Творец слез

Я вернулась в Склеп и попросила помощи у Аделины, девочки постарше меня. Мы решили, что воспитательница ни в коем случае не должна узнать про птичку. Эта тетенька была очень злой, я боялась ее больше всего на свете, поэтому спрятала воробушка в укромном месте.

Аделина помогла наложить ему на крылышко шину из палочки от мороженого, которую мы отыскали в мусорной корзине. И потом все дни я кормила его крошками от обедов.

Он больно клевал меня в пальцы, но я не сдавалась.

– Я вылечу тебя, вот увидишь, – обещала я ему, пока он топорщил перья на грудке. – Не волнуйся.

Я наблюдала за ним часами, сидя в сторонке, чтобы не напугать.

– Ты полетишь, – шептала я тихо. – Однажды ты полетишь и станешь свободным. Еще немножко, подожди еще немножко.

Когда я пыталась проверить, как заживает его крылышко, он снова меня клевал. Пальцы были постоянно красные и болели. Я старалась сидеть от него подальше и обращалась с ним очень бережно и нежно. Стелила ему подстилку из травы и листьев и шептала, чтобы он ни о чем не беспокоился.

И воробей выздоровел. В день, когда он вылетел из моих рук, я, грустная замарашка, впервые в жизни почувствовала себя чуточку более живой. Чуточку более свободной, как будто бы ко мне вернулась способность дышать. Я нашла внутри себя краски, которых, думала, во мне нет, – краски надежды.

С разноцветными пластырями на пальцах моя жизнь не казалась больше такой серой.

Подцепив липкий кончик, я аккуратно сняла синий пластырь с указательного пальца, который был все еще немножко припухший и покрасневший. Днем раньше я высвободила осу из паутины. Я делала это очень аккуратно, чтобы не повредить ее хрупкое тельце, но не успела вовремя убрать руку – и она меня ужалила.

«Ника все время возится со своими букашками, – говорили обо мне дети, когда мы были поменьше. – Сидит с ними почти весь день среди цветов». Они привыкли к моим странностям. Может, потому, что в нашем заведении отклонение от нормы было почти нормой.

Я испытывала симпатию ко всему, что было маленьким и непонятным. Стремление защищать всякое живое существо родилось во мне, когда я была еще ребенком, и с тех пор меня не покидало. Я расцвечивала свой маленький странный мир любимыми цветами и благодаря этому чувствовала себя свободной, живой и легкой.

Мне вспомнилось, как Анна спросила, что я делала в саду. Если бы она услышала точный ответ, интересно, что бы подумала. Посчитала бы меня странной?

Почувствовав, что кто-то стоит у меня за спиной, я обернулась – и отскочила в сторону.

На меня смотрел Ригель. Черная прядь падала ему на лоб. Я испуганно вытаращила на него глаза, вспомнив вчерашнее столкновение.

Моя реакция его не смутила, наоборот, – он криво улыбнулся. Он обошел меня и направился на кухню. Я услышала, как с ним поздоровалась Анна, и поежилась. Всякий раз, когда Ригель оказывался поблизости, меня бросало в дрожь, но на этот раз понятно, откуда она взялась. Я весь день снова и снова прокручивала в голове то, что случилось вчера. Но чем больше я об этом думала, тем сильнее меня мучили те загадочные слова.

Что значит «Я не удержусь»? От чего он не удержится?

– А, вот и ты, Ника! – приветствовала меня Анна, когда я робко вошла в кухню. Я все еще находилась в тревожных мыслях, и вдруг произошел яркий, пунцово-фиалковый взрыв: в центре стола в хрустальной вазе стоял огромный букет цветов. Я смотрела на россыпь нежных бутонов, ошеломленная этим великолепием.

– Какие красивые!

– Тебе нравятся?

Я кивнула в ответ и улыбнулась Анне.

– Их доставляют нам каждый день из магазина.

– Из магазина?

– Ага, из моего магазина.

На лице Анны сияла искренняя улыбка, к которой я не могла привыкнуть.

– Ты продаешь цветы? Ты цветочница?

Ну что за глупый вопрос! От смущения я сразу залилась краской, а Анна кивнула просто и доверчиво.

Я любила цветы так же сильно, как и существ, которые в них живут. Припухшим пальцем я погладила нежный, как бархат, лепесток.

– Магазин довольно далеко отсюда. Он старый и расположен неудобно, но клиентов хватает. Приятно видеть, что людям нравится покупать цветы.

Я спрашивала себя, а не была ли Анна специально создана для меня? Вдруг в тот день, когда она заметила меня в саду, еще до того как мы посмотрели друг другу в глаза, нас связало что-то невидимое? Хотелось в это верить… Да, сейчас, когда она смотрела на меня сквозь цветочное сияние, мне очень хотелось в это верить.

– Всем привет!

В кухню вошел Норман в потертой синей униформе, из кармана торчали рабочие перчатки, на поясе висели разные инструменты.

– Ты как раз к ужину! – сказала Анна. – Как прошел день?

Судя по экипировке и секатору, который тоже висел на поясе, Норман, похоже, работал садовником. Как здорово! «Самая великолепная пара на свете!» – вот о чем я думала, когда Анна положила руки Норману на плечи и произнесла:

– Норман работает в дезинсекции.

Я чуть не вскрикнула.

Мистер Миллиган поправил кепку, и тут я разглядела эмблему над козырьком – перечеркнутого полосой большого дохлого таракана с согнутыми лапками. Я так и застыла, вытаращив на него глаза и раздув ноздри.

– В дезинсекции? – с ужасом переспросила я.

– Да! – Анна погладила Нормана по плечу. – Вы не представляете, сколько паразитов водится в местных садах. На прошлой неделе наша соседка обнаружила пару мышей у себя в подвале. Норман остановил вторжение грызунов.

Теперь секатор перестал мне нравиться. Я смотрела на таракана так, будто съела что-то тошнотворное. Только заметив на себе вопросительные взгляды обоих, я не без труда расслабила сжатые губы. Вновь захотелось спрятать руки.

Из-за вазы с цветами на меня внимательно смотрел Ригель.

Через несколько минут мы уже сидели за столом. Мне было неприятно слушать рассказы Нормана о работе, я пыталась скрыть напряжение, но рядом сидел Ригель, что совсем не помогало расслабиться. Даже сидя на стуле, он умудрялся возвышаться надо мной, к тому же я не привыкла находиться к нему так близко.

– Раз уж мы знакомимся поближе, почему бы вам не рассказать нам что-нибудь о себе? – улыбнулась Анна. – Вы давно друг друга знаете? Воспитательница ничего об этом нам не сказала. Вы дружили в приюте?

Сухарик упал с моей ложки в суп. Даже Ригель рядом застыл. Это самый ужасный вопрос на свете!

Анна посмотрела мне в глаза, и при мысли о том, что она могла в них прочитать, у меня свело живот. Как бы она отреагировала, если б узнала, каких усилий мне стоит сидеть рядом с ним? Что бы она подумала, если б поняла, что у нас с Ригелем натянутые отношения, далеко не родственные, а, попросту говоря, враждебные? Кто знает, может, Анна решит, что семья в такой атмосфере жить не может, и передумает.

Я запаниковала и, прежде чем Ригель успел что-то сказать, ляпнула страшную глупость:

– Конечно! – От лжи язык стал липким и непослушным. – Мы с Ригелем всегда ладили. На самом деле мы с ним как брат и сестра.

– Серьезно? – удивленно спросила Анна.

Я нервно сглотнула, чувствуя, что стала жертвой собственного вранья. Оставалось подождать пару секунд, когда Ригель наконец громко обзовет меня подлой врушкой.

Только повернувшись к нему и увидев его напряженные губы, я окончательно поняла свою ошибку.

Я опять назвала его братом. Но если бы существовал способ изменить ситуацию, обернуть ее против него, тогда я, конечно, произнесла бы совсем другие слова.

Ригель спокойно посмотрел на Миллиганов и со своей привычной улыбочкой выдал:

– О, еще бы! Мы с Никой крепко связаны. Я бы даже сказал, мы очень близки.

– Но это же замечательно! – воскликнула Анна. – Прекрасная новость! Значит, вы рады, что вместе оказались у нас. Норман, ну разве не здорово, что дети дружат?

Миллиганы обменялись довольными комментариями.