Поход

– Достал ты меня, Сашка. – заявил он, но снова удалился в управу.

Еще через три минуты он снова появился, неся в руках голубенький бланк распоряжения.

– Вот, теперь все чин чином. – кивнул я, прочитав текст и удовлетворенно кивнул. – Умеешь ведь, когда хочешь!

С этими словами я хлопнул Ваньку по плечу так, что из чесучового пиджака вылетел целый клуб пыли.

– Язва ты. – потер плечо Ванька.

– Да ладно… делов то… А то бы сам эту вонючку здесь по земле ворочал. Оно тебе надо?

Оставив тружеников управы, я снова завел машину и поехал дальше, вдоль ограды Холма, в дальний конец города, к самым пристаням. Там, среди деревянных одно и двухэтажных домов, составлявших сто процентов городской застройки, высилось единственное здание, выстроенное из желтого кирпича – городской крематорий. Без крематориев в этих краях никак. Даже из освященной земли подчас мертвяки вставали и безобразничали, причем формы неупокоенности были самые разные. Проще оказалось чтить граждан огненным погребением, а заодно, но уже в отдельной печи и в отдельном корпусе, поплоше, сжигали все что можно. Ведь и про неупокоенность у свиней тут тоже не раз слышали, лучше перестраховаться.

Без страховки случалось такое, что и в дурном сне не предвидится. Режут, скажем, свинью на мясо, и режут без ума, не специальным ножом. Сэкономили на убойщике, вроде как. И получилось жестокое и беспричинное убийство невинной твари, да еще и без достойного захоронения. Не считать же таковым опаливание щетины? А раз случилось такое, то свинья возьми, да и восстань, в целях осуществления личной мести, и вполне обоснованной при том, отрасти клыки как у тигра, да давай резчиков жрать. Каково, а?

Едва я подъехал к воротам частокола, огораживающего крематорий, калитка в них распахнулась, и передо мной появился мрачный усатый мужичок лет сорока.

– Чего привез? – поинтересовался он.

Я показал пальцем себе за спину и сунул ему голубую бумажку с распоряжением. Тот прочитал ее, поморщился как от зубной боли.

– И что? Нам потом за работу кто-нибудь заплатит?

– А я знаю? – резонно возразил я. – Подпись видишь? Помощник городского головы Беляков. С него и спрашивай. У него на любой вопрос завсегда ответ есть.

– С него спросишь! У него ответ есть, верно – «пошел в жопу» у него ответ. А нам опять за бесплатно работать.

Уровень эмоций у работника крематория начал повышаться. Есть такой тип людей – дурак-самовзвод, с уклоном в вечный пессимизм.

– Но все же ответ, верно? Ладно, велик труд, тележку с тушей до печки дотащить. – урезонил я усача.

– Да много ты понимаешь! – аж взвился мужик. – Нам сюда какую только дрянь не привозят, и все, что по команде из управы – на халяву.

– Ты кому подчиняешься? – спросил я мужичка.

– В смысле?

Я явно сбил его с волны, на гребне которой он собирался произнести целую обличительную речь. А мне надо ее слушать, когда этот бабуин зубастый у меня за спиной воняет?

– В смысле твоей лавочкой город командует или частный владелец? – расшифровал я ему свой вопрос.

– Город.

– Тогда выгружай тушу и не гунди. Тоже мне, сирота нашелся. Начальство приказало и изволь выполнять.

Мужик разозлился окончательно, но перечить не стал. Разве что ворота перед моей машиной ему пришлось открывать трижды – со злости он так толкал створки, что они возвращались обратно. В конце концов, он с воротами справился, и я задним ходом заехал в тесный двор. Мужик постучал ладонью в окошко маленькой бытовки, откуда высунулся заспанный парняга-абориген изрядных габаритов.

– Просыпайся, работа есть. – чуть не прошипел ему мужик.

Я сделал вид, что мне его настроения безразличны. Впрочем, мне даже такой вид делать было не надо, его эмоции меня и вправду мало волновали. Мужики, сердито сопя, выволокли тушу из кузова, и я крикнул им: «Брезент тоже сожгите!». После чего с досадой вспомнил, что забыл истребовать с управы его стоимость. А такой брезент рублей пять золотом стоит, а они на дороге не валяются. А теперь поздно, придется из премии вычитать. Теперь уже с Васьки гроша ломанного не допросишься.

Мужики ничего мне не ответили, но загаженный брезент сгребли и бросили в тележку поверх лежащей в ней туши монстра. Впряглись в нее и покатили ее в ворота. Я не стал дожидаться, когда они выйдут обратно, а выехал со двора на улицу. Свернул направо и снова поехал в сторону Центральной площади. Через те ворота мне было проще всего заехать на Холм.

В воротах стоял знакомый урядник, который махнул мне рукой, я ему ответил тем же. Холм не зря так назывался, и дорога понемногу пошла вверх. С обеих сторон потянулись высокие крепкие заборы, за многими лаяли собаки. На заборах дремали важные коты, во дворах и на улице играли дети.

Сначала с обеих сторон шли дома двухэтажные, городского купечества, затем потянулись одноэтажные, людей попроще. Все они были сложены из мощных сосновых бревен, крыты металлическим профнастилом или жестью, окружены добротными заборами. Городок Великореченск не бедствовал. Расположенный на перекрестке караванных и речных путей, торговал он со всем течением Великой.

Пару раз свернув налево и направо, я подъехал к воротам, выкрашенным в зеленый цвет совсем недавно. Сам красил. Остановил машину прошел через калитку во двор, выдернул крепкие шкворни из петель и распахнул ворота. Вернулся к машине, загнал ее во двор, поставив под крепкий навес. Сейчас лето, сухо относительно, можно и так. А зимой я ее всегда в сарай ставлю, берегу. Затем запер ворота, вытащил из кабины оружие и свой рюкзак, взвалил все на плечо и пошел в дом. Протопал ботинками по дощатому крыльцу, вошел в сени. Рюкзак сбросил на пол, а оружие пронес в горницу, и установил в пирамиду. От оружия очень часто моя жизнь зависит, так что забочусь о нем я первее, чем о самом себе.

Затем вывалил вещи из рюкзака, разложив их на лавке, залез в шкаф, где стоял маленький бочонок с краном, в котором ничего не грелось и не выдыхалось, нацедил из него пива в глиняную кружку с рунами здоровья и отдыха после пути. Отпил, аж сощурился от удовольствия. Хорошо!

Вышел на крыльцо, сел на скамеечку, вытянул гудящие ноги, снова отхлебнул из бутылки. Пожалуй, свою работу я больше всего ценю за вот такие возвращения домой. Пусть я и холостяк, и не ждет меня здесь никто, но дом у меня хороший и я его люблю.