Ищите ворона…

Старуха, вся в каких-то лентах и кружевах, шуршала и дрожала, как засушенная стрекоза из детской коллекции насекомых, которую вдруг подхватил сквозняк. Она была почти бестелесна, вся воздушная и прозрачная, но глаза у нее время от времени сверкали какой-то детской хитростью. Она защищалась от любопытства незнакомца, но в то же время не могла сопротивляться желанию поделиться с кем-нибудь своими одинокими воспоминаниями.

Пока старушка рассказывала об этом Бояну, двое других — Робер и индус — молчали и внимательно слушали. У Бояна создалось впечатление, что их присутствие делает старуху более разговорчивой, словно придавая ей смелости открыть себя незнакомцу.

— Я не понимаю, — сказал Боян, — этот капитан…

— Капитан Деклозо, плохой человек.

— Этот капитан Деклозо вернулся на Балканы — вы имеете в виду в Македонию — во время последней войны? С немцами?

— Да, именно. Потом я слышала, что он вроде как исчез. Но я не уверена… Это было либо перед смертью моего отца, либо сразу после нее. Но, возможно, все-таки…

Солнце, скрытое за парчовыми шторами, уже снижалось над крышами, вечер наливался зрелостью, как некий спелый плод, старуха погрузилась в думы о прошлом, замолчала, пытаясь что-то вспомнить, вспомнить у нее не получилось, и она вздохнула.

Внезапно зазвонил телефон. До этого Боян даже не заметил, что в комнате был телефон: он стоял рядом с несколькими южноамериканскими терракотами доколумбовой эпохи, и Бояну показалось, что и он принадлежал к этим культовым объектам — у кувшинов в виде ягуаров и горшков со сценами рождения были та же округлость краев и гладкость поверхности, как и у серого предмета из современной эпохи. Теперь этот предмет зазвонил, и его звук ворвался в апатию комнаты — новое, жестокое время внезапно ворвалось в нее, круша ее ленивую неподвижность. Старуха повела рукой, словно отмахиваясь от мухи. Попыталась встать. Но тут произошло нечто необычное.

Индус, сидевший ближе всех к телефону, сделал движение рукой. Он не дотронулся до аппарата, а просто указал на него пальцем. И телефон перестал звонить.

Робер посмотрел на Бояна, уловив удивление у того во взгляд, и сочувственно улыбнулся.

— Спасибо, — сказала старушка, поворачиваясь к индусу. — Эти аппараты иногда такие надоедливые.

Пришла маленькая японка и принесла чай. Гости принялись за угощение, наступила тишина.

— Скажите, как дела с вашим исследованием, — дочь полковника повернулась к Роберу. — Нашли что-нибудь новое о моей прабабушке? Насколько верно все то, что приписывается ей по семейной традиции?

— Да, Амалия де Розалье на самом деле была необычным человеком. Есть много писем, в которых упоминается ее имя. Похоже, она стояла во главе тайного общества, члены которого называли себя Посвященные братья Азии — она не только посещала их собрания, но и председательствовала на некоторых из них. Члены общества в своей переписке говорят о ней с большим уважением.

— Как интересно, — прошептала наследница руководителя эзотерической секты. — Вы думаете…

— Давайте закончим с моим другом Бояном, — сказал Робер, осторожно перебивая ее. — Я думаю, у вас есть что показать ему.

— Вы все знаете, — тихо сказала старушка. — От вас невозможно ничего скрыть.

Она все-таки еще мгновение колебалась. Затем встала. В этот момент телефон снова зазвонил. Но Мукунда Лал только чуть двинул рукой — и аппарат замолчал. Старушка, словно зачарованная, подошла к шкафу, сиявшему черным лаком, на котором были нарисованы японки с зонтиками и вишни в цвету, открыла ящик и что-то из него вынула.

Держа обеими руками, она донесла это до середины комнаты.

Несмотря на то, что старушка стояла, повернувшись к Бояну, Мукунда Лал протянул руку и взял то, что она держала, будто полагая за собой неоспоримое право увидеть принесенное первым.

Индус держал этот предмет в руке, далеко от себя, но не смотрел на него: глаза у него были закрыты, на лице не отражалось ничего — казалось, что он заснул.

И, как будто читая из книги внутри себя, он медленно произнес:

— Седьмое сентября одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. В непритязательной красоте каменистого македонского пейзажа все еще продолжает пылать поздняя красота лета. Дни теплые, а воздух напоен мягкостью и теплом, которые, кажется, исходят из невидимого моря…

— Ох, — всплеснула руками старая дама. — Вы читаете книгу!

Мукунда Лал поднял веки и оглядел комнату, словно пытаясь выяснить, где он находится. Он так и не открыл книгу. Это была тетрадь в твердой обложке, оклеенной плотной непромокаемой палаточной тканью; холст явно когда-то был белым, но теперь стал серым — от прикосновений и от времени.

Дочь полковника боязливо взяла тетрадку из рук индуса.

— Это первая запись в личном дневнике моего отца, который он вел на фронте, — прошептала старая дама. — Вот, — сказала она и открыла дневник. — Седьмое сентября одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. В непритязательной красоте каменистого македонского пейзажа все еще продолжает пылать поздняя красота лета… Это невероятно!

Робер взял дневник из ее рук.

— Способности нашего дорогого Мукунды доказаны многократно, — сказал он. — Но у нашего дорогого Бояна таких способностей нет. Ему нужно открыть и прочитать дневник. Вы можете быть уверены, что он не станет злоупотреблять тем, что он из него узнает. И я вам гарантирую, что он его вернет.

Владелица дневника на какое-то время замерла, словно желая что-то сказать, потом беспомощно пожала плечами и кивнула в знак согласия.

Мукунда взял дневник и передал его Бояну. При этом он положил ему руку на плечо и посмотрел в глаза.

— Я чувствую, что злые духи строят козни вокруг этого предмета. Не держите его у себя слишком долго. Но и когда его у вас не будет, действуйте очень осторожно. Во всем этом много непонятного.

В словах Мукунды было явное предупреждение, и Боян взял тетрадку с неприятным чувством.

— Теперь расскажите мне побольше о моей прабабушке Амалии, моей тезке, — сказала дочь полковника, обращаясь к Роберу. — Она действительно была знакома с Сен-Мартеном?

— С «Неизвестным философом»? Конечно. Это один и тот же круг людей, они пытались связать алхимию с восточными философиями. И вы знаете, что ее след внезапно пропадает после посещения собрания одной такой группы?

— Она исчезла во время сеанса? В детстве я кое-что слышала урывками, но детям об этом не рассказывали, а потом я встречала разные версии. Там все довольно расплывчато, не так ли?

— В некоторых записях встречается утверждение, что она исчезла в конце сеанса. Следуя церемониалу, в какой-то момент задули все свечи. Когда их вновь зажгли, ее уже не было… Но я думаю, что это просто версия — вместе с несколькими другими членами группы ее отправили с секретной миссией. Они что-то искали — что точно, я не знаю. И неизвестно куда, но они так и не вернулись. Поэтому, скорее всего, чтобы замести следы, была придумана история исчезновения после некоего ритуала.

— Это очень захватывающе, — сказала старая госпожа. — Я хочу, чтобы вы узнали об этом побольше.

— Я думаю, что мой друг Мукунда поможет мне, — сказал Робер. — У него есть на этот счет некоторые мысли.

Мукунда Лал театрально поклонился. Боян пробормотал несколько слов благодарности, но почувствовал, что старая госпожа его едва замечает. Мукунда и Боян ушли, а Робер все стоял с ней на лестнице, что-то таинственно шепча.

При прощании, когда предзакатное солнце отражалось только в окнах самых верхних этажей, Робер положил руку на плечо Бояну.

— Будь осторожен, — тихо сказал он. — Сегодня все получилось легко; это не значит, что дальше тебя не ждут никакие ловушки. И зайди ко мне, прежде чем уехать.

Через полчаса Боян уже был в Латинском квартале. Он вошел в кафе «Клини» на пересечении бульваров Сен-Жермен и Сен-Мишель. Сначала позвонил Ирене и сказал, что дневник у него в руках и что через два часа он придет к ней. Затем он сел за столик на улице, выбрав самый дальний уголок, где он не был бы слишком на виду у прохожих, заказал чай и вынул тетрадку из кармана.