Страница 32 из 124
«Я сейчас! Только взгляну!»
Ресторан встретил его тем же, еще не выветрившимся из головы: дробным гулом голосов, резкими запахами пищи и грохотом ресторанных музыкальных инструментов. Как будто он никуда и не уходил, только перешел из одного зала в другой. Ипатов пробежал взглядом по столикам: Булавина не было видно. На всякий случай он прошелся и вдоль рядов — всюду были незнакомые лица. У самого выхода за небольшим столиком тесно сидели со своими девушками три морских офицера. Ипатов обратил на них внимание, еще когда только вошел. Один из моряков был очень похож на Толю. Ипатов даже вздрогнул: не Толя ли? Но у Толи было белое, чистое лицо, с ярким непреходящим румянцем, а у этого через всю щеку тянулся шрам, слабый, но все-таки заметный. Потом Ипатов о них забыл. И вот сейчас, снова приближаясь к их столику, он вдруг увидел, что сидевший лицом к залу капитан-лейтенант, оказывается, тоже заприметил его. И даже, улыбнувшись, что-то сказал своему соседу. Тот обернулся и окинул Ипатова насмешливым взглядом. Одна из девушек легонько толкнула локтем лейтенанта со шрамом. В отличие от правой щеки левая у него была чистой и розовой, как у младенца, и он снова удивительно стал похож на Толю. Правда, ненадолго. Как только лейтенант улыбнулся, это сходство исчезло. Ипатов остановился: он им смешон? Что ж, если они того хотят, он не прочь их позабавить! Дальше все было как во сне. На него ошарашенно смотрели шесть пар глаз. А тем временем его руки — он больше всего запомнил свои руки — спокойно взяли с чужого столика бутылку армянского коньяка и бокал, налили его до краев и опрокинули в рот. Затем так же не спеша и аккуратно поставили бутылку и бокал на место. Никто из сидевших за столом не сказал ни слова, не выразил возмущения. Только вид у всех шестерых, надо прямо сказать, был ошарашенный. Впоследствии Ипатов много думал о том, что же их все-таки удержало? Необычность ситуации? Его сугубо интеллигентная, не ханыжная внешность? Облагораживающее присутствие дам? А может быть, все вместе? Кто знает…
Когда Ипатов выходил из вокзала, он увидел парня из «Кавказского», того самого, что угрожал ножом. Бандюга стоял у газетного киоска и меланхолически созерцал подъезжавшие и отъезжавшие такси. По-видимому, он отирался в местах наибольшего скопления людей, преследуя свои, несомненно недобрые, цели. Бояться его Ипатов не боялся (тем более сейчас, когда все и так пошло наперекосяк), но и снова встречаться с ним желания не было. Поэтому, проходя мимо, просто отвернулся, а потом ускорил шаг: на той стороне загорелся зеленый свет. И хотя Ипатов переходил улицу не один, а в толпе, им все больше овладевало беспокойство. Он не выдержал и оглянулся. Из-под низко нахлобученной меховой шапки на него с усмешкой поглядывали знакомые светлые глаза, опушенные большими ресницами.
«Привет, артиллерист!» — с многозначительной угрозой произнес парень.
Ипатов прибавил шагу.
Светлоглазый не отставал, норовил задеть плечом.
На ходу перебрасывались репликами:
«Ну куда спешишь? К своей?»
«А тебе не все равно?»
«Все равно потом будет!»
«Что так?»
«Слышишь, артиллерист? У нас принято должки отдавать».
«Вижу, честные ребята…»
«Какие есть… Ты лучше скажи: сколько в пистолете патронов осталось?»
«Сколько ни осталось — все твои!»
«Ой ли?»
«Ты думаешь, так я им и отдал… стукач дерьмовый!»
«Проглотил, что ли?»
«Не отвяжешься — узнаешь!»
«Давай своей шмаре вкручивай! Нашли бы, хрен отпустили!»
«Отстань — поздно будет!»
Так, переругиваясь и угрожая друг другу, они перешли на противоположную сторону Невского.
В это время неподалеку, к остановке, на которой сгрудилась толпа ожидающих, подошел автобус.
Ипатов рванулся к нему.
«Ах ты, паскуда! Удираешь?» — заорал парень.
Он догнал Ипатова и схватил за лацкан пальто. Ипатов с силой отшвырнул цепкую костлявую руку, последним вскочил на подножку переполненного и уже тронувшегося автобуса. Парень повис на нем, пытаясь опрокинуть на землю. Кто-то закричал:
«Остановите автобус!»
Другой голос спокойно заметил:
«Перепьются, а потом на стенку лезут!»
Ипатов, изловчившись, с трудом повернулся и сильным ударом ноги выбил парня из автобуса. Он увидел лишь, как тот взмахнул руками и исчез в темноте. Упал он или устоял на ногах, разглядеть не удалось…
Автобус набирал скорость. Ипатов уперся разгоряченным лбом в чье-то ледяное кожаное пальто. Сердце, которое только что гремело, как африканский тамтам, стучало все глуше и размереннее. Когда автобус подъезжал к Литейному, оно уже совсем успокоилось. В конечном счете, этот тип получил по заслугам. Человечество ничего не потеряет, даже если его башка расколется, как арбуз. Нет ни малейшего сомнения: окажись они оба где-нибудь в темном переулке, тот, не задумываясь, пырнул бы ножом. Словом, бой шел кто — кого.
Автобус проскочил Садовую, и тут только Ипатов спохватился: собственно, почему он едет в эту сторону, когда ему надо совершенно в противоположную? Вскочил в первую попавшуюся машину, чтобы отвязаться от опасного спутника? Отчасти это так и было. Но как объяснить то, что остановка на Невском, где он обычно садился на свой автобус, осталась позади, а его незаметно вынесло к маршрутам, нацеленным на Казанский собор? Выходит, ноги сами доставили его сюда.
Решение пришло неожиданно: только в з г л я н у т ь н а н е е. Расталкивая пассажиров, вошедших у Литейного и Садовой, Ипатов с трудом пробрался к выходу. И едва впереди показалась зеркально-гранитная громада Дома книги, как он еще до остановки в нетерпении оттолкнулся от подножки и заскользил по накатанному снегу тротуара. Затем по той же стороне дошел до дома напротив памятника Барклаю, трусовато двинулся на тусклые, почти вровень с тротуаром огни «Кавказского».
Знакомо и привычно запрыгало в груди сердце. Сейчас он больше всего опасался, как бы его ненароком не увидела Светлана, не подумала, что он все время караулит ее у ресторана. Он быстро осмотрелся: вроде бы поблизости нет. Значит, или уже ушла, или еще сидит там. Теперь Ипатов осторожно и украдкой, словно его могли заметить изнутри, ходил от одного окна к другому, выискивая в плотных шторах хотя бы малейшую щель. Все было задрапировано так аккуратно, так старательно, что никакие нескромные взгляды с улицы не могли проникнуть внутрь. И все-таки его усилия не пропали даром. В последнем окне штора немного провисла, и он с трудом зацепил взглядом край их столика и обоих толстяков — старшего и младшего. Похоже, что вся компания уже покончила с ужином и сейчас сидела и травила баланду. Когда младший не то турок, не то грек зачем-то наклонился, Ипатов сразу увидел знакомую сумочку, лежавшую на столике. Убедившись, что Светлана еще здесь, он решил дождаться ее появления. Он не собирался возникать перед ней тенью отца Гамлета, но и бросать человека на произвол судьбы он тоже не мог.
Трудно сказать, сколько продолжалось ожидание: может быть, полчаса, а может быть, больше. Ипатов то и дело бегал погреться в соседний подъезд, откуда каждые полминуты выглядывал, чтобы не прозевать. И едва не прозевал. Просто чуть больше увлекся, отплясывая чечетку в промерзлой, продуваемой всеми ветрами парадной. Все четверо уже вышли из ресторана и подошли к подъехавшей минут десять назад большой черной машине, неизвестной Ипатову иностранной марки. Хлестанула мысль: «Неужели она поедет с ними?» Но нет, Светлана не торопилась садиться. Они ее уговаривали, она довольно долго отказывалась, отговаривалась чем-то. Наконец уступила: пожала плечами и села сзади между обоими толстяками. Дверцы тут же захлопнулись, и машина плавно тронулась. Через несколько десятков метров она развернулась и понеслась по направлению к Дворцовой площади.
Ипатов бросился к стоявшему поблизости такси:
«Давай за той машиной! — взволнованно сказал он водителю. — Вот!»
И показал свой новенький студенческий билет.
«Понятно!» — ответил тот, включая зажигание.