Галя вдруг почувствовала, что внутри у нее все провалилось и что в сущности их положение гораздо серьезнее, чем это казалось вначале. А тут еще стали одолевать запахи: свежего хлеба (справа, через два дома, находилась булочная)… домашнего борща (из открытого окна слева)… чего-то жареного с луком (это уже точно из того двора)…
— Мишу… Миша! — поправилась она. — Давай посмотрим по карманам. Может, где-нибудь что завалилось!
— Давай! — без большого энтузиазма согласился тот.
И они приступили к поискам. У Гали было четыре кармана — два в куртке и два в брюках. С первого же захода она нашла четыре копейки — четыре крохотные монетки… Она вытряхнула из карманов все содержимое, но больше ничего не обнаружила. Другое дело у Миши. У него было шесть или семь карманов, и искал он планомерно: вначале в передних карманах, потом в задних, вначале в наружных, потом во внутренних… Девушка даже забыла о голоде и с азартом следила за поисками. Советовала, подсказывала. Порой ей казалось, что он недостаточно тщательно ищет…
Наконец одна за другой были извлечены несколько монет… Сперва копейка, потом три копейки, затем снова три копейки… Одну копейку они обнаружили за подкладкой брюк, и им пришлось тут же ее подпороть…
Итак, весь их капитал состоял из двенадцати копеек.
Галя быстро прикрыла рукой медяки: ей показалось, что на них с Мишей смотрят прохожие.
Двенадцать копеек! Что на них можно купить?
Галя и Миша поднялись со скамейки и смущенно направились в булочную. Первой вошла девушка. Она бросила быстрый и короткий взгляд на хлебные полки, на усатую продавщицу и решительно подошла к прилавку.
— Пожалуйста, на двенадцать копеек черного хлеба! — В ее голосе не было и тени смущения.
Миша готов был провалиться сквозь землю. Он не знал, куда деть свои большие неловкие руки, и смотрел, ничего не видя, куда-то в сторону. Он не сомневался, что сейчас они с Галей представляют собой жалкое зрелище — наверное, все в булочной уже заметили голодный блеск в их глазах. Надо быть круглым идиотом, чтобы не понять, что, когда человек берет хлеба на двенадцать копеек, то они у него последние.
— На двенадцать?
Галя и усатая продавщица перекинулись взглядами, каждая принялась решать в уме одну и ту же задачу. Если четырнадцать копеек стоит килограмм, то сколько можно купить-отпустить на двенадцать копеек?
Галя не успела сообразить, как продавщица решительным жестом взяла с полки кирпич хлеба и швырнула его на прилавок.
— Спасибо, — удивленно произнесла Галя. Затем, схватив хлеб, не глядя ни на кого, стремительно пошла к выходу. Миша смущенно последовал за ней…
А она ждала тут же за дверью. Довольная, улыбающаяся, она протягивала хлеб. Но Миша уже не смотрел на него, хотя он был мягкий, с хрустящей коркой, пахнущий теплом и еще чем-то, чем пахнет хлеб только в деревнях и маленьких городах…
— Ладно, пойдем! — сказала Галя.
— Куда?
— Куда-нибудь! Только чтоб не на глазах у всех. Дай что-нибудь…
Миша достал из кармана мятую газету «Водный транспорт», и они быстро, заговорщически поглядывая по сторонам, завернули в нее хлеб. Теперь они могли спокойно, как ни в чем не бывало, на виду у всего города и в то же время не привлекая к себе внимания, искать укромное местечко, где бы можно было съесть буханку.
В парке им не повезло — было многолюдно. Они пытались спрятаться за деревянной эстрадой, но по соседству оказалась уборная, и они со смехом ретировались… Потом они снова спустились к реке и там, у самой воды, оберегаемые от любопытных взоров кустарником, набросились на буханку. Они ломали хлеб, и ели его с таким аппетитом, с такой жадностью, что через несколько минут от него ничего не осталось.
Когда с хлебом было покончено, они удивленно переглянулись, и им стало немного не по себе. Оба они почувствовали, что все-таки было бы лучше, если бы они не выказывали друг перед другом так свой голод. А был ли вообще голод? Ведь они не ели только со вчерашнего вечера… Это даже меньше суток… Случалось же и раньше, когда по тем или иным причинам им приходилось долго не есть — и ничего, на еду так не набрасывались. Что же произошло с ними сейчас?
Они думали об одном и том же, только Миша думал чуть дольше, чем Галя, которая тут же себе внушила, что они действительно были чертовски голодны и вели себя так, как должны вести нормальные голодные люди. Она неожиданно для Миши рассмеялась и, вскочив на ноги, тонкая и стройная, пошла по мокрым камням, уходящим далеко от берега в воду. Она шла легко, не ощущая, как казалось Мише, ни скользкой поверхности камней, ни расстояния между ними. И только там, уже далеко, она вдруг забалансировала руками. Миша вскочил, готовый броситься ей на помощь. Она на мгновенье обернулась, и он встретил ее взгляд — совершенно спокойный и внимательный. Она тотчас же неторопливым и уверенным движением рук вернула телу равновесие и, весело поглядывая на Мишу, пошла обратно…