Страница 25 из 124
Так что у тяжелой отцовской оплеухи была вполне солидная предыстория.
Еще сегодня человек был на работе: составлял и подписывал какие-то бумаги, разговаривал с коллегами, вместе со всеми в обеденный перерыв стоял в очереди за бананами, украдкой поглядывал на ножки молоденьких сотрудниц, умолял подписать его на «Литературку» и «Программу телевидения», прикидывал, сколько он получит премиальных в будущем месяце, а уже вечером отдаст концы! Хотя как будто ничего такого и не делал, день был рядовой, обычный, никаких нервотрепок, все равно скажут: сердце не выдержало перегрузок. И пойдут философствовать, что, может быть, в те самые минуты, когда он делал свое обычное, даже не очень приметное со стороны дело, стачивались последние микроны отпущенной ему жизни. Хорошо скажут, дьяволы! И только будут недоумевать, какая нелегкая занесла его на шестой этаж дома, в котором никто, ни одна душа, как потом установит милиция, не имела о нем ни малейшего представления. Фантастика, товарищи, фантастика!..
Мысль о том, чтобы сходить со Светланой в «Кавказский» ресторан, пришла Ипатову под утро. Ночью он спал плохо, без конца прокручивал перед мысленным взором вчерашнее незадачливое прощание. И с досады на себя тяжело вздыхал и поскрипывал зубами. Уснул, когда забрезжил рассвет, и проснулся уже с готовой мыслью. В том, что он выбрал «Кавказский», а не другой ресторан (после демобилизации он успел побывать с приятелями — школьными и фронтовыми — в «Астории», «Метрополе», «Северном» и даже на крыше «Европейской»: отмечали встречи, отъезды, поступления в военные академии и на офицерские курсы, — да всего и не упомнишь! Перед ними, бывшими фронтовиками, народом не только заслуженным, но и денежным, широко распахивались двери лучших ресторанов. «А ведь живы, хлопцы! Выпьем за то, чтобы дома не журились!»), были свои причины. Во-первых, он там еще не был, а слышал об этом ресторане восторженные отзывы. Вот и отцовская комиссия поперла туда обедать, хотя от издательства до Невского топать и топать, можно было зайти куда и поближе. Во-вторых, кавказская экзотика. Западом Светлану не удивишь, а вот Востоком… От одних музыкантов, говорят, обалдеть можно. Не говоря уже о национальной кухне и винах! И наконец, в-третьих, наученный горьким опытом, он учел очень важное для себя обстоятельство. Как-то, проходя мимо, он обратил внимание, что в подвале, в котором размещался ресторан, стоял полумрак, почти совсем не были видны лица сидящих внизу людей. О лучшем и мечтать нельзя. Значит, не будут бросаться в глаза его обтерханная одежда, его много раз чиненные сапоги. Да скроется солнце, да здравствует тьма! Правда, он еще не уверен, пойдет ли Светлана, — кто знает, как она отнесется к его приглашению. Но на всякий случай он предупредил маму (с отцом после вчерашнего он не разговаривал), что, возможно, придет поздно, пусть не волнуется, спокойно ложится спать. В конце концов, он имеет право прийти и утром, он ведь не мальчик, должны понять. Сказал и смутился. Можно подумать, что у него со Светланой…
День начинался счастливо. Едва только он влетел в вестибюль, как увидел Светлану. Она стояла у зеркала, что-то на себе поправляла. Он сразу понял, что она ждет его: руки у нее на мгновение замерли, — если бы был фотоаппарат, можно было бы щелкнуть. Ипатов ринулся в раздевалку. Прежде чем сойти в подвал, быстро оглянулся. Движения ее рук стали еще более неторопливыми, какими-то нарочито замедленными. Он уже не сомневался, что она дожидается его.
В очереди к нему незаметно для соседей пристроился Валька, меховой генеральский реглан благоухал дорогими нестуденческими запахами.
«Куда исчез?» — тихо спросил Дутов. (Ах, да, Валька вчера вообще не был в Университете: дрых, наверно, без задних ног весь день!)
«Пошел на лекции», — ответил Ипатов.
«А нянька думала: спрятался где, по всем комнатам искала», — глаза у Вальки смеялись. (Знает или не знает о ведре? Знает, конечно. Но не похоже, чтобы это его настроило против друга.)
«Видел?» — шепнул Дутов.
«Няньку, что ли?» — усмехнулся Ипатов.
«Сдавай, сдавай пальто быстрей: а то уйдет!» — с добродушной подначкой заметил Валька.
«Не уйдет!» — ответил Ипатов и перекинул пальто через барьер.
«Это что-то новое», — не скрывая любопытства, отметил Валька.
Ипатов заторопился к выходу из гардероба. Уже с лестницы крикнул застрявшему в толпе Вальке:
«Тебе больше не нужны мои конспекты?!»
«Как тебе сказать…» — почесал тот затылок.
«Тогда принеси их завтра? Ладно?»
«Слушай, я их дня за три перепишу!» — пообещал Валька.
«Потом перепишешь!» — отрезал Ипатов.
Светлана стояла у зеркала и разговаривала со своей шкафоподобной подругой. И хотя она по-прежнему не торопилась встретиться с Ипатовым взглядом, он почувствовал, что она боковым зрением уже отметила его возвращение из гардероба. Просто в ее жестах, в ее улыбке появилось едва заметное нетерпение. И явно поубавился интерес к тому, что говорила приятельница. Те десять-пятнадцать метров, которые разделяли их, он прошел под нарастающий барабанный бой сердца. Как будто подходил к ней впервые, как будто не было ни «Вольного ветра», ни первого и второго провожаний домой, ни почти ежедневных встреч на факультете, как будто будущее их зависело именно от этого случайного свидания в вестибюле. Он даже не запомнил, как поздоровался с нею: не то «Доброе утро!», не то «Привет!». Она тоже ответила что-то в этом духе.
Приятельница, которой он помешал спокойно досказать волнующую историю о какой-то девице, отбившей у своей подруги мужа, пыталась продолжить, но ни Светлана, ни тем более Ипатов не собирались слушать. Хорошо, что до той быстро дошло, что она третий лишний.
«Ну, я пошла!» — проговорила она и горделиво проплыла мимо Ипатова.
«Что это за шкаф?» — наклонившись к точеному ушку Светланы, спросил он.
«Нельзя быть таким злым», — мягко упрекнула она и взяла его под руку.
«Нет, правда, я где-то его видел, — уже не мог остановиться Ипатов. — Только не помню, в какой аудитории?»
Он осторожно нес ее руку, лежавшую у него на сгибе локтя, и не чувствовал под собой ног от переполнявшей его радости. «Вот так-то, — пела в нем каждая клеточка. — Сколько ребят вокруг, но она из всех выбрала меня!» И впрямь, не было ни одного человека, который, обгоняя их на лестнице, не обернулся бы.
«Она переписывается с самим Бидструпом», — сказала Светлана.
Ипатов удивленно посмотрел на нее: о чем она? Ах, об этом шкафе.
«Ее отец какая-то большая шишка».
«Наверно, тоже шкаф каких мало! — ехидно проронил Ипатов. — Во всю стену!»
Светлана хмыкнула. Потом заметила:
«Я его видела: славный дядечка».
«Славный?»
«Ну да! Он целый день катал нас на своей машине».
«На своей или служебной?» — поинтересовался Ипатов, не терпевший никаких неясностей.
«Конечно, на служебной!»
«Бедный шофер!»
«Почему бедный? — удивилась Светлана. — Не все ли равно ему, кого и куда возить?»
«Может быть, и все равно», — иронически согласился Ипатов.
«Ну то-то же!» — удовлетворенно произнесла она — очевидно, интонация сказанного, подозрительная раздумчивость ипатовских слов ускользнули от ее внимания.
«Слушай, а не рвануть ли нам куда-нибудь сегодня вечером?» — как можно непринужденнее спросил Ипатов.
Ее серые глаза смотрели на него по-доброму, но насмешливо:
«Опять на оперетту?»
«Да ну ее к черту! — засмеялся Ипатов. — Давай лучше закатимся в какой-нибудь трактир?»
«В ресторан?» — уточнила она.
«Ну да! Если заменять иностранные слова, то до конца!»
«Я не вижу в этом ничего смешного», — вдруг сказала она.
«В чем?» — как-то растерянно спросил он.
«В том, что иностранные слова заменяются нашими — русскими».
«Я тоже не вижу в этом смешного, даже наоборот», — заметил Ипатов.
«Так надо!» — четко произнесла она.
«Возможно», — пожал он плечами.